Холпек

Глава 15

«Черт, где я? Что со мной? — окутанный мраком, Крас пытался осознать своё положение, ощущая себя потерянным в бесконечном пространстве сознания. — Откуда этот привкус горького миндаля вперемешку с металлом? — Жуткий привкус во рту говорил о том, что он одной ногой в могиле, а головная боль вызвала волну неприятных воспоминаний и ощущений. — Бл…ть, какого ху… я не чувствую своё тело и не могу пошевелиться? И почему я слепой на один глаз? — Невидимые оковы сковывали его тело, не допуская малейшего движения, в то время как отсутствие зрения на один глаз добавляло ощущения утраты связи с реальностью. — А, точно, рецепторы, нужно бы их подрубить. Видимо, меня знатно отдубасили эти костоломы. Но почему меня не отправили на Т-точку? Какого хера я должен опять страдать?» — промелькнуло в голове Краса.

В отчаянии и растерянности он обратился к своим внутренним силам, пытаясь восстановить контроль над телом и разумом, дав команду на активацию болевых рецепторов в надежде, что это ускорит процесс заживления и вернёт его к жизни. Сейчас каждая секунда растягивалась в вечность.

Внезапно, словно из ниоткуда, на Сергея обрушилась оглушительная боль, неумолимый сонм нестерпимых мучений безжалостно прокатился по его истерзанному телу. Сипящим от отчаяния голосом он выкрикнул в пустоту, призывая к милосердию и окончанию мучений:

— А-а-а-а, сука, как же больно! По мне что, каток проехал? — Этот крик, полный боли и страдания, разнёсся по всей комнате, отражаясь от стен и усиливаясь многократно. В отчаянии он вновь попытался призвать к себе смерть, которая быстро освободила бы его от этой невыносимой агонии: — Прикончите меня быстрее! А-а-а, вашу мать, опять! — снова и снова истошно кричал Сергей. Он всё ждал, что вот-вот станет легче, но его снова и снова накрывало волной боли, ещё более жгучей, и это заставило его снизить чувствительность рецепторов наполовину, чтобы избежать болевого шока, который мог бы навсегда отнять у него рассудок. — Воды, умоляю, принесите воды! — истощённый и измученный, Сергей еле выговорил эту просьбу, словно последнее желание умирающего. Его голос, слабый и дрожащий, эхом отдавался в пространстве мрачной комнаты, где его, похоже, оставили один на один с бесконечным страхом и одиночеством. — Сколько я здесь валяюсь уже? — он пытался понять, сколько мгновений ускользнуло, пока он лежал здесь, в затхлом углу постоялого двора под присмотром лишь вековой паутины и потрескавшихся стен, которые, казалось, одни сочувственно прислушивались к его крикам. Взгляд его, устремлённый в потемневший от времени потолок, искал ответы на вопросы, звучащие в глубине его измученного разума.

— Трое суток, дружище. Ты погружен был в царство Морфея три полных дня и столько же ночей, — раздался знакомый и утешительный голос Марика, внося в полумрак комнаты нотку тепла и заботы. С нежностью, присущей истинному другу, он поднёс к иссохшим от жажды губам Краса стакан прохладной, живительной воды, утоляя мучительную жажду. Этот простой жест заботы привнёс в мрачную атмосферу комнаты лучик света и надежды, напомнив о том, что даже в самые тяжёлые моменты рядом могут быть те, кто готов протянуть руку помощи.

— А-а-а, даже глотать больно! Каждый глоток — будто огонь сквозь горло проходит. Марик, какого хера вы меня не прикончили и не отправили на Т-точку? Ведь я бы мог сейчас отдыхать у гномов, в релакс-комнате, вместо того чтобы вдыхать этот прогорклый смрад с кухни, который проникает в каждый уголок здания, — Сергей произнёс это слабым голосом, каждое слово давалось ему с трудом.

— Понимаешь, Хан, ты — настоящая загадка. Твоя способность держаться в таких условиях, твоё стремление к жизни, стойкость и желание выжить просто поражает. Всё это вызывает истинное восхищение. Расскажи, что ты помнишь с того момента, как был оглашён приговор? — Марик задал вопрос с искренним интересом.

— Я помню всё, вообще всё, каждый момент моей жизни! Я, бл…ть, как робот, который ведёт беспрерывную запись всего жизненного цикла на невидимый жёсткий диск памяти. А по части перепалки с тремя ублюдками, которые меня знатно поломали, я могу воспроизвести каждую секунду в своей голове, вплоть до момента, когда тьма поглотила мой разум.

