Следователь Александр Александрович Кожухов был вежлив и предупредителен, однако от голубовато-серых водянистых глаз его тянуло погребным холодом и улыбался он как-то кривенько, нехорошо. Предложил Валентину сигареты, поинтересовался, как работается и живется на новом месте, а уж затем приступил к допросу под запись, с озабоченным видом предупредив, что в интересах Валентина и вдовы потерпевшего на все вопросы следствию желательно получить точные и правдивые ответы.
— Вдова ходатайствует о возбуждении уголовного дела об убийстве Орлинкова, — сказал он, — а поскольку вы вместе с нею писали заявление, то будьте добры развеять кое-какие мои сомнения, — и многозначительно улыбнулся, показав редкие крепкие зубы. — Возьмем, к примеру, орудие убийства. Экспертиза установила, что отпечатки пальцев на пистолете, который обнаружен на месте происшествия, соответствуют отпечаткам пальцев покойного Орлинкова.
— Убийца мог стереть свои отпечатки, — сказал Валентин. — И приложить к пистолету пальцы Андрея.
— Допустим, — сказал Сан Саныч. — Далее, при осмотре трупа не было обнаружено никаких признаков борьбы. И если принять версию вдовы, из этого следует, что убийцей мог быть только человек, к которому потерпевший относился с особым доверием. Либо кто-то из близких, либо друг, либо соратник.
— Правильно, — кивнул Валентин.
— Сюда же можно отнести и однокурсников…
Валентин почувствовал, как по лицу полыхнуло жаром, однако промолчал.
— Хотелось бы понять, — продолжал Сан Саныч, — что заставило потерпевшего в неурочное время, а именно в шестнадцать пятьдесят пять четырнадцатого октября, покинуть завод и отправиться домой… При этом потерпевший был поставлен в известность об опоздании поезда его личным секретарем. Как же случилось, что Андрей Никитич так рано оказался дома?
Валентин пожал плечами:
. — Может, секретарша все же забыла сказать ему?
— А может, именно в это время вы и встретились? — внимательно вглядываясь в глаза Валентину, проговорил следователь. — Между восемнадцатью и девятнадцатью часами?
— Каким образом? — не понял Валентин. — Я ж в это время еще находился в поезде!
— Не знаю, находились ли… — развел руками Сан Саныч, щурясь на Валентина. — Без ваших правдивых признаний прояснить это можно будет только в процессе расследования всех обстоятельств смерти Орлинкова…
Валентин усмехнулся:
— Вы что, хотите повесить на меня убийство Андрея? Зачем мне было убивать его? Он пригласил меня на хорошую должность, обещал квартиру…
Сан Саныч с сомнением качнул головой:
— К сожалению, следствию ничего неизвестно, какие намерения были у потерпевшего в отношении вас. Документально это нигде не зафиксировано. Зато хорошо просматриваются другие мотивы, которые могли руководить вашими поступками: устранив Орлинкова и вступив в законный брак с его вдовой, теперешней вашей сожительницей, вы получаете в свое пользование шикарную квартиру и все имущество потерпевшего…
— Ерунда какая! — отмахнулся Валентин. — И в мыслях не было…
— Однако ж версия такая выстраивается, и ее необходимо будет проработать, если вдова потерпевшего не возьмет свое заявление назад, — сказал Сан Саныч. — Не исключено, что со временем всплывет и другая версия: что вы действовали в сговоре с сожительницей, и в этом случае у вас могло быть предостаточно времени, чтобы замести следы…
— Да никакая Ида мне не сожительница! — вскинулся Валентин. — Не знаю, зачем это вам нужно, придумывать, чего не было!
— Ну, не будем, не будем! — усмехнулся Сан Саныч. — Во-первых, я не придумываю, а строю версии. Во-вторых, не имеет никакого значения, находитесь вы в настоящее время с вдовой потерпевшего в близких отношениях или нет. Знакомы вы с гражданкой Орлинковой-Зараменской уже давненько, и в сговор могли вступить когда угодно.
