Громов: Хозяин теней. 2

Глава 12

Глава 12

Каждой семье, каждому отдельному человеку и каждому возрасту необходим автоматический питатель свежим воздухом и дезинфектор лёгких. Для укрепления и обеззараживания лёгких, зева и носоглоточной полости, для ограждения себя от насморков, бронхитов, жабы и чахотки. Без целителей и лекарств! Единственный в России склад. При редакции журнала «Спиритуалист» [1]

«Спиритуалист»

Хорошо, что её не видят.

Очень хорошо.

Это жутко выглядит, когда тварь берёт и просто засовывает голову внутрь мальчишки. А потом её тело, вцепившись когтями в плед, начинает будто ввинчиваться внутрь, и только суставчатый хвост мелко подрагивает. Паренек же, до того лежавший тихо, выгибается, раскрывая рот в безмолвном крике.

— Держи, — приказывает Еремей женщине, которая тоже готова закричать, но уже совсем не безмолвно. И сам придавливает плечи мальчишке. — Сейчас… попробуем… убрать эту погань.

Тень высовывается, вытягивая за собой длинное тонкое нечто, больше похожее на клок спутанных волос. Как-то я у Ленки из слива похожий достал. Только эти ещё и шевелятся. Впрочем, тень пошире разевает клюв и эта волосяная пакость исчезает в её пасти. Правда, волосы всё тянутся и тянутся.

Она ловко перехватывает их клювом, выдёргивая и не позволяя оборваться. А когда ком всё-таки исчезает — я вижу, как он катится по тонкой длинной шее — ныряет снова, вытаскивая ещё один.

— Тихо, Матрёна, — Алексей Михайлович, к счастью, соображает быстро и теснит женщину. — Займись вон Сиси… и молись, чтоб получилось. Хотя нет.

Он бросает на меня быстрый взгляд, и рука женщины застывает, так и не сотворив крестное знамение.

— Потом… если получится, помолишься. А ты можешь подойти ближе. Если надо.

Ага. Могу.

Толку-то? Но подхожу. И тень, давясь куском чего-то донельзя отвратного с виду, радостно хрюкает. При этом перья её поднимаются дыбом. А я… я смотрю на бок мальчишки. Его раздувает ещё сильнее. Кожа выпячивается этаким пузырём, и моя рука сама к нему тянется.

Горячее.

И мягкое наощупь. Пальцы проваливаются, а в голове мысль — я ж ни хрена ни лекарь, не повредить бы… что? Печень? Кишки?

Только вот давлю этот страх. Если я правильно всё понял, мальчишка и так обречён. А значит, шанс один. И я направляю силу, ту, из которой делал саблю. Позволяю ей впитаться в тело, в кожу вон, мышцы, потроха или что там склизкое под пальцами. И пузырь всхлипывает, раскрывается гнойною раной, выплёвывая куски черноты.

Тень их радостно ловит, спешно глотая.

А я…

Они живые, эти куски. Там. Внутри. Снаружи — будто оболочка, а под нею — та же тень, только сконцентрированная, что ли. И в ней плавает даже не волос, скорее уж ресничка.

Паразиты?

Стоит мне прикоснуться, и сила сама впитывается, а комок иссыхает. Надо же… я, выходит, и так могу. Мальчишка?

Дышит.

И ровнее, кажется… так, ещё не всё, тень зализывает рану на боку, где уже вместе с тьмой сочится и кровь. Тонкий язык мелькает быстро-быстро, подбирая мельчайшие крупицы. Надеюсь, что печень всё же не повреждена и кровь — от подкожных сосудов.

Кожа страшно кровить может.

Я, осмелев, пускаю волну силы, пытаясь мысленно как-то настроить её на тварей. Они ещё там, внутри. Тень выбрала крупные скопления, но вот эта сыпь… пузырьки — даже не пузырьки, а будто спичечные головки, торчащие из кожи, один за другим лопаются.

А я выпиваю эти, недозревшие, яйца.

И не только их. Волна проходит сквозь мальчишку и возвращается.

Вот… руки дрожат.

