Глаза Фемиды

Глава двадцать вторая. Экологические повороты

Жадность всегда бывает наказана. Это я уже не о Михаиле, а о нашем экипаже, для которого употребление неразбавленного молока обернулось катастрофой в желудках. Изнеженные городскими молочными продуктами наши желудки взбунтовались против проникновения в них молока натурального и ненормализованного, со всеми из этого обстоятельства вытекающими. Кораблик наш, хотя и имел в длину десять метров, но, необходимых в дальнем пути, удобств был лишен начисто. Когда Колонтайцу надоело причаливать к берегам по очередной срочной надобности, он заявил, что намерен задержаться на берегу подольше, чтобы заняться лечением наших желудков.

И вот мы стоим на стрелке Туры и Тобола, в ожидании когда Колонтаец приготовит лечебное снадобье из кровохлебки, всем знакомой травки, произрастающей в изобилии на лугах и по дорожным обочинам. Опознать ее можно по красно-коричневым шишечкам на тоненьких стебелечках, которыми женщины любят украшать букеты. У этой нежной травки оказался развитый древеснистый корень, как у настоящего кустарника. Вот его-то, порубив на кусочки, и варит нам сейчас Колонтаец, уверяя что в их детдоме отваром кровохлебки от поноса всех и всегда вылечивали. Альтернативы у нас нет, и мы с Владимиром терпеливо ждем, когда будет готова красно-коричневая жидкость.

Катер уткнулся носом в берег на самом слиянии рек: с правого борта у него еще Тура, а с левого — уже Тобол. Желтые струи Туры не хотят смешиваться с темными водами Тобола и долго еще текут параллельно, пока не перемешаются и не растворятся одна в другой. То, что Тура впадает в Тобол, а не наоборот — явная географическая несправедливость. В отличие от степного Тобола, сбежавшая с Урала, Тура и полноводнее и судоходна на большом протяжении. Но у географов принято главной рекой считать ту, что длиннее. По этому признаку Тобол назначили в старшие, хотя он этого и не заслуживает. В ожидании микстуры, Романов развлекается: время от времени колотит по стальной палубе. По всему плесу от этого разносится грохот, и темная вода Тобола, что по левому борту, как бы вскипает: миллионы рыбьих мальков в панике выбрасываются из воды и падают обратно блестящими каплями. По гладкой поверхности реки разбегается рябь, как от дождя. Боже мой! Сколько же их в Тоболе! Совсем рядом, по правому борту, в Туре поверхность воды остается незыблемой — малька в ней нет, или он не из пугливых, что маловероятно. Видимо, рыбья кормовая база Тобола богаче планктоном и бентосом и это помогает малькам размножаться. Значит, рыбы в старом Тоболе достаточно. Но рыбачить нам в нем не хочется: всем известна секретная информация о давней аварии на хранилище жидких ядерных отходов на озере Карачай и попадании их в речку Теча, затем в Исеть и Тобол, вплоть до Иртыша и Оби. И хотя прибрежные жители рыбу из зараженной реки постоянно ели, и воду из нее пили, и бельишко в ней же стирали, и скота поили, никто из облеченных властью и сведущих о катастрофе людей, обеспечить их безопасность и не подумал. Несведущие люди продолжали поить из реки скот и купать в ней детишек. Как это отразилось на судьбе поколений пока неизвестно, а если кому и известно, то он не поделится засекреченной от населения информацией. Во имя спокойствия трудящихся и стабильности обстановки — так решило Политбюро.

Во всяком случае рыбы от этого происшествия в реке меньше не стало. А населения в стране много и ничего ему от радиации не сделается. Живут же в окрестностях Семипалатинского ядерного полигона казахи — и ничего. Их коровы от радиации лысеют и перестают доиться, а люди продолжают жить и даже размножаться по мере сил. Радиоактивные стада, конечно, можно забить и переработать на колбасу, чтобы разбавить дозу соей и крахмалом до допустимых пределов и скормить уже другим трудящимся, которые в зоне заражения не оказались. Потому, что в нашей стране должны быть все равны перед лицом опасности. И незачем народ напрасно тревожить разговорами о радиации и ее последствиях. Не такое пережили — прочихаются. А мяса и без того не хватает, чтобы его уничтожать, только по той причине, что оно в темноте светится. Несвежее, вот и светится. Советскому человеку, мясом не избалованному, это не страшно. Не это переваривали.

