Имитация

7. Сороковой день

По молчаливому уговору они с Идой какое-то время старались не встречаться наедине. С девятого дня, который отмечался в кафе «Бибигон» и до самых сороковин, пришедшихся на тридцатое декабря, он так ни разу и не побывал у нее дома. Разговаривали они большей частью по телефону, и лишь иногда встречались на улице, заходили в какой-нибудь тихий ресторанчик или кафе и обменивались последними новостями.

Расследование обстоятельств смерти Андрея Орлинкова проводил следователь прокуратуры. С завидным упорством он доискивался истины: вызывал на допросы свидетелей из числа близко знавших Орлинкова людей, а таких оказалось великое множество, писал постановления на производство всевозможных экспертиз и безуспешно пытался разыскать «Дину».

Не оставлял он своим вниманием и Валентина с Идой. Продолжительные, нудные допросы осточертели обоим. Но если Валентин нес свой крест безропотно, то Ида в последнюю встречу с Валентином пригрозила послать Сан Саныча (так звали следователя) «на три буквы», если он вздумает еще раз вызвать ее к себе.

— Толчет воду в ступе — делать, видно, больше нечего. А спросишь: «Ну что, что вам еще неясно?» — молчит. И ведь в глаза-то, паршивец, не смотрит. Нет, я ему выдам в следующий раз, я ему выдам!..

Однако в следующий раз Сан Саныч пригласил вдову лишь затем, чтобы, наконец-то, сообщить о результатах расследования. О том, что факт смерти Андрея Никитича Орлинкова «не содержит состава преступления». Иными словами, следовало считать доказанным, что Андрей Никитич Орлинков покончил жизнь самоубийством.

— И вам целый месяц понадобился, чтобы убедиться в том, что было очевидно с самого начала? — сдерживая ярость, спросила Ида.

— Да, — сказал Сан Саныч, вздохнул и поглядел на вдову с сочувствием и пониманием. — Результаты последней экспертизы были получены только вчера.

Сороковины Ида устроила дома, пригласив лишь самых близких друзей. Лина, оказавшаяся искусной стряпухой, и на этот раз помогала ей в хлопотах.

Поговорив и повздыхав о покойном, гости довольно скоро перекинулись на темы по интересам. Ида же всю вторую половину вечера просидела молчком, облокотившись о стол и упершись лбом в ладони. В этот вечер она много пила.

Когда гости стали выходить из-за стола и прощаться, Валентин тоже поднялся, подошел к Иде и заключил ее руку в свои ладони:

— Позвоню завтра.

Ида посмотрела на него долгим затуманенным взглядом.

— Подожди.

Лина самоотверженно изъявила готовность остаться у нее на ночь, однако Ида велела ей ехать домой:

— У нас с Валькой есть разговор.

Уходя Лина шепнула Валентину:

— Если что — звони, я подъеду. Даже среди ночи звони! — и с многообещающей улыбкой, мягким пластичным движением протянула руку, которую Валентин пожал и тут же получил выговор: — А что, разве в Торске теперь не целуют дамам руки?

Валентин хотел исправить ошибку, однако Лина уже отвернулась равнодушно и, заговорив с кем-то из гостей, вышла из квартиры.

Когда квартира опустела, Ида, прихватив со стола недопитую бутылку водки и три рюмки, неверными шагами направилась в кабинет покойного мужа. Валентин последовал за ней. Там они устроились на диване, придвинув к нему столик. Ида налила во все рюмки, часть содержимого бутылки выплеснув на ковер. Перед тем как выпить, молча поглядели друг на друга и на увеличенную фотографию Андрея на письменном столе.

— Прости, Андрюша… — едва слышно пошевелила губами Ида. Поставив пустую рюмку на столик, спросила: — Как думаешь, он видит нас?

— Мне кажется, да, — не стал возражать Валентин и напомнил: — Ты хотела поговорить.

Ида откинула голову и смежила глаза.

— Не гони лошадей. Это очень серьезно. И страшно. Даже не знаю, стоит ли тебя впутывать.

— Ну, подумай хорошенько.

— А ты помолчи немного.

