Гражданин Города Солнца. Повесть о Томмазо Кампанелле

Глава LXII

На очные ставки с теми, кто сломался и начал давать показания, вызывали и Дионисия. Тот, верный клятве, которую они дали друг другу, упорно все отрицал. Дионисий в жалких тюремных отрепьях еще больше сходствовал с апостолом древних времен. Говорил медленно, спокойно, уверенно. Только огромные руки комкали край одежды. Кампанелла догадывался, что Дионисий ни в чем не признается. Вместе их на допрос не вызывали ни разу. Зачем судьям очная ставка двух заговорщиков, которые все отрицают? Крамольники только укрепятся в упорстве, вдохновляя друг друга своим примером.

Однако тут произошли важные события. Доменико Петроло, который в Калабрии первым сознался, что принимал участие в заговоре и рассказал все, что знал, теперь понял, какую беду навлек на друзей, терзался муками раскаяния, рыдал, говорил, что наложит на себя руки. Дионисий убедил его, что если он хочет исправить содеянное им зло, то не самоубийством, а отказом от прежних показаний. Кампанелла, ни единым словом не укоряя его за прежнее, обращался к нему в стихах как к другу, говорил, что верит его мужеству. И слабый сломленный человек вдруг объявил трибуналу, что все сказанное им в Калабрии — ложь. Его показания вырваны у него обманом, посулами, угрозами. Узники, видевшие его в тот день, когда он отрекся от прежних показаний, едва узнали Петроло: скорбная складка, прорезавшая его лоб, исчезла, он улыбался! Кампанелла передал, чтобы никто не вздумал попрекнуть Петроло прошлым: все забыто, все прощено, он снова вошел в их чистое братство.

Однако судьи услышали в голосе Петроло, когда он отказывался от показаний, чуть заметную трещину. Он говорил громко и напористо, словно сам себя подхлестывал. Не было в его голосе непоколебимого спокойствия, которое приводило судей в исступление, когда они допрашивали Кампанеллу и Дионисия. Они знали — тот, кто так отрицает их обвинения, часто пытается заглушить свой собственный страх. Пытать? Успеется. Пока что Петроло отправили в карцер.

Карцер находился под землей. Здесь было нестерпимо холодно. Каменный пол заливала ледяная вода, в которой плавали нечистоты. По стенам ползали мокрицы. Петроло оставили в исподнем, приковали к стене короткой цепью, так что он мог сделать только несколько шагов, и заперли. Спать можно было только на осклизлых ступенях, опершись головой о стену. В карцере темно. Ему казалось, если он сделает шаг, он куда-то провалится, повиснув на цепях. Петроло боялся двигаться и не мог оставаться неподвижным — все тело затекало. Скоро он потерял ощущение времени. Пробовал молиться. Помогут ли молитвы? Там, наверху, на тюремном дворе, светило солнце, там его встречали изумленные взгляды тех, кто сдался, дружеские улыбки тех, кто твердо стоит на своем. Там легко чувствовать себя гордым и честным. Но как заставить себя испытывать это чувство, когда ты унизительно полунаг, прикован цепью к стене, окружен вонючей тьмой, когда твои босые ноги стоят в холодной жиже, когда до тебя не доносится ни одного звука, кроме собственного загнанного дыхания и тяжелого звона цепей. Тюремщик, который оборудовал в Кастель Нуово этот карцер, человек изобретательный и забавник, назвал его «ямой для крокодилов». Название он объяснял так: «Тут даже крокодил либо заговорит, либо сдохнет!»

Судьи подобрали ключ к Петроло. Бесценная вещь опыт! Петроло мог быть смелым, когда рядом друзья. Он не умел оставаться смелым наедине с самим собой. У его мужества было короткое дыхание. Когда не с кем было поделиться своими страхами, не от кого получить поддержку, он сдавался. Темнота и одиночество ввергли его в ужас.

Спустя некоторое время Кампанелла и Дионисий узнали — Петроло отрекся от своего отречения и подтверждает прежние показания. Если бы только это! Петроло не просто вернулся к тому, в чем недавно горько каялся, но обвинил Дионисия и Кампанеллу, что они заставили его отказаться от показаний, данных прежде, они предписали ему, как вводить трибунал в заблуждение. Дионисий недоумевал и негодовал. Своими руками убил бы труса и негодяя! Кампанелла не удивлялся. Он знал — тот, кто делает одну уступку судьям, превращается в каплю воды на крутой крыше — не может удержаться, катится по наклону дальше и дальше, пока не разобьется в последнем падении.