Громов: Хозяин теней. 2

Глава 24

Глава 24

Сенаторская ревизия петербургского интендантства обнаружила злоупотребления таких громадных размеров, перед которыми бледнеют даже московские. Особенно прибыльны для интендантов были операции по отправке съестных припасов на Дальний Восток. Продолжительность пути из Петербурга к восточным гарнизонам давала широкий простор интендантским махинациям. Интенданты сами сознаются, что когда нужно было сплавить какой-нибудь неудобный продукт, например, муку или сало, то продукты отправлялись на Восток. Припасы по прибытии на место оказывались, конечно, негодными — «в виду продолжительности пути». Другой выгодной операцией была продажа частными лицам права на вагоны для перевозки товаров. За вагон интенданты брали по тысяче рублей и более. Ревизией привлечены к суду многие интенданты, уже вышедшие недавно в отставку. [1]

«Руль»

Сидели мы долго.

Давешний солдат и каши дал, в махоньких таких котелочках, а вот ложками не обеспечил. Так и сказал:

— Звиняйте, немашечки. Как-нибудь так…

Мы и справились. Было бы чего жрать, а уж способ это сделать найдём.

Девчушка держалась рядом, поглядывая на Серегу с восторгом, а на нас — с опасливым интересом. Мы же смотрели на вагон. Жуть до чего хотелось узнать, что там, внутри, но при синоднике тень я выпускать не хотел, а приблизиться нам бы не позволили.

Вон, оцепление выставили.

И Пётр Васильевич пришёл. А потом ушёл, чтобы вернуться с тремя какими-то типами в одинаковых серых костюмчиках.

— Жандармские, — сказал Метелька, зачёрпывая кашу сложенными хитрою фигурой пальцами. — Из особого, небось.

Спорить с ним никто не стал.

Потом один вышел. Огляделся.

И отправился к прибывшему поезду. Оттуда уже вернулся в сопровождении военных. Ну а там и Марину вынесли. Так от на носилках и вынесли, чтобы в поезд загрузить.

— Она ж вроде живая была, — сказал я, чувствуя себя не то, чтобы совестно, скорее уж неловко.

— Так и осталась. Просто, скорее всего, полную блокировку навесили, — пояснил Серега. — Артефакторную. Последняя разработка. Действует даже на одарённых, пусть и низкоранговых. Не позволяет обратиться к дару, а при необходимости и на мышцы воздействует, чтоб тело не слушалось.

— Это чтоб не напала? — уточнил Метелька.

— И поэтому, но в данном случае скорее, чтобы не навредила себе, — Серега тоже ел кашу и руками, хотя видно было, что чувствует он себя до крайности неловко. В нём хорошее воспитание явно боролись с нежеланием отрываться от коллектива. Вот увидит его Матрёна и окончательно уверится, что мы на Сергея Аполлоновича дурное влияние оказываем.

А и пускай… каша-то вкусная.

И жрать охота.

Не знаю, как Сереге, но мне вот со страшною силой. То ли целительская магия тому виной, то ли приключение недавнее и нервы. Меня и в той жизни с нервов всегда на жрачку пробивало.

— Многие террористы, понимая, что в случае неудачи они столкнуться с дознавателями не только полицейскими, но и Священного Синода, предпочитают умереть, но не выдать тайн. Некоторые носят во рту яд, бывает, что зашивают ампулы в кожу или вот в дырку от зуба прячут. Иглы опять же ядовитые. Слышал, в воротничок прячут. А женщины — в булавки там или заколки для волос. Одарённые могут заклятье смертельное закрепить, чтоб активировать в случае неудачи. Ну и так, всякое и разное. Целитель сам по себе способен сердце остановить. Или там дышать перестать. Силой дара. А теперь…

А теперь Марина будет лежать тихо и спокойно до самой встречи с этим… исповедником.

— Ещё повезло, что сразу себя не убила. Её старший усыпил, вот и получилось, — завершил рассказ Серега. — Теперь, наверное, заберут… повезут на дознание. Вон, и Синодник с ними…

Тот и в самом деле направился к поезду. Широким таким шагом, бегом почти. Что-то с этой Мариной они засуетились… будто ощутив мой взгляд, Синодник обернулся и погрозил пальцем.

А я что

Я ничего.

Сидим вот. Кашу доедаем.

— Я так и не понял, чего она делала-то, — Метелька провёл пальцами по краю горшка, собирая последние крупинки.