Целитель, чтоб вас…

— Всё… — выдавливаю, уточнив, однако. — С ним… вроде… надо ещё вот… остальных. Проверить.

— Надо, — Алексей Михайлович отпускает мальчика. — Потница весьма заразна.

А значит, первым делом тех, кто тут. Их даже не проверять, а сразу лечить. Потом Анну, жену дорогого Аполлона как-там-его и мать детей. Ну и всех, с кем она контактировала… и твою ж мать, тут поезд потенциально заражённого народу.

И что-то подсказывает, что на всех меня не хватит.

Спокойно, Громов.

Психовать ещё рано. Вагон второго класса пустой, а те, кто сидят в следующем, сюда не заглядывают. Даже если эта зараза по воздуху распространяется — кстати, надо выяснить, как именно она распространяется — то вагон станет своего рода буфером. И высоки шансы, что зараза к третьеклассным, набитым народом, не пробьётся. А тут как-нибудь потихонечку, неспеша…

— Мать его где? Она с ним контактировала, — я убираю руки от мальчишки. — И остальные. Надо изолировать…

— Изолируем. Мы все тут теперь в изоляции. Но…

Алексей Михайлович прикладывает пальцы к шее мальчишки, затем щупает лоб его, оттягивает веки и выдыхает.

Получилось?

Надеюсь.

Тень же теряет интерес и поворачивается к девочке.

— Хорошая, — а та берёт и тянет руку навстречу. — Можно погладить? Она не кусается?

Сдавленно ахает нянька, зажимая себе рот обеими руками. Алексей же Михайлович бросает быстрый взгляд на меня.

— Погладь, — я понимаю, что наши попытки что-то там замаскировать проваливаются с треском. Сейчас вот окончательно. — Она может и руки облизать…

— Чешутся…

— Вот, чтоб не чесались, то и оближет.

У девочки явно дар и, сколь понимаю, сильный. Это хорошо? Плохо? Для меня — так очень плохо, потому что дальше врать смысла не будет.

Тень тычется в детские ладошки и язык её, скользя по коже, сдирает сыпь и бородавки. Это вряд ли приятно, но девочка закусывает губу и молчит.

Как и нянька.

И это вот молчание тянется, тянется, выматывая нервы.

— Что нужно делать по протоколу? — я беру Матрёну за руки, и она подчиняется, хотя в полупрозрачных глазах её ужас. И странно, что боится она именно меня.

С чего?

Сила обволакивает руки. И я понимаю, что да, здесь всё куда как проще. Зараза расползлась поверху, а глубоко внутрь пробраться не успела. Паразиты увязли в толстой коже, кое-кто пробился в трещинки, но не успел добраться до кровеносных сосудов.

И сгорает эта погань сразу.

— Ох… — выдыхает женщина и вздрагивает.

— По протоколу я должен остановить поезд, — заговаривает Алексей Михайлович. — Всё движение будет прекращено до появления представителей Синода…

То есть связь у них имеется.

— … они проведут осмотр, выявят заражённых. Попробуют излечить.

— Попробуют?

— Лёгкие формы можно. Благословение работает, но… — Алексей Михайлович опускается на лавку рядом с мальчишкой. — Это довольно болезненно. И когда затронута печень или лёгкие, или иные органы… шансов немного.

Это он мягко выразился. Благословение сжигает тварей. А когда у тебя в печени чего-то там горит, то здоровья это не прибавит.

— При хорошем целителе шансы есть, конечно… но…

Хороших целителей немного.

— Когда помощь прибудет?

— В лучшем случае через пару часов. В худшем — сутки или больше. В городе может не быть дознавателей или святителей. Придётся ждать.

Логично.

— А люди? Если люди узнают?

А причину остановки придётся объяснять.

— Если люди узнают, что тут потница, — заговорил Еремей, взиравший на всех с высоты своего роста, — то побегут…

— Тут леса, — возразил Алексей Михайлович.

— Вот в них и побегут. В леса, в болота… вы уж извините, но там, — Еремей качнул головой в сторону вагонов. — Не будут ждать, когда до них зараза доберется. И вылечат ли. Или же сгонят в одну кучу, без разбору, предоставив Господу разбираться, кому из этой кучи жить, а кому уж и пора. А так оно скорее всего и будет. И люди знают.