Пока она собиралась с мыслями, Валентин завороженно смотрел на кресло, в котором сорок дней назад сидел мертвый Андрей. Представил его еще живым, с поднесенным к виску пистолетом и почти зримо увидел, как дернулась голова, как отброшенный выстрелом пистолет неслышно упал на пол…

Но что-то в нарисованной воображением картине не соответствовало виденному в тот вечер, когда мертвый Андрей еще сидел в кресле. Что-то было не так, однако у Валентина не было желания снова прокручивать в воображении эту жуткую сцену.

Все было не так! Все случившееся казалось сплошным абсурдом. Никак не думал Валентин, что Андрей на поверку окажется таким слабаком.

«Работать придется много, — предупредил он Валентина во время единственного их телефонного разговора. — Но ты потянешь». — «Откуда знаешь, что потяну?» — спросил Валентин. — «Иначе не позвал бы», — ответил Андрей.

Валентин отнюдь не был в себе уверен. В свое время, видимо, переоценил свои возможности, сходу взялся за дело, которое оказалось не по зубам. И — сломался, опустил руки. Он не любил вспоминать эти страницы своей биографии.

…Придя сразу после института сменным мастером в цех, он увидел на своем участке старые разболтанные станки еще довоенных выпусков (один, шлифовальный, был изготовлен аж в 1929-м году), угрюмых настороженных рабочих, несусветную теснотищу и грязь. От станочников сплошь и рядом тянуло спиртовым духом. Ценою неимоверных усилий удалось подтянуть дисциплину, добиться замены нескольких вконец износившихся станков и расшить кое-какие узкие места. Через год его участок стал выполнять программу, хотя и теперь в конце месяца не обходилось без авралов, по-прежнему заготовки с других участков поступали с перебоями, и приходилось носиться по всему цеху, «по-хорошему» договариваться с другими мастерами.

Целый год он приглядывался к тому, как построен в цехе производственный процесс, и со временем понял, почему заготовки поступают с перебоями. Он изложил свои соображения на бумаге и сунулся к технологам, но увидел на их лицах вместо глаз оловянные пуговицы.

Потом начальник цеха, выслушав его вполуха, для вида полистав расчеты, графики и таблицы в большой толстой тетради, поднял тяжелый взгляд и спросил:

— Знаешь, кто лучше всех в шахматы играет?

Валентин знал, поэтому забрал тетрадь и ушел.

Вот тогда, на полпути к своему участку, он носом к носу столкнулся с Андреем.

— Что это у тебя за гроссбух? — поинтересовался тот, кивнув на тетрадь, которую Валентин держал в руке.

— Неразорвавшаяся бомба, — сказал Валентин. — Хочешь взглянуть?

— Давай, я мужик рисковый!

Продержал Андрей у себя его тетрадь больше недели. Возвращая, ограничился коротким резюме:

— Никому сейчас это не нужно, старик.

А вскоре и продукция, которую выпускал завод, оказалась никому не нужной.

«Тогда было не твое время, — сказал ему Андрей два месяца назад по телефону. — Да и в одиночку такие дела не делают. У меня ты получишь возможность показать, на что способен».

Похоже, Андрей замышлял что-то грандиозное. И в одночасье бросил все — дело, которое замышлял, жену, любовницу, будущего ребенка… И его, Валентина, пообещав златые горы, оставил у разбитого корыта…

Ему показалось, что Ида уснула. О чем же она собиралась говорить? Второй час ночи, Валентину давно пора было возвращаться в общежитие. Придется ловить машину. Однако нехорошо и уйти вот так, оставив Иду в квартире одну, такую пьяную… Прощаясь с ним в дверях и пообещав тут же примчаться при необходимости, Лина забыла сказать свой телефон.

Едва дотронулся до плеча Иды, как она открыла глаза:

— А?.. Что?

— Как позвонить Лине?

— На фиг она тебе сдалась?

— Не мне…

— Сколько времени? — взгляд у Иды становился все более осмысленным.

— Скоро два, — сказал Валентин.

— Ты куда-то собрался?

— Ну, как — куда? Пора мне в общежитие.

— Даже не думай. Кстати, нам поговорить надо!

— Может, я вечером подъеду?

— Вечером — само собой! А ты никак боишься меня скомпрометировать, если проведешь ночку в моем доме? — догадалась Ида и решительно хлопнула себя по коленке. — Даже не думай, никуда я тебя не отпущу!

— Зачем тебе пересуды соседей?.