— Силу собирала. Точнее вытягивала из людей. Поглотители… это запрещённая технология. Её когда-то создавали, но потом поняли, насколько опасна. Когда стало ясно, что на очистку не годится, то попытались сделать оружие, против одарённых, но тоже не вышло. Слишком большой поглотитель нужен, чтоб серьёзный дар впитать. В итоге точно дестабилизация и прочее… поэтому и закрыли работу. Но вот… это не совсем, чтобы научно… — Серега замялся.

— Да ладно. Не тяни кота за яйца, говори, как есть… доедать будешь?

— Нет. Я… кажется, сыт. Благодарю.

— Давай сюда, — Метелька забрал котелок, в котором оставалось больше половины каши. — Чего? Я не гордый. А жрать хочу… мы вообще дома из одного котла сёрбали. Только у бати своя миска была. Глиняная. С росписью. Пока по пьяни не грохнул… так чего там?

— Это… как бы… не точно… просто… мой отец… и его друзья, когда дома… отдыхали…

— Бухали?

— В каком смысле?

— Пили?

— Пили, — согласился Серёга. — Много… маму это расстраивало. Но не про то хотел… они иногда обсуждали… разные вещи.

— А ты слушал.

— Так я не нарочно. Они просто громко обсуждали.

— Да ладно, не пыхти. Я ж так… сам ухи грел, ну, чтоб знать, кому он задолжает на этот раз. Так чего обсуждали?

— Говорили, что у террористов с каждым годом всё больше артефактов появляется. А значит, что их кто-то делает.

Логично.

Девчонка нырнула за мешки и оттуда лишь глаза тёмные поблескивали. А рядом присел тот солдат, и только теперь я обратил внимание, что двигался он неспешно, как-то рывками будто. Теперь же, сидя, вовсе ногу выставил, прямую, как палка.

— Из инвалидной команды, небось, — пояснил Метелька, заприметив мой интерес.

— Это как?

— Так… может, ноги нету или там ещё чего. Вишь, сидит криво. Точно, ноги нету, на деревяшке колдыбает. Но сам-то крепкий ещё. Таких и оставляют служить. Ну там не воевать, но кашеварить или вон обслугою[2].

— Вот… — Серега тоже поглядел на солдата, но без особого интереса. — А чтобы артефакт заработал, нужна энергия. Собственно, одарённый маг-артефактор закладывает частицу собственной силы.

Логично.

Батарейки нужны. И разницы, электрические или магические, нет.

— Накопителями становятся полудрагоценные и драгоценные камни, даже цепи их, но это сложная тема, я только по верхам её затронул… с учителем начали разбирать, но потом он ушёл.

— Почему?

— Платить перестали. Но я не о том… накопители многозарядны. Там тоже всё зависит от чистоты, огранки… в общем, заряжать их можно. Но тут встаёт вопрос чем. Есть артефакты, привязанные к определённому типу дара, там огненные или водные… это семейные обычно. И универсальные. Их больше, но они часто простые… в общем, они могут принять почти любую силу.

— А где её взять? — спросил Метелька, глядя, как солдат, вытащив ножичек, обстругивает чурочку. Он что-то говорил, не глядя на девчонку, а та слушала и смотрела, за солдатом, ножиком, чурочкой и нами.

— Именно. Среди революционеров есть дарники, но не так и много. Да и те… когда дар слабый, то хватит его, чтобы зарядить пару бомб, но и только… вот. А восстанавливаться долго… если уже готового накопителя нет, чтоб подпитаться. Но смысл тогда? Из одного тянуть, чтоб из другого поднимать… разве что тот другой… ну, такой… такой, как она делает.

— Погоди, — в голове у Метельки состыковалось то, до чего я уже дошёл. — То есть… эта Марина высасывала силу у людей, а потом…

— Потом её перекачали бы в более стабильные накопители и создали бы артефакты. Скорее всего, бомбы. Я так думаю…

М-да.

Мир не перестаёт удивлять.

И наш-то добрым назвать сложно, но вот бомбы из людей у нас делать не научились. К счастью.

— Только это опасно и очень, — Серега глядел на поезд, вокруг которого суетились люди. И Алексей Михайлович что-то очень активно обсуждал с Синодником. Даже руками махал от избытка эмоций. — Одарённый выступает необходимым элементом в цепи. Он как бы сводит чужую силу и артефакт… если ты просто его в руки возьмёшь, то ничего не случится. А вот если одарённый за тебя зацепиться, а потом направит силу, то получится, что он её тянет и сливает в накопитель.