То есть паника?

Ещё какая…

— Оцепление… — Алексей Михайлович произнёс это неуверенно и сам же себе возразил. — Людей не хватит.

— А могут и на вагон пойти. Сжечь, как оно издревле было… может, конечно, потом и ловить станут, и судить, но лучше каторга, чем смерть.

— На это, полагаю, и расчёт, — я отряхнул руки. — Всё. Тут больше заразы нет.

Тень забралась на диванчик, втиснувшись между подушек, и пристроила уродливую голову свою на колени девочке. А та перебирала пёрышки на голове и что-то тихо говорила. Руки её, красноватые, со содранной местами кожей, сочились сукровицей, но она будто и не чувствовала боли.

— Поезд остановится, — продолжил рассуждать Алексей Михайлович. — Они заберут то, что хотят, и скроются в толпе. Не удивлюсь, если в вагонах уже пустили слухи про болезнь. Но пока поезд едет, бежать некуда…

Достаточно перекрыть дверь в вагон. Переходы между ними узкие, тесные. На таких толпу сдержать легко, если и вправду решат бороться с заразой старым народным способом.

— Останавливаться нельзя, — Алексей Михайлович поглядел в окно. — Да… пожалуй… но… если я привезу заразу в город…

— А вот с этим сейчас поработаем, — я потёр руки.

Усталость прошла, сменившись возбуждением.

— Мне нужно осмотреть всех, кто в вагоне… и ещё… те чемоданы… в них бы тоже заглянуть.

Алексей Михайлович задумался, явно пытаясь понять, что важнее: зараза, которая может расползтись, или потенциальные бомбы.

Или не бомбы?

Если поезд должен был остановиться, то зачем взрывать?

И надо решаться…

В дверь постучали и раздался спокойный голос:

— Алексей Михайлович, что у вас?

Еремей дверь открыл, пропуская невысокого пожилого господина в мундире, перехваченном трёхцветной лентой. Господин был без оружия, но аура силы, кипевшая над ним, переливалась всеми оттенками лилового. А я только сейчас сообразил, что вижу цвета.

У аур вижу или как оно правильно.

И у артефактов ведь.

Надо же. А и внимания не обратил. Точно. Танечка, внучка целителя, у неё сила зелёной была. А тут лиловая, тяжёлая, что плита могильная. И душная. Прям всё купе и заполонила.

— Доложитесь, — взгляд господина задержался на пареньке, точнее на ране его, к которой нянька уже приложила кусок белого полотна.

Рубашку?

— Потница. Вылечили. Надо… изолировать вагоны.

— Остановить поезд.

— Нельзя, — Алексей Михайлович покачал головой. — Это не случайность. Остановим — начнётся паника. Мы не справимся. Людей мало. Болезнь изолируем. И вот… мальчик… говорит, что может вылечить. Охотник.

Взгляд гостя задерживается на мне. Тяжёлый такой. И главное, не понять, что этот, с бакенбардами седыми, думает.

— Громов, — произносит он презадумчиво, чуть склоняя тяжёлую голову набок. — Их кровь… надо же, а я думал, что всех знаю.

А я вот его не знаю.

— Бастард я, — отвечаю, сдерживая желание скрыться за спиной Еремея, который перед этим вот вытянулся в струнку. — Еду… вот… знакомиться… с семьёй. Если примут.

— Если? — удивление гостя заставляет его силу перекатываться. Тень закапывается поглубже в подушки. — Да быть того не может, чтобы не приняли. Громовы от своей крови никогда не отказывались.

Да? Обнадёживает в этом случае.

Наверное.

— Ладно. Я лично прослежу, чтоб доехал… хочу поглядеть на Аристархово выражение лица… так… тогда вот как сделаем. Там целителя привели. Машенька волнуется, да и Аннушка тоже… с неё начнёшь. Она с детьми сидела. Потом остальных… целитель, как понимаю, не случайный? Как тебя…

— Еремей, ваше превосходительство, — сказал Еремей, и этот… генерал, не меньше.