Три дня назад:

— Итак, дорогие коллеги и уважаемые члены совета, разбирательство по делу Хана Кви Су, кажется, слишком затягивается. Учитывая все доводы, представленные в ходе прений сторон, а также результаты голосования среди членов совета, я пришёл к выводу, что наиболее справедливым решением будет урегулирование дела путём сатисфакции, — объявил Йен, стоя на самой вершине лестничного марша, который вёл к монументальным вратам ратуши. Его голос наполнился торжественностью и непреклонной уверенностью в собственной значимости. — Как же благоразумно мы поступили, решив провести слушание на открытом воздухе, вне стен судебного зала. В противном случае, проигравшей стороне пришлось бы возмещать не только моральный ущерб, но и расходы на ремонт помещения и замену разрушенного имущества. А так единственной издержкой, которую понесёт проигравший, будет символический один золотой в качестве оплаты труда слуги, задачей которого станет очистка площадки от крови, которую не заберёт Холпек. Есть у кого-либо возражения по данному решению? — величаво спросил староста, оглядывая собравшихся.

— У меня есть одно серьёзное возражение против всей этой карикатурной ситуации, которая кажется настолько абсурдной, что даже в самых мрачных уголках нижних уровней такое беззаконие и коррупция вызвали бы возмущение. Однако я предполагаю, что мои слова найдут отклик лишь в пустоте, ибо вам, дорогие судьи и властители, наверняка безразличны мои аргументы и мольбы, срать вы хотели с высокой колокольни на мои возражения, — с глубоким отвращением к творящейся несправедливости в голосе отреагировал Крас на этот вопрос.

— Ты абсолютно прав, чужак. И вот ещё что… На твоём месте я бы серьёзно задумался над своими словами, ибо одно неосторожно брошенное высказывание может привести к новому штрафу, на этот раз в размере десяти золотых монет, за явное неуважение к властям. Однако мы сделаем исключение на этот раз: учитывая твоё незнание местных законов и традиций Предела, мы тебя простим. Сегодня ты и так будешь наказан сполна. Но помни, твоя неосведомлённость не освободит тебя от ответственности в будущем, — с ноткой снисходительности в голосе прервал поток возмущений Хана староста.

— Мы требуем замену бойцов, — выкрикнул Окуляр, хищно глядя на Краса. — Так как каждый из нас получил от Хана довольно серьёзные увечья, а я инвалид по зрению, мы считаем, что о справедливой сатисфакции не может быть и речи, если мы будем противостоять ему лично, — быстро и эмоционально изложил свои аргументы шрамомордый, делая акцент на несправедливости предстоящего противостояния.

— Что-то я не заметил проблем с концентрацией и мускульной силой в момент, когда ты с такой точностью отправил свой нож прямо в мою грудь, — насмешливо и с явным презрением в голосе парировал Крас, адресуя свои слова Окуляру. — Так и скажи, что зассал. Боишься получить по морде и прячешься за широкие спины взрослых дяденек? Неужели так страшно встретиться лицом к лицу с настоящим противником, который может дать сдачи? Ты привык обирать беспомощных одиноких рыбаков, не способных за себя постоять. А когда встретил достойного противника, предпочитаешь укрываться за спинами тех, кто побольше и покрепче? Говори прямо, что тебя, по сути, парализует страх стать объектом насмешек, когда ты, будучи таким уверенным в своих силах, позорно проиграешь в честном бою, — насмешливо парировал Крас.

— Я считаю, что аргументы Олафа вполне обоснованы, и я принимаю его условия, — прервал эту перепалку староста Предела. — Хан Кви Су, тебе также предоставляется право выбрать себе замену. Готов ли ты воспользоваться этой возможностью? Есть ли кто-то, кто мог бы выступить на арене вместо тебя? — Йен говорил с изрядной долей беспокойства, при этом то и дело поглядывая на внушающего трепет гиганта Кожи.

— Нет, пожалуй, я воспользуюсь своим правом отказа. Я всегда предпочитал сталкиваться с трудностями лицом к лицу, независимо от обстоятельств, и привык решать свои проблемы по- взрослому, сам, — с несокрушимой уверенностью и лёгким пренебрежением в голосе ответил Крас, продолжая насмехаться над Окуляром. — И где же ваши бойцы? Сегодня им придётся принимать пищу исключительно через трубочку, поскольку я намерен отправить их челюсти на необитаемый остров. И скорее всего, в отряде инвалидов по зрению сегодня ожидается пополнение, так я им глаза на жопы натяну, — откровенно грубо заявил Сергей, глядя на старосту.

