Глава LXXI

Томмазо Кампанелла, бывший подследственный, превратившийся в осужденного государственного преступника и еретика, возвращен в камеру. Можно поразмыслить над своей судьбой. Через несколько месяцев ему исполняется тридцать пять лет. В тюрьмах он в общей сложности провел шесть лет. Все оставшиеся годы, — а кто знает, сколько их осталось? — ему предстоит быть узником. Некоторые считают — ему посчастливилось. Мог умереть в застенке. Мог быть приговорен к смерти. Мог сойти с ума. Воздай хвалу милосердному богу, что этого не случилось! Сражение во имя свободы своего края, а потом всей Италии он проиграл. О жертвах — погибших, замученных, убитых, оторванных от родных и близких, находящихся в тюрьмах, — страшно думать. Их много. Он не может помочь им. Не может доказать тем, кто жив, что все было не напрасно. А может, напрасно? Мысли об этом мучают его днем, не оставляют ночью. Что дальше? Он не в силах больше притворяться безумным. Да и какой в этом смысл? Трибунал в его болезнь не верит. Однако и сразу отказаться от тягостной роли опасно. Приговор подразумевал, что дело о заговоре завершенным не считается — Кампанеллу могут в любой момент вновь потребовать к ответу, и ничто не помешает вице-королю добиться смертного приговора.

Когда читали приговор, Кампанелла едва слышал секретаря. На минуты он словно глохнул. Только теперь, в камере, у него в сознании стали всплывать слова приговора. Кажется, там говорилось, что пожизненное заключение Кампанелла должен отбывать в римских тюрьмах Святой Службы. Тут было над чем задуматься! Перевезенный в Рим, он уйдет из-под власти испанцев. Для них он не столько еретик, сколько бунтовщик против их владычества. Но Святая Служба в Риме может снова заняться всеми его прежними прегрешениями против церкви. Все-таки, пожалуй, лучше оставаться в Неаполе. В Кастель Нуово он знает всех. И его знают все. Он здешняя достопримечательность, им гордятся солдаты, стражники, надзиратели. О нем наслышаны все заключенные. Здесь даже в самое трудное время он находит возможность передать и получить записку. В Неаполе у него друзья. Может быть, их хлопотам обязан он тем, что жив. В Риме он окажется один на один со Святой Службой. Ненависть Мадрида и ненависть Ватикана. Рим или Неаполь? Что выбрать? Разве он может выбирать? Разве от него что-нибудь зависит? Что может сделать человек, оказавшись на горной дороге в запертой карете, если кучер пьян, а лошади понесли? Именно такую карету напоминал ему мир, в котором он живет. Так что же может этот человек? Пересаживаться с сиденья на сиденье? Выбраться из кареты, столкнуть кучера с козел, схватить вожжи в свои руки? Это прекрасно, но, увы, невозможно! Значит, ему остается одно — сохранять достоинство. Может быть, лошади не разнесут карету, может быть, кучер протрезвеет. Может быть, карета не рухнет в пропасть.

Загрузка...