…Отплывших через Лету не вернуть.
Но я бы бросил вызов пред богами,
И снова повторил свой страшный путь,
Чтоб с ними посидеть над угольками…
Друзья мои! Надеюсь, я не обижу таким обращением читателей первых двух частей моего романа «Сень горькой звезды», поскольку они уже успели подружиться с его героями, прототипами которых послужили реальные люди.
Скажу вам по-дружески, я и не ожидал такого теплого приема, какой встретила моя работа. Описанные в романе, реальные герои вдруг стали возникать из забвения, звонить по ночам и являться воочию в рабочее время. От этих неожиданностей я поначалу вздрагивал, ожидая нелицеприятностей и строгой критики. Но пронесло мимо: уверяют что не очень наврал, и даже не приукрасил. Реальная действительность была и страшнее и прекраснее — не пером описать. И каждый из встреченных не жалел досказать мне свою историю, удивительную как сама жизнь. Я не торопился их записывать, полагая, что главное сделано: роман-памятник написан, издан и слово, данное приятелям в юности, сдержано. Теперь, когда роман стал экспонатом одного из городских музеев, можно считать, что события и люди, в нем описанные, не скоро забудутся. И это — главное. Не каждому удается сдержать данные в юности обещания, а еще меньшему числу смертных удается воплотить мечты детства. Со мной это случилось и можно было бы почивать на достигнутом.
Однако, не давали задремать читатели моего романа, приставая с одним и тем же вопросом: что было дальше? И стал я вспоминать и задумываться: что же случилось дальше, по истечении десятка с небольшим лет от того момента, когда я расстался с обитателями таежного поселка на берегу Неги, отправляя их в дальнее плавание по морю житейскому.
А дальше произошло следующее. Эпоха временной оттепели в духовной жизни страны уступила периоду «застоя», а может быть, и застолья, в пьяном угаре которого сгорали лучшие чаяния. Обещанного коммунизма не получилось, и наступили времена лицемерия и двойной морали. Общество разделилось на большевиков и коммунистов. Коммунисты уже жили в провозглашенном Хрущевым коммунистическом будущем, а большинство народа еще продолжали его строить. И, чтобы не смущать Фемиду массовыми нарушениями Декларации прав человека, ей, богине правосудия, лицемеры накрепко завязали глаза куском агитплаката обозначенного как «Социалистическая законность». А может быть, что и сама она надела на глаза повязку, чтобы не смотреть на всеобщую тотальную несправедливость советской жизни, все больше напоминавшую лагерную.
Об этом периоде третья часть моего романа, в которой вы найдете немало старых знакомых — тех, которых успели полюбить и немало новых персонажей, среди которых есть всякие. Но, говорят, в каждой семье не без урода и не им эти строки посвящаются. Продолжим.