— Отлично, великолепно, просто замечательно! — с широкой улыбкой на все тридцать два зуба возвестил староста. Он радовался так, словно только что узнал самую приятную новость. — Как всем известно, если победит ваш Хан Кви Су, все обвинения будут с него сняты, и он обретёт свободу, словно птица, вырвавшаяся из клетки. В случае же поражения его ожидает штраф в размере десяти золотых монет, блестящих, как утренняя роса на лепестках роз, в пользу пострадавшей стороны. Если же у него не окажется такой суммы, он сможет отработать её в трудовых шахтах, или же за него может вступиться поручитель, как верный соратник в трудную минуту, и заплатить оговорённый штраф. Есть ли у вас такой надёжный соратник? — обратился староста к Хану.

Сергей замялся, затем перевёл вопросительный взгляд на Марика, ища в его глазах поддержку или хотя бы намёк на следующий шаг. Вопрос старосты застал его врасплох, ведь о таких деталях они с Мариком не договаривались заранее. Марик же стоял с непроницаемым лицом и медлил с ответом, словно решил немного поиздеваться на Сергеем, заранее зная исход событий, но наконец сжалился.

— Да такой спутник есть, я за него заплачу! В случае проигрыша он отработает долг на моё усмотрение, — с достоинством, взвешивая каждое слово, произнёс Марик. В этот момент в глазах Сергея он стал не просто хозяином заведения, а настоящим покровителем и защитником, готовым взять на себя ответственность за судьбу своего подопечного.

— Замечательно, тогда у вас три минуты на поединок. Проигравшей будет считаться та сторона, которая первой отключится либо отправится на Т-точку. Если проиграет Хан Кви Су, у пострадавшей стороны будет ещё одна минута на отмщение в виде нанесения телесных повреждений, схожих с теми, что они получили при встрече у северных ворот, — безжалостно и сухо продолжал вещать староста, словно перечитывая древний и устоявшийся ритуал — жестокий, но справедливый.

— Постой-ка, Йен, это что за нововведения? Я не помню, чтобы мы принимали поправки в закон о сатисфакции, — с явным раздражением и недоумением возразил Марик. Он стоял, сложив руки на груди, всем своим видом осуждая нелегитимные действия старосты.

— Это вовсе не поправки, уважаемый Марик, а небольшая редактура, которая не требует голосования членов совета. Таким образом, я считаю, что процент сатисфакций снизится, а повысится количество обвинительных приговоров со штрафами. Соответственно, казна Предела будет пополняться быстрее, а преступники будут думать перед тем, как преступать закон. Собственно, что хорошо для Предела, хорошо и для общества, и тут нет спорного вопроса, который должны решать члены совета, — холодно ответил Йен, полностью уверенный в своей правоте. — Впрочем, вы можете изменить своё решение и поменять сатисфакцию на исправительные работы. — Не дождавшись ответа от Хана, Йен повернулся к бармену: — Марик, вы можете вынести вопрос по моей редактуре на следующее собрание совета, через месяц, но сейчас что-то менять поздно. Приговор оглашён, и должен вступить в законную силу, — староста говорил это с особым превосходством, будто победил Марика в очень долгой и напряжённой шахматной партии. Он буквально упивался своим величием и безнаказанностью.

— Нет, оставим всё, как есть. У нас планы на этого мужика. Мне не хватает одного вылазчика в следующую экспедицию. Хан парень надёжный, я таких сразу распознаю, так что лучше он отработает одиннадцать золотых у меня за год, чем десяток лет будет корячиться в шахте бесплатно. Начинайте своё представление, — зло ответил Марик.

В воздухе повисло напряжённое ожидание.

— Как пожелаете, господин член городского совета, — протянул Йен, его голос звучал мягко, но в каждом слове чувствовалась ирония. Он внимательно смотрел на Марика, будто пытаясь прочитать его мысли. — Я, признаться, удивлён, что ты сам собираешься в экспедицию. Насколько я помню, ты больше не ходишь на вылазки после того злополучного случая.