Когда мы причалили катер к мысу, здесь сворачивала работу передвижная буровая установка. Мы поинтересовались у разведчиков, не нефть ли ли они отыскали. Оказалось, что не нефть. Более того, они ее даже не ищут, а ведут изыскания вдоль трассы будущего гигантского канала Обь-Иртыш — Средняя Азия. Молодой чернявый геолог перед нами даже расхвастался: «Скоро конец вашей дикой природе. Партией грандиозное дело намечается: проложить от Белогорья на Оби, до самого Аральского моря новую рукотворную реку — канал шириной двести пятьдесят и глубиной шестнадцать метров, больше старого Тобола. По нему на расстояние две с половиной тысячи километров обская вода хлынет через Тургайские ворота, по руслу древнего высохшего Узбоя к седому Аралу, чтобы напоить пески. На месте барханов и степей появятся плантации хлопка, рисовые чеки, яблоневые сады. Возрастет благосостояние советского народа — заживем».

«Бред какой-то! — не поверил я. — Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить. Насколько мне известно из географии, сибирские реки потому и текут на север, что земная поверхность именно в эту сторону понижается. Как же вы контруклон создадите, чтобы заставить воду в гору течь?» — «Нам контруклон и не нужен — мы насосы поставим и подадим воду на любую высоту, на какую понадобится», — возразил геолог. «На конной тяге», — съиронизировал я. «Почему на конной? — не обиделся геолог. — На электрической. Вдоль трассы канала будет построена цепь насосных станций и электрических подстанций. К тому времени наберут проектную мощность Сургутская и Нижневартовская теплоэлекторостанции на попутном нефтяном газе. Насосы закрутит почти даровая электроэнергия». — «Ничего дарового не бывает, — опять не согласился я. — Еще Менделеев сказал, что сжигать нефтяной газ, все равно, что топить печь ассигнациями. Пока вы миллионы кубометров земли перелопатите, попутный газ, пожалуй, и кончится. Откуда тогда электроэнергия возьмется?» — «Атомных электростанций вдоль трассы канала настроим, — не моргнул глазом геолог. — Зато воды для охлаждения реактора не понадобится, можно из канала брать, а подогретую обратно в канал. Еще и лучше — зимой замерзать не будет». — «Замечательно, — восхитился я. — Чистую воду в реакторы, а радиоактивную в канал, для полива сельхозпродукции». «Ну зачем же так утрировать, — попробовал обидеться геолог, — так до многого договориться можно. Прорабатываются схемы естественной очистки и фильтрации. К тому же, между нами говоря, иртышская и тобольская вода не такая уж и чистая, чтобы о ней плакаться. Всего в ней хватает и грязи, и радиации».

Интересно в нашей стране получается: на очистку сточных вод денег не находится, а на супергигантские проекты, по стоимости сравнимые с годовым бюджетом всей республики, это, пожалуйста! Товарищам из ЦК и советским ученым народных денег не бывает жалко — не из своего же кармана. Но в неразберихе, которая всегда таким затеям сопутствует, самим поживиться из госказны разными, очень даже легальными, способами весьма и вполне возможно. А заодно очередное звание, доктора или даже академика, схлопотать, с последующими льготами. Вдобавок и медальку Лауреата государственной премии на лацкан повесить. И правительственную дачу получить. И чада свои на службу в МИД или Академию наук пристроить. За такой приятной перспективой экологические горизонты науки в туманной дымке прячутся, вплоть до полной невидимости. А все оставшиеся проблемы — чепуха и мелочи, на которые строителю развитого социализма обращать внимания никогда не стоит. Главное — прокукарекать на заданную тему.

