Глаза Фемиды

Глава двадцать четвертая. Гниль

Владимир Романов старался не шуметь и не топать по палубе. После позднего отплытия из Тобольска, с его баней и пивом, Капитан отстоял всю ночную вахту и причалил к незнакомому берегу из-за поднявшегося тумана и невозможности продолжать движение. Теперь он отсыпался в кубрике и Владимир решил дать ему выспаться. Солнце поднималось, но туман еще продолжал клубиться. От воды тянуло сыростью, а с берега холодом. Чайки давно проснулись и активно рыбачили, то и дело падая в воду и взлетая с добычей. «Да тут полно рыбы! — обрадовался Романов. — Наловлю-ка и я на уху, пока Колонтаец проснется». И устроился с донками на прибрежном песочке. Клев начался сразу после заброса второй удочки. Брал крупный чебак, сорога, иногда окунь. Переходя от одной к другой удочке, Владимир не нашел времени, чтобы закинуть третью. Ведро быстро наполнялось рыбой. «Если так пойдет, то и на уху хватит, и завялить останется», — соображал Романов. Занятый донками, он не услышал шагов за спиной. Незаметно к нему приблизились двое, в черных спецовках. Оба поочередно заглянули в ведро, в банку с червями, а затем один из них кашлянул, чтобы привлечь внимание и прохрипел простужено: «Рыбак! Ты здесь лопату не видел?» От неожиданности Романов вздрогнул, обернулся и спросил: «Какую лопату?» — «Специальную, с дырками, метляка копать». — «Какого метляка?» — опять удивился Романов.

«А ты и не знаешь? — не поверили пришельцы. — Еще рыбак называешься. Личинка такая, в прибрежном грунте живет, на нее стерлядка только и ловится». — «А что, здесь и стерлядь водится?» — «А где ей больше быть. На метляка ловится. Значит не видел лопаты? Какая сука ее тогда сперла? Пойдем дальше, поищем. Пока», — пришельцы прокашлялись на прощание и удалились вдоль берега.

Владимир вернулся к своим удочкам, осмысливая информацию о неведомом метляке и хитрой стерлядке. Не успел он снять с крючков очередную добычу и закинуть удочки, как возле него появился следующий посетитель, черный, кудрявый и тоже в спецовке и рабочих ботинках. Он, как и предыдущие, заглянул в ведро и предложил Владимиру: «Рыбак поделись уловом. Тебе одному много». Романов подивился бесцеремонности наглеца, но не послал его куда следует, а сдержался и ответил: «Во-первых я не один, а во-вторых — сам можешь наловить. Бери свободную удочку и пристраивайся поблизости. В реке рыбы всем хватит». Пришелец явно не ожидал такого поворота, неохотно взял удочку и неумело ее размотал. Потом посмотрел, как это делает Владимир, насадил червяков и забросил. В ожидании поклевки, он присел на пятки, обняв колени руками. И тогда Романов догадался с кем имеет дело.

- Какая деревня поблизости? — спросил он незнакомца.

- Нижние Аремзяны, где не люди, а обезьяны, — усмехнулся тот.

- Почему обезьяны? — уточнил Романов.

- Потому, что зэки. Здесь колония поселение. А ты разве не знал? — последовал ответ. — Капитан в темноте не разобрал, куда причаливает. И ты тоже поселенец? Тяни, у тебя клюет!

Пришелец снял с крючка крупного окуня, бросил его в траву и закинул удочку. И только потом ответил: «Поселенец, куда мне деваться. Давай знакомиться, если вместе рыбачим. Виктор Войтюк меня зовут. Бывший интеллигентный человек».

По отсутствию на руках Войтюка наколок, Романов и сам догадался, что его собеседник не из блатных. Из вежливости, представился сам и, чтобы поддержать разговор, поинтересовался: «Я по речи твоей вижу, что пассажир ты в колонии случайный. Не пойму только как тебя сюда залететь угораздило».

- А вот угораздило! Конечно, случайный! — вскипел Войтюк. — На поселении половина невинных и случайных. Кто на ментовский крючок попался и сорваться не смог. С их крючка редкий срывается, да и то если всю пасть себе порвет. Хочешь, про себя расскажу?

- Расскажи, если не трудно, — согласился Владимир. — Торопиться пока некуда.

