Храни её

«Пьету» Виталиани перевезли в Сакру во втором полугодии 1951 года, точная дата не известна. Сакру выбрали из соображений изолированности и малого количества посетителей. «С тех пор многое изменилось», — размышляет падре Винченцо. Ее упаковали в три оболочки: наружный металлический контейнер и два деревянных ящика. Несмотря на скандал, а может быть, даже благодаря ему произведение обладало огромной ценностью: это одна из немногих статуй Мимо Виталиани, которая уцелела при его почти сверхъестественной способности наживать неприятности.

Транспортировка изделий из мрамора опасна тем, что скрытые микротрещины при ударе могут разрушить статую. В то время произведения искусства путешествовали мало. И когда их перевозили, нередко случались повреждения. Чтобы найти наилучший способ защиты «Пьеты», было заказано исследование, и американская компания «Куперз» представила прототип материала под названием «пенополистирол». Результаты этого исследования будут повторно использованы для транспортировки другой «Пьеты», работы Микеланджело Буонарроти, которую в 1964 году повезут на Всемирную выставку в Нью-Йорке.

Однажды в 1951 году дверь подземного хода закрылась за творением Виталиани, и на этом его история заканчивается. Последовавшее было лишь серией мер безопасности, которые по ходу распространения слухов о ее присутствии становились все строже. После истории с Ласло Тотом была установлена современная система сигнализации.

Падре Винченцо складывает последние документы, убирает их обратно в сейф и запирает его. Шестерни вращаются бесшумно, управляя цилиндрами и штифтами. Старинный шкаф опять похож на старинный шкаф. Винченцо снова водружает ключ на шею и чуть вздрагивает, обернувшись к окну. Он не заметил, как стемнело. В кабинете стоит ледяная стужа. Когда он просит установить нормальную систему отопления, вечно ссылаются на нехватку средств, и он приходит в раздражение. Вера, конечно, греет, но всему есть предел.

Винченцо выключает свет и спускается обратно по Лестнице мертвых. При такой толщине стен не должно слышаться ни малейшего шума, но всегда что-то поскрипывает, потрескивает, свистит. Может быть, так храпят мертвые. Винченцо продолжает спускаться, легко ориентируясь в лабиринте коридоров, инстинктивно пригибаясь при снижении свода, снова поднимается по лестнице и входит в келью умирающего.

Четыре брата все так же бдят у одра Мимо Виталиани. Здесь и доктор, он кивает Винченцо и приподнимает одно веко скульптора, укрытое копной седых волос. Врач направляет луч на зрачок — тот не реагирует.

— Осталось недолго.

— То же самое вы говорили утром.

Винченцо ответил чуть резче, чем нужно, и жестом просит его извинить. Эти заострившиеся черты, проступающие кости черепа, чуть оскаленный рот, прерывистое дыхание, потрескавшиеся губы, — глядя на них, хочется, чтобы наступил конец. По сути, Мимо Виталиани был ему почти что другом.

Он поворачивается к монахам и говорит им, что заступает на вахту сам. Те протестуют: «Падре, это может продлиться всю ночь, ведь он не сдается», но падре с улыбкой отпускает их. Мимо Виталиани уйдет, когда уйдет. Кто знает, что за мысли бродят под этим крупноватым черепом. Кто знает, бродит ли там вообще что-нибудь.

Падре Винченцо садится у кровати, берет горячую руку скульптора и ждет.