— Вот… жопа!

Метелька выругался, а потом опасливо оглянулся. Еремей боролся за чистоту нашей речи собственными методами. Но к счастью для Метельки сейчас Еремею было не до филологии.

— Однако чужая сила и сила артефакта, контактируя с одарённым, дестабилизируют его, — продолжил Серёга, явно наслаждаясь моментом. Ну да, он был очевидно образованней нас с Метелькою вместе взятых. Ну, хотя бы в том, что касалось артефактов. — Он перестаёт воспринимать мир…

Серёга запнулся.

— Адекватно? — подсказал я нужное слово.

— Именно… поначалу это незаметно. Иногда человек в печаль впадает или веселиться начинает, или ещё как себя вести, не так, как всегда. А сам этого не видит. Но чем дальше, тем сильнее. А там и амок случается…

— Это как у твоего деда было?

— Думаю, что нет… не совсем… он не окончательно выпал… если вернулся, — тут уж Серёга смутился.

— Что это вообще такое? — раз уж случай выпал, нужно узнать побольше. — Ну… и не накроет ли его снова?

Серега ответил не сразу. Он сел, обняв колени, глядя перед собой, точно раздумывая, а стоит ли вообще говорить. Явно тема не та, которую можно обсудить с приятелями. Но и промолчать нельзя, если мы видели этот самый… амок.

Слово-то какое.

— Амок, — голос Серёги был тих. — Это такое состояние… это когда дар берёт верх над разумом. И ты уже ничего не понимаешь. А дар, он выплёскивается, он сжигает дотла… и остановить почти невозможно. Правда, случается это редко, обычно, когда есть опасность или вот… когда вариантов других нет. Например, если враги кругом и всё равно умирать…

Понятно.

Умереть, прихватив с собой пару-тройку врагов, всяко приятнее, чем просто умереть.

— В это состояние учат входить, точнее в подпороговое. Но уже в университете, на старших курсах… и если дар полностью стабилен, контролируем. Да и то не всех. Обычно, тех, кто по военному делу…

Серега чуть прикусил губу.

— Их учат держаться на грани… терпеть эманации смерти… говорят, что тогда основной отсев и происходит.

— В смысле?

Определённо, хорошо сидим, пусть и разговоры не детские, но полезные до крайности.

— Эманации смерти воспринимаются даром как сигнал опасности. И вызывают острую реакцию… это было обнаружено давно… очень давно… поэтому дарники редко обращают свой дар против людей. Только если специально обученные и то… скажем, одно дело вызвать камнепад и засыпать горцев, и другое смести их даром. Дар, когда уничтожает чужие жизни, он поглощает с ними и чужую силу. Это первичное свойство… вот… сродство… выбросы… наука точно не объясняла, главное, что если камнями, то ничего, а если вот прямо даром положить, то получается, что отток. И поглощаешь жизни. И с ними — чужую силу. А чужая сила, она дестабилизирует. И многое зависит от того, насколько дарник способен справиться с… даром. И с этим вот.

Серега поёжился.

— Погоди… то есть, получается… дарники не воюют⁈

А вот это открытие.

И как-то оно в голове не укладывается. Дар… это же сила. И не использовать её? А как же…

— Ну… как… так-то нет, — Серёга точно растерялся. — Если против людей и тех много, то это же ни один не справится… хотя, говорят, что старые, они могут… ну, которые давно и с даром… и есть способы… что охотники могут… ну, как бы гасить… или вот на себя оттягивать, — Серёга перешёл на шёпот. — Но это я точно не знаю.

Ещё бы.

Он и так знает много для своих лет. А я вот всё чётче понимаю разницу. Его учили. И рассказывали вот, что про дар, что про остальное. А Савка… Савка и десятой части того не знал, хотя был старше. Почему? Потому ли, что у него дара не наблюдалось? И не ожидалось? Или по какой иной причине, мне пока неясной.

— Тогда как? — не усидел Метелька. — Они ж в армии… твой дед… и отец…

— У отца дар совсем слабеньким был. Так, искра… ну у меня вроде бы посильнее быть должен, но это развивать надо. А от слабого опасности и нет. Ну и воевать же ж по-разному можно… дед вон возьмёт и мост обрушит. Или там ров раскроет… или кто-то другой реку повернёт, чтоб людей смыло. Оно вроде и не напрямую…

Но тем, кого смыло, будет без разницы, даром их или водой.