Голос старосты был спокоен, но его лицо то и дело кривились в ироничной улыбке, а в глазах читался насмешка, и всё это создавало образ человека, привыкшего к политическим интригам и способного ловко манипулировать людьми.

После тирады старосты атмосфера внезапно накалилась до предела. Бармен, обычно столь спокойный и собранный, вспыхнул неожиданным гневом. Его лицо мгновенно покраснело от злости, на что тут же обратили внимание все присутствующие. Казалось, он сейчас взорвётся и порубит на кусочки всех вокруг. Крас, несмотря на свою отвагу, даже немного испугался, ведь он всегда считал Марика человеком невероятно уравновешенным. Он не знал, о каком случае говорил староста, но было ясно, что в прошлом бармена были мрачные и трагические страницы, напоминание о которых смогло вызвать столь мощный всплеск эмоций.

Напряжение между собравшимися стало почти осязаемым и, словно тяжёлый покров, окутало каждого. Марик сжал кулаки с такой силой, что его и так белые костяшки побелели ещё сильнее, и капли крови начали просачиваться сквозь плотно сжатые пальцы. Он стал воплощением внутренней борьбы. Йен, с другой стороны, наслаждался происходящим, его глаза блестели от удовольствия, наблюдая за внутренней борьбой Марика.

Но вместо того, чтобы дать волю своему гневу, Марик закрыл глаза, сделал глубокий вдох, словно отмежёвываясь от реальности, и его лицо обрело прежнюю невозмутимость. Когда он вновь открыл глаза, его взгляд был спокоен, а голос звучал уверенно и без малейшего намёка на раздражение:

— Староста Йен, то, что произошло, осталось в далёком прошлом. Сейчас мы должны смотреть вперёд, а не возвращаться к старым обидам. Мне только непонятно, почему мы до с их пор медлим. Вы же куда-то спешили? Да и у меня есть дела, которыми я должен заняться.

Таким образом Марик не только продемонстрировал свою внутреннюю силу и мудрость, но и сумел укротить напряжение, витавшее в воздухе, возвращая ситуацию в русло конструктивного диалога.

— О-у, ты прав уважаемый. Грым, Скал, Фака, покажите этому чужестранцу, что не стоит обижать наших горожан.

После слов старосты атмосфера вокруг заметно изменилась. Когда толпа расступилась, словно море перед Моисеем, внимание всех мгновенно сосредоточилось на трёх внушающих ужас фигурах. Эти колоссы, словно вышедшие из древних легенд или кошмаров самого мрачного содержания, стояли теперь перед Красом во всей своей грозной мощи. Грым, Скал и Фака — их имена звучали, как приговор.

Каждый из них имел почти мифические размеры, их широченные плечи и выступающие мышцы говорили о нечеловеческой силе и выносливости. Отсутствие волос на их головах не делало их смешными, скорее, добавляло жестокости к их уже и без того пугающему виду. Их кожа, покрытая многочисленными шрамами и татуировками, говорила о бесчисленных битвах, в которых они участвовали.

Их глаза, холодные и безжалостные, сканировали пространство перед собой, словно ища цель для следующего нападения. Мускулы на их торсах играли и перекатывались при каждом движении, напоминая о мощи дремлющих в них зверей. Каждый шаг, который они делали вперёд, сопровождался тяжёлым глухим ударом, подчёркивающим их готовность к бою.

Эта троица была воплощением силы, мощи и беспощадности, и каждый, кто осмеливался встретиться с ними лицом к лицу, должен был готовиться к самой жестокой и безжалостной схватке в своей жизни.

Пока эти колоссальные фигуры двигались к центру арены, создавая вокруг себя атмосферу неотвратимости, Крас сосредоточенно анализировал ситуацию. Несмотря на свою внутреннюю готовность к схватке, он осознавал глубокий дисбаланс сил. Его разум быстро просчитывал вероятные исходы противостояния, раз за разом приходя к неутешительным выводам.

Победить в честном бою нечего было и думать, поэтому Крас уже приготовился усиливаться энергией и ускоряться, но вспомнил слова Марика, что ему необходимо проиграть бой. Сознавая риски, Крас сделал сознательный выбор: не идти ва-банк, а применить тактику, которая позволила бы ему избежать фатального исхода. Он укрепил свой энергощит, используя его, как невидимую броню, способную поглотить часть вражеских ударов. Это был его личный бастион, созданный из чистой энергии, сплетение светящихся нитей защиты, окутывающее его тело невидимым коконом. Снижение болевой чувствительности было не менее важной мерой. Всё это превратило его тело в более устойчивый к ударам инструмент, позволяя сохранять ясность ума даже под жестоким дождём ударов. Он готовился к борьбе, как истинный воин, сознательно принимая на себя роль пешки в игре бо́льшей, чем он мог представить.