- Тогда слушай. Я из хорошей семьи. Отец — директор, мать учительница. А я после школы коммунальный техникум закончил, потом в армии отслужил. Вернулся в родной город, устроился в горкомхоз, сначала инженером, потом дослужился до главного. Женился. Все как у людей — живи и радуйся. И вдруг, назначают меня начальником жилуправления, да не простого, а элитного, в котором дома всего городского начальства. С этими ребятами не заскучаешь, то кран, то снег, то песочница. За всем следить надо и угождать каждому. Да в этом полбеды. Беда в том, что повесили мне на баланс образцовое общежитие гостиничного типа для молодых специалистов из бюджетной сферы. И это бы ничего — народ в основном культурный и управляемый, жить с ними можно. Гроза грянула откуда и не ждешь. Одну из комнат в общежитии, как это водится, занимал участковый милиционер. И вот он проведал, что есть в общежитии свободная комната и слил эту информации своему начальству. Комната такая и в самом деле имелась, но не свободная, а резервная горисполкома. И вот, в один из дней, заявляется ко мне в кабинет целый майор милиции с предложением отдать эту комнату заместителю начальника угрозыска, жена которого ждет ребенка. Я дрогнул — знал, с кем беседую, но все равно отказал. Мотивируя, что общежитие не семейное, для колясок, пеленок и распашенок не приспособленное и заселение семейных пар в него инструкцией не допускается. К тому же, на заселение в общежитие необходимо решение городской жилищной комиссии и даже ордер, без которых я ничего предпринять не вправе.

Майор потемнел лицом, тембр речи изменил с ласкового, на официальный — понял, что через жилищную комиссию им не перешагнуть — откажет. «Значит, — говорит, — по-твоему, без ордера нельзя. И для родной милиции исключения сделать не хочешь. И ты никогда и никого без ордера не заселял. Хорошо — хочешь жить по закону, будешь жить по закону. А своего сотрудника мы в общежитие все равно заселим. Не оценил ты, что я сам к тебе пришел, а не повесткой вызвал». Ушел и хлопнул дверью. Через день, назначили в общежитии проверку паспортного режима, нашли огрехи у паспортистки и самое страшное — установили, что я заселял некоторых специалистов без решения жилищной комиссии, а по записке председателя Горисполкома. А куда мне было деваться? Он не только мой начальник, а и всего города. Мог ли я ему отказать — да нет, конечно. Только попробуй — мигом с работы вылетишь. Но следствию ничего не докажешь: для них это злоупотребление служебным положением. Но это еще не все.

Через пару дней являются ко мне в кабинет опера с понятыми и постановлением об обыске по поводу незаконного хранения мною оружия и боеприпасов. Заранее знали что найдут. Я и не сомневался. Дело в том, что на моем рабочем столе года три открыто стоял отполированный до блеска артиллерийский снаряд от малокалиберной авиационной пушки. Сослуживец привез и на память мне подарил. Я снаряд как на стол поставил, так и не думал, по простоте душевной, что уголовный кодекс нарушаю. Стоит он открыто, бумажонки от сквозняков прижимает, блестит и без пушки все равно не выстрелит. Все посетители и майор тоже, снаряд видели, расспрашивали, а я с гордостью пояснял, что служил оружейником и храню как память. Вот его то опера официально изъяли, отпечатки пальцев сняли, протоколом оформили. Статью я уже поимел. Но и это еще не все.

Разыскали опера пропойцу Колю Степина, баламута и дебошира, которого я за все его художества из общежития выселил. Он и без того на меня злился и грозил расквитаться, а менты на него надавили, подогрели и запугали. В результате написал Коля заявление, что фактической причиной выселения его из общежития послужил его отказ заплатить мне взятку, которую я у него, алкаша вымогал, чтобы за это прекратить выселение. Ну вот, теперь им оказалось доказательств достаточно. Наручниками щелкнули и поволокли меня под стражу. Дело состряпано по трем статьям, прокурор с ними согласился, жду суда. А сам надеюсь, что добросовестная работа мне зачтется и председатель горисполкома выручит. Мог бы выручить. Но ему менты показали хранение боеприпасов и вымогательство взятки. Тот от меня сразу же открестился и от своих записок на заселение отказался. Все друзья тоже — как осенние листья отпали. А я с ворами в камере сижу и все верю, что советский суд — самый гуманный и справедливый суд в мире во всем разберется, пожурит за глупость, да и оправдает. И так я был в этом уверен, что и адвоката нанимать не стал. Решил, что достаточно судом назначенного. И, как оказалось, зря».