— Пригляди, чтоб детям вредить не вздумал. Если вдруг… постарайся без лишней крови, чтоб не напугались. Мальчик…

— Савелий.

— Савелий… это ж где так Аристарх-то опростоволосился… ладно, после разберемся… второе купе освобожу. Будут приходить по одному. Начнёшь с Анны, потом Мария. Дальше разберёмся. Алексей Михайлович, вы там организуйте, чтоб беспорядков не было. Но телеграмму я отобью, пусть готовят запасные пути и карантин… Есть ещё что?

— Да, — Алексей Михайлович подошёл и произнёс на ухо пару фраз.

Генерал помрачнел.

— Вот никогда мне этот хлыщ не нравился… ладно, разберёмся. Что бы там ни было, взрывать в движении не рискнут. Особенно, когда сами здесь. Идёмте…

Он распахнул дверь, рявкнув:

— Дорогу…

И я успел увидеть, как нервно шарахнулся в сторону мужчина в мятом пиджаке дурного кроя. Он прижал к груди потрёпанный саквояж, нервно сглотнул и выдавил:

— Я… целитель.

Целитель.

Над ним клубилось облачко бледно-зелёной силы, но такое, разреженное, да ещё и крепко потраченное мелкими пятнами, почти как у Антона Павловича.

Тоже дурными травками балуется?

Или это от иного чего?

Прячась за спину генерала, я разглядывал целителя… целителей? За этим вот, нервным и неказистым, явно готовым в любой момент упасть в обморок, виднелся ещё один. Высокий. Плечистый.

И одет, пусть бедно, но опрятно.

Держится тоже с немалым достоинством, вон, взял генеральшу за руку и что-то ей втолковывает, причём так, что та слушает. Тоже талант.

А вот силы в нём не было. Ни капли.

И при появлении его превосходительства беседа прервалась, потому как генеральша рученьку забрала, подалась вперед:

— Никита, что с Серёжёнькой?

— Уже все хорошо… — произнёс граф. — Повезло. Болезнь удалось остановить в самом, так сказать, начальном периоде.

Ишь, как перекосило-то красавчика, прямо рожу скорчил, пользуясь тем, что генеральша его не видит.

— Ты уверен…

— Полностью. У Алексея Михайловича оказались полезнейшие знакомые… а у них лекарство.

— П-помилуйте, — встрепенулся целитель. — Но из того, что я услышал, это… это потница!

Надо же, какой высокий уровень профессионализма. Ставить диагнозы, пациента не видя.

— А она не лечится…

— Можете сами убедиться, — генерал отступил от двери. — Ваша помощь тоже не будет лишней… а вы, молодой человек, тоже целитель?

— Это… это помощник мой. Студент. Очень талантливый… — целитель нервно дёрнул плечиком. — Он… он необходим…

— Думаю, он необходим в другом месте. Дорогая, придётся осмотреть Анну и тебя тоже. Вот, возьми молодого человека, проводи во второе, там приёмную и устроим.

Под взглядом генеральши я поёжился.

А она вдруг ничего не стала говорить и лишь кивнула, бросив:

— В таком случае, медлить не стоит. Если всё и вправду так… Анна с Аполлоном. Я велела налить ей успокоительных капель. Она совсем извелась… И где Елизавета? Она тоже была рядом с детьми и если так, то могла заразиться. А вы, молодой человек, не стойте. Отправляйтесь в следующий вагон и займитесь делом. Передайте офицерам, чтобы подходили сюда, а сами проведите осмотр нижних чинов. При малейшем подозрении…

Вот теперь из-под маски склочной капризной женщины выглянула истинная генеральша.

— Но я… — студент растерялся.

— Выполняйте, — бросил генерал.

— Но вы должны остановить поезд! — целитель сорвался на крик. — По протоколу… по… если потница, вы просто обязаны…

— Нет нужды…

— Вы должны… они ведь должны… они… они должны остановить поезд! — его сила качнулась, а сам он сорвался на крик.

Кажется, именно тогда всё снова пошло не по плану.

[1] На основе реального рекламного объявления