Бой начался стремительно, три великана, казавшиеся неуклюжими горами мышц, оказались на удивление ловкими и шустрыми. Они, как по команде, организовали равносторонний треугольник с вершинами в виде себя. Такая расстановка не давала возможности для отступления, Краса буквально загнали в ловушку.

В этом треугольнике смерти каждый из бойцов действовал синхронно и методично, словно они были частями одного целого — механизма, настроенного на уничтожение. Их движения были точно рассчитаны, они использовали свои массивные тела как оружие, беспрерывно атакуя. Каждое движение было направлено на то, чтобы уменьшить пространство для манёвра противника, заставляя Краса постоянно находиться в движении, тратя свои силы.

Крас, оказавшись в центре этого хаотичного вихря насилия, прибегал ко всем своим навыкам и знаниям, чтобы уклоняться от сокрушительных ударов. Он, словно танцор на поле боя, уворачивался и скользил между своими гигантскими противниками, стараясь не дать себя захватить в железные объятия. Однако с каждым мгновением становилось всё труднее уклоняться от их атак, ведь ловкость и скорость великанов нивелировали его преимущество в техничности.

Тем не менее, даже находясь в таком затруднительном положении, Крас не терял надежды. Он пытался найти слабое место в их тактике, мгновение, когда сможет использовать их силу против них самих. Он искал щель, малейший просвет в их обороне, который позволил бы ему нанести хоть какой-то удар в ответ. Но великаны были хорошо обучены, и казалось, предвидели каждое его движение, делая побег из этого железного кольца практически невозможным.

Эта схватка стала испытанием не только физической, но и ментальной выносливости Краса, вынуждая его постоянно быть на грани, искать выход из безвыходной ситуации, даже когда шансы на успех казались иллюзорными.

Наконец он увидел ошибку одного мордоворота, поэтому разбежался и в прыжке ударил бойца двумя ногами в грудь. Но это действие не повлекло никаких последствий для соперника. Крас будто в каменную стену ударился, ему даже показалось, что в лодыжке хрустнуло. Времени на выявление внутренних травм не было, так что Крас моментально перекатился в сторону, спасаясь от ответного удара. Мордоворот пытался втоптать его в землю, ударяя по камням площади своим массивным сапогом. Сергей крутился как уж на сковородке, стараясь не попасть под сокрушительный удар. Он чувствовал, что адреналин зашкаливает, с каждым манёвром, с каждым уклонением он погружался всё глубже в этот бой, где не было места страху или сомнениям, только чистая реакция на мгновенно меняющуюся ситуацию. Он был как молния, вспыхивающая среди туч, предсказуемо непредсказуемая.

Двое других бойцов в это время с усмешкой наблюдали за этой комичной картиной. В какой-то момент им, видимо, надоело, либо время, отведённое на бой, подходило к концу, душегубы подбежали, схватили Краса за руки и поставили вертикально. Затем началось форменное избиение. Они по очереди наносили сильнейшие удары по корпусу Хана, толкая его в объятия друг друга, следя, чтобы тот не мог упасть на землю.

Удары приходились во все области тела, кроме головы. Скорее всего, это было сделано для того, чтобы Хан не отключился, и они могли отыграться на нём по полной. Он напоминал боксёрский мешок, на котором чемпионы отрабатывают приёмы. Хук справа по лёгким, прямой левый джеб в солнечное сплетение, двоечка по почкам, левый боковой с оттяжкой по печени. Даже с усилением энергощита Сергей чувствовал очень серьёзный урон и повреждения внутренних органов. Он пытался поднимать руки для защиты, но либо моментально получал сильнейшие удары по ними, либо их заламывали за спину.

Казалось, это могло продолжаться до бесконечности, но, по всей видимости, время подходило к концу, мордовороты решили закончить это кровавое представление. Двое из бойцов подняли Краса на ноги, держа подмышки, а третий, который начинал бой, со всего маха ударил Сергея кулаком в челюсть, сломав при этом нос и выбив передние зубы.

Последнее, что видел Крас, это кровь, которая заливала его глаза. И он отключился.