«Вот и выходит, что пока оставшаяся после испарения и естественной фильтрации через грунт, вода до Арала дойдет, она превратится в концентрированный рассол ни для полива, Ни для спасения моря уже не пригодный», — попробовал порассуждать я. «Что вы! — засмеялся геолог. — Как мне известно, для предупреждения потерь от фильтрации все дно канала будет выстелено толстой полиэтиленовой пленкой». — «А вам не кажется, что если эту же полиэтиленовую пленку передать совхозам для парников и теплиц, то полученных от этой операции овощей хватит на всю страну и соседям достанется. Зато никакой экологической катастрофы. Если после извержения вулкана Кракатау во всем мире началось похолодание, то, что с нами будет, когда осушенные торфяники Западной Сибири воспламенятся? Ведь дым от пожарищ застелет весь земной шар и сделает атмосферу непроницаемой для солнечных лучей. Тогда в Средней Азии вода не нужна будет: в холоде хлопок не растет». «Перестаньте, — отмахнулся от меня геолог, — воду в ступе толочь. Из Москвы дальше видно: если партия решила, что нужен канал, значит, быть ему. И никакие рассуждения и доводы специалистов нашего уровня не помогут. С высоты Кремля — мы букашки». Так сказал нам геолог, сел в кабину своей ПБУ, хлопнул дверью, обдал нас облаком выхлопа и укатил бурить новую скважину.

- Вот такие и погубят Отечество, — плюнул вслед буровикам Романов. — Построят канал для желтолицых. На обустройство государственной границы средств не хватает, Дальний Восток от китайцев защитить не можем, Даманский им едва не отдали, БАМ достроить не умеем, мяса досыта не едим. А на канал деньги и людские ресурсы находятся, стоит только придумать очередную «стройку коммунизма». Загудит нищета, затрясет лохмотьями: «Даешь!» Пока канал строим, китайцы до Урала докатятся, канал им как раз кстати придется: со Средней Азией водой приторговывать. Они это умеют лучше нас. Из Москвы один только коммунизм виден, а проблемы Сибири не просматриваются. Лучше бы за демографией наблюдали, а то рождаемость в стране совсем упадет и строить канал будет некому.

- Вот об этом, братан, не волнуйся, — вставил Колонтаец. — В нашей стране для строительства каналов рабсила всегда найдется. Та же самая, что Беломор построила, Кара-Кумский и Волго-Донской каналы. Срочные рабы — зэки, временные рабы — стройбатовцы и добровольные — комсомольцы. Меня же тревожит другое. Если заберут из Оби и Иртыша часть воды, меньше тепла достанется Ледовитому океану, начнется второе оледенение, подвижка на юг зоны вечной мерзлоты. Это приведет к похолоданию и потере части сельскохозяйственных угодий. Неизбежное при этом осушение торфяных болот приведет к лесным пожарам, гибели животного и растительного мира, задымлению атмосферы на громадных территориях Обского и Иртышского бассейнов. Непроницаемая для солнца атмосфера будет препятствовать прогреву земли и похолодание продолжится дальше на юг. Плотины на Оби и Иртыше воспрепятствуют не только ходу рыбы на нерест, но и весеннему ледоходу. Огромные массы льда вместо того, чтобы уходить за весенней водой на север, будут медленно таять, охлаждать воздух и сдерживать наступление весны. Возникнет цепная реакция: закачанная в канал масса холодной воды с севера понесет за собой холод в южные области, ухудшая и без того неблагоприятные условия земледелия. В результате, сельское хозяйство юга Сибири и Северного Казахстана потеряет больше, чем планируется получить дополнительно. И вот я о чем думаю: разобьет человек чужое окно — его в тюрьму садят. А разорит природу целого региона — его награждают и садят в Президиум — вершить судьбы. Велики чудеса твои на Руси, Господи. Дай нам счастье не дожить до поворота вспять сибирских рек. Поплыли отсюда, братва, дальше на Север. Там найдем очищение от скверны издержек цивилизации, задумавшей погубить себя. На нашем Севере, по своей и не по своей воле, всегда собирались лучшие и здоровые силы. Может, среди них и нам отыщется место. Отдать носовой! Курс на север, вперед — полный!