Гражданин Города Солнца. Повесть о Томмазо Кампанелле

Глава LXXVII

Не только столкновением далеких и могучих сил определялась жизнь Кампанеллы. Надзиратель, рьяно и дотошно, до последней буковки исполняющий все предписанные строгости, делает тяжкую жизнь узника непереносимой. Другой закрывает глаза на то, что на воле не имеет никакого значения, а для Кампанеллы подобно жизни. И вот уже в камере пусть не листы, но хотя бы клочки бумаги. И хоть не чернильница, но черепок. Однако в него можно макать перо, а если не перо, хоть заостренную палочку, Этим премудростям Кампанеллу не учить. Мог бы трактат написать — тысяча хитростей в обход тюремных запретов! Не напишет он такого трактата. Еще многих философов и бунтарей, мудрецов и пророков после него постигнет такая же судьба, и они поневоле выучатся этой горькой науке. Записывать ее уроки нельзя. Это наука тайная, великое изустное предание гонимых, преследуемых, заточаемых. Им и передавать его друг другу, им и хранить, не раскрывая его тайн тем, кому их не следует знать.

Комендант крепости Кастель дель Ово встречал знатных людей, которые говорили о Кампанелле с любопытством, а иные и с восторгом. Что им Кампанелла? Слава этого узника бросала лестный отсвет на коменданта Кастель дель Ово. Комендант гордился — на острове он хозяин. Он забывал, как мало расстояние между крепостью и берегом и что их связывает мост, по которому в любой миг может прискакать гонец с приказом, коему комендант обязан беспрекословно повиноваться. Сам себе он казался на острове владетельным синьором. Разве не он отдает приказы солдатам крепостного гарнизона? Разве не он отдает приказы дозорным на башнях? Разве не ему подчиняются пушкари на стенах? Не он назначает каждый день пароль и отзыв? Не он распоряжается надзирателями?

Порой Кампанелла казался коменданту не столько заключенным, сколько подданным островного княжества. Подданных можно карать, а можно миловать. Иногда комендант допускал к Кампанелле посетителей. И не только неаполитанских друзей или родичей и знакомых из Калабрии. Совсем нет! Порой в камере Кампанеллы появлялись люди, которых узник не знал. Зато они о нем знали. Не только из других городов — из других стран приезжали повидать Кампанеллу. Комендант видел, что с его узником говорят не как с крамольником, а как с мудрецом. И это наполняло его душу спесью.

Комендантом Кастель дель Ово руководило не только горделивое сознание, что он властен разрешить, а властен и отказать человеку, прибывшему ради встречи с Кампанеллой за тридевять земель, не только тщеславное сознание, что в его власти знаменитость. Он получал от своей снисходительности вполне ощутимые блага — среди людей, искавших встречи с Кампанеллой, многие были состоятельными. Тщеславный комендант и не подозревал, что несколько торопливо им написанных пропусков к Кампанелле стали для него пропуском в бессмертие. Никогда никто не вспомнил бы о нем, не случись ему войти в историю снисходительным тюремщиком Кампанеллы. Он закрывал глаза не только на то, что посетители приносили Кампанелле книги, но и на то, что они выносили из его камеры рукописи. Переписанные от руки, его сочинения расходятся в эти годы по разным странам. Это великое утешение!