- Зря, конечно, — подтвердил Романов. — С хорошим адвокатом можно было и оправдаться.

- Откуда мне было знать? Я же по первой ходке шел и до этого никаких дел с уголовкой не имел. Считал, что если не виновен — то и доказывать не надо. Однако, если назвался груздем — полезай в кузов. Суду и без адвоката все ясно: милиция зря дело шить не будет. Она же рабочекрестьянская. Как меня судили — вспоминать не хочется. Ни одному моему слову не поверили. Но, как кореша меня уверяют, народные заседатели сжалились: по совокупности, всего два года поселения дали, хотя прокурор просил значительно больше. Майор на чтении приговора лично присутствовал и сокрушался что мало дали. Половину я уже на местной лесопилке оттянул, еще год чалить осталось. Однако, мне идти пора.

Войтюк вынул из нагрудного кармана большие старинные часы- луковицу и с шиком щелкнул серебряной крышкой. Крышка открылась и в недрах часов зазвенели крошечные колокольчики: «Ах мой милый Августин, Августин»…

Володя от неожиданного зрелища даже о рыбалке забыл: «Какие у тебя Виктор, редкие часы. Я таких ни у кого не видел».

- Швейцарские, Мозер, — подтвердил Войтюк. — Часы старинные, замечательные и идут великолепно, но не очень удобные: все время боюсь потерять. Или выроню, или вытащат. В моем положении наручные гораздо практичнее. Да только негде их взять.

- А давай поменяемся, — предложил Романов. — Я тебе за брегет предлагаю свою «Ракету», в позолоченном корпусе и с браслетом.

- Правда, позолоченные и с браслетом? — неуверенно протянул Виктор. — Можно посмотреть?

Романов снял с руки и протянул часы Войтюку. Тот осторожно взял, повертел, посмотрел клеймо, приложил к уху. Неизвестно, что он услышал, но в результате согласился, что можно и поменяться. «Я тебе в придачу еще и удочку дам», — обрадовался Владимир.

- Идет, — согласился Войтюк, передавая Романову брегет. Затем смотал удочку, собрал рыбу и удалился в сторону поселка.

Романов посидел еще минут десять и тоже прекратил ловлю. Солнце уже поднялось, на палубе катера показался Колонтаец, который зачерпнул ведром забортной воды и, умываясь, шумно фыркал. Это значило, что предстояло отчаливать и завтракать.

Дизель застучал на режиме прогрева. Романов поднялся на борт и взялся за приготовление ухи. Когда уха закипела и Нижние Аремзяны остались позади, Романов вспомнил о часах и решил полюбоваться приобретением. Однако обнаружил, что стрелки застыли, и часы молчат. «Забыл завести», — сообразил Владимир, поставил стрелки наугад и подкрутил головку. Часы весело замурлыкали. Довольный Владимир представил себе как удивит удачным приобретением Колонтайца и погрузил часы в специальный карманчик, который на его пиджаке так кстати оказался.

Спустя пару часов, Романов поднялся в рубку и эффектным жестом достал брегет: «Не пора ли менять вахту?» Крышка часов откинулась, колокольчики пропели, но стрелки снова застыли. Пружина короткая, догадался Романов. Надул его прохвост Войтюк. Колонтаец терпеливо сдерживая смех, выслушал всю историю надувательства и резюмировал: «Володенька. Ты же опытный адвокат, а дал провести себя как последнего лоха. Понимать надо, что жулик, он и в домоуправлении, и на поселении жулик. Если протухшую рыбу заморозить — она перестает пахнуть. А слегка оттает — снова вонять начинает. Так и этот Войтюк, оттаял. И не такой уж он невинный, как тебе представился. Значит, выдали ему по заслугам и впереди он еще не раз схлопочет. А часы эти сохрани, как предупреждение против излишней доверчивости и жлобства.

- И что мне теперь с ними делать? — жалобно простонал Романов.

— А сделай из них грузило для новой донки. Ты же свою этому проходимцу отдал. Хорошее грузило получится. С музыкой.