Начинаю понимать.

Хитровыделанно…

— Дарники, они наособицу вроде как… но большею частью в инженерных войсках числятся. Или вот в особых… в горах их много. Там рельеф сложный. Местность такая, что большими группами действовать не получается, если ввысь идти, а вот малыми — так очень даже.

— А с малыми, значит, дарник справится? — Метелька тоже слушал с большим вниманием, явно делая какие-то выводы про себя.

— Так… можно вон тропу перекрыть. Или обвал вызвать, направленный… или ещё что.

А брат Евдокии Путятичны служил в горах… и погиб.

Стало быть, дарники не бессмертны?

— Но там у горцев свои есть. Говорят, там, в горах, у них старец сидит, которому тысяча лет, — глаза Сереги заблестели. — Борода седая…

— В землю уходит… — продолжили над нашей головой. — Сидите, сидите, юноши… я так, зашел проверить, как вы тут, и услышал вот. Если позволите… давненько я не сиживал подле костра.

Алексей Михайлович опустился на ящик.

Интересно, давно он слушает?

А главное, вон, и Еремей за плечом маячит с премрачною рожей. Эх… надо было тень выпустить, а теперь чего уж тут. Сами виноваты. Заслушались. Увлеклись… хотя, вроде, ничего такого сказано и не было. А всё одно неприятно.

— Живёт тот старец в пещере, которая находится на самой вершине Атый-горы или Святой горы. Путь к той пещере зачарован. И лишь тот, кого призвал Старец, способен отыскать его. Многие юноши каждый год уходят в горы, чтобы отыскать этот путь. И те, кому открывается он, становятся верными слугами. Три дня и три ночи они проводят в пещере, без еды и воды, без сна и покоя, но в молитвах. А на четвертый берет Старец искру из своего сердца и вкладывает в другое. И если чисто сердце да сильна душа, тогда выдерживает, а нет… говорят, дно расщелины, на которую открывается пещера, устлано костями.

Страшная сказка.

Или… Еремей тёмен и хмур. Да и сам Алексей Михайлович рассказывает так, будто бы со снисходительною насмешкой, но при том чуется, что наигранная она.

Не так всё просто с этой сказкой.

— Однако те, кто способен оказывается принять искру, обретают дар великой силы. На три года, три месяца и три дня. Спускаются они с горы, дабы обратить свой дар против неверных. И нет большего счастья для них, нежели погибнуть в бою… на самом деле среди горцев на удивление много одарённых. Причём дар у многих открывается спонтанно… будто бы. В селениях, занятых войсками Его императорского Величества все дети проходят проверку. Ежегодную. А выявленные одарённые получают возможность учиться в государственных заведениях. Только выявляют единицы… а потом вдруг появляются дан-души. Или Воины Старца… сильные, необученные и оттого нестабильные. Огромная проблема.

— Значит, Старец… он по-настоящему есть? — Метелька даже вперёд подался.

— Полагаю, что да. Только вряд ли это тысячелетний мудрец. Скорее уж представитель древнего рода, который хранит и использует некую родовую методику, которая позволяет сделать из обычного человека одарённого. Но ненадолго… они быстро сгорают. Так что, если вдруг появилась подобная мысль, то не советую…

— Да не, — Метелька отчаянно замотал головой. — Я ж так просто… спрашиваю вот… ну… это… а так-то нет.

— Так-то да. Сергей Аполлонович, полагаю, вас давно ищут. И нехорошо с вашей стороны заставлять матушку и Матрёну волноваться. Что же касается вас, господа…

— Они не виноваты! — Серёга вскочил.

— И это просто чудесно… но я о другом. К вечеру прибудет состав с ремонтниками, а потому следует собрать вещи, если они есть, и приготовится к отъезду.

[1] На основе статьи в газете «Руль» от 8 апреля (26 марта) 1910 года

[2] Инвалидная команда — отряд бойцов, не годных к строевой службы по состоянию здоровья или возрасту. Однако многие оставались при армии в качестве кашеваров, подсобной силы, при охране и обслуживании казарм, обозов и т.д. Часто солдаты-инвалиды служили при городских заставах. Выпускалась даже газета Русский инвалид, средства от реализации которой направлялись на помощь солдатам-инвалидам.