— Так… — Валентин сидел нахохлившись и глядел на следователя исподлобья. — Понятно. Вот только одно объясните: если я убил Андрея, или мы с Идой вдвоем это сделали, то зачем бы нам соваться сюда с заявлением? Андрея продолжали бы считать самоубийцей, а мы сидели бы себе спокойно…
— Я действительно этого не понимаю, — развел руками Сан Саныч. — Кстати, почему, вы только теперь решились подать это заявление? — спросил Сан Саныч. — Столько времени понапрасну потеряно…
— Так вы ж определили самоубийство, — сказал Валентин, — мы и поверили вам. Пока не раскинули своими мозгами.
— Ну что ж, — улыбнулся Сан Саныч. — Если вдова будет настаивать… Вам с нею придется очень тяжело. Возможно, что с вас, как с подозреваемых, мы вынуждены будем взять подписку о невыезде из города.
— Да я, например, и так никуда не собираюсь выезжать, — с усмешкой вставил Валентин. — Пожалуйста, хоть сейчас!
— И бесконечные допросы, допросы… Хотя, возможно, вы и невиновны. Возможно! А на истинного убийцу, если таковой существует в природе, следствие может так и не выйти. И зачем в таком случае, спрашивается, вам понапрасну трепать себе нервы? Советую хорошенько подумать над тем, что я сказал. Заявление пока останется у меня, а вы подумайте.
— Ладно, подумаем, — пообещал Валентин.
Сразу после Рождества Ида опять сходила в прокуратуру. Она решительно отказалась забрать свое заявление, и следователь опять ее стращал, на этот раз исключительно намеками. Причем, намеки были настолько туманны, настолько неосязаемы, что воспринимать их можно было только на уровне подсознания: тебе посылают импульс, а ты понимай как хочешь, и, если есть желание продолжить диалог — выходи таким же образом на обратную связь. А мы, со своей стороны, уж постараемся тебя понять. Возможно, и поймем друг друга…
— Да он же форменный иезуит! — сделала Ида новое открытие. — И боюсь, что все они там такие. Этот, который занимался делом Ионина, тоже не мычит, не телится…
Валентин развел рукой завесу табачного дыма, которая висела перед ним. Притушил сигарету в пепельнице.
— Если все они такие, то результат заранее известен.
— И.? — Ида смотрела выжидающе.
Он развел руками и промолчал. Однако Ида не отставала:
— Как прикажешь тебя понимать?
— А так и понимай: ты ничего не докажешь, а они что захотят, то и навесят на тебя.
— Никак в штанишки наложил? — с язвительным участием поинтересовалась Ида.
— Еще не успел, — хмурясь ответил Валентин. — Но опасность чувствую.
— Забрать мне, что ли, заявление? — спросила не глядя на него.
— Уж ты сама решай.
— Но хоть что-нибудь у тебя там брезжит? — Ида дотронулась пальцем до его лба.
— Пустота, — Валентин виновато улыбнулся. — Летишь, в пространство врезываясь…
Ида сердито притопнула ногой:
— Валька, кончай ломаться! Я тебя таким не знала.
— Понятно: я ведь еще не попадал в такие истории. И знаешь что? Боюсь, эдак мы еще рассоримся. Не хотелось бы. Поэтому мне лучше уйти, — он встал, притушил окурок и, глядя в недоуменно округлившиеся глаза Иды, добавил: — Мне правда надо побыть одному. Может, что-нибудь путное и придумаю. А то пикируемся тут…
— Я больше не буду, — сказала Ида. — Ну хочешь, уйду в другую комнату, а ты сиди и думай?..
— Нет, я пойду, — Валентин смягчил тон. — Есть одна идея.
— Интересно, интересно!
— Мой сосед в милиции служит, как раз в уголовном розыске. Может, что-нибудь посоветует.
— А, тогда иди! — сказала Ида. — Конечно!