— Боже мой! Да мне это… тьфу! — Ида воздела руки. — Я же не собираюсь с тобой трахаться, — она посмотрела на фотографию мужа. — Для меня имеет значение только его мнение. А он увидит, какие мы с тобой паиньки, и не осудит нас, можешь быть уверен! — Она потянулась и зевнула. — Хочу крепкого чаю.

Выпив стакан густо-коричневого чая без сахара, Ида заговорила вполне трезвым голосом:

— На заводе происходят ужасные вещи: новый генеральный разогнал всю Андрюшину команду. Из прежних остался только главный инженер да и тот мямля и флюгер… Даже Лину и ту вежливо попросили подыскать себе другое место.

— А что мы с тобой можем поделать? — спросил Валентин.

— Наверное, ничего, — убито обронила Ида, ероша пальцами волосы. — Но кое-какие выводы напрашиваются, и я не собираюсь молчать в тряпочку.

— Что ты имеешь ввиду?

— Андрюша им мешал, и они его убрали! — с надрывом вырвалось у нее. — Он не сам застрелился!

Валентин взял ее за руку.

— Мне кажется, ты возбуждена. Может, все-таки отложим этот разговор до вечера и обсудим все на трезвую голову? То, что ты говоришь, слишком серьезно, чтобы вот так…

— Отложим до вечера тридцать первого декабря… — Ида усмехнулась. — Только под Новый год и обсуждать подобные дела!

— Я приду пораньше, — пообещал Валентин. — А сейчас тебе не мешало бы хорошенько выспаться.

— Валька, не будь занудой! — она шлепнула ладонью по столику так, что одна рюмка скатилась на пол. — Мне надо не выспаться, а высказаться, иначе я не усну. А ты если хочешь спать, так и скажи, я сварю крепкого кофе!.. Вообще-то я ожидала другой реакции: как-никак, ты не чужой мне человек и уже почти был в Андрюшиной команде…

— Но я ведь не знаю людей, которые в нее входили! И почти не знаю тех, кто теперь там, наверху. Я с этой публикой не общаюсь. Видишь ли, каждый сверчок…

— Им и нужны такие, как ты, — уколола его Ида. — Сверчки с комплексом неполноценности. — Она зло поглядела ему в глаза. — Хотя бы выслушай меня!

— Ты всерьез считаешь, что он… не сам?

— Представь себе, всерьез!

— Но ведь ты только что говорила со следователем.

— Говорила. И врезала ему. Ты знаешь, за что.

— Мне кажется, у тебя до самого конца, пока велось расследование, не было сомнений в том, что Андрей…

Ида тряхнула головой:

— Не было! А вчера я прозрела. Да не мог, не мог Андрюша так вот взять и застрелиться! Не мог! Из-за какой-то бляди… Его убили, убили! Да еще его доброе имя опозорили. Не хочу! Не хо-чу!

Валентин сокрушенно вздохнул.

— А этот-то куда смотрел, следователь?

— Может, они купили его!

— Кто купил?

— Кому Андрюша мешал! Теперь это просто.

— Как ты докажешь?..

Глаза Иды вспыхнули бешенством.

— Тебе я ничего не собираюсь доказывать! Об одном прошу: выслушай и хорошенько пошевели мозгами! А там решим, что делать.

— Ступай вари кофе!

— Только сам принесешь, — сказала Ида. — Меня так трясет, что расплещу его весь по дороге.

…Отхлебнув глоток горячего кофе, запив его глотком коньяка, Ида хрипло заговорила:.

— Я пыталась выйти на след этой сучки. Может, плохо искала, но только и выяснила, что никто ничего о ней не знает. И сама она никак не дает о себе знать. На похоронах мне было не до нее. Но, может, тебе что-то бросилось в глаза? — Ида щелчком стряхнула пепел с сигареты. — Уж не знаю, как может выглядеть на кладбище беременная шлюха…

— Во всяком случае, могла обратить на себя внимание, — сказал Валентин. — Но я что-то не помню…

— И ведь никто не видел, никто не помнит, кого ни спросишь! Вот ведь… — Ида завершила фразу выразительным непечатным словечком.

— Но, может быть…

— Ну да, блин, все может быть! И помереть эта похотливая сучка могла в тот же самый день и час, когда не стало Андрюши. Или сошла с ума от горя, и ее заперли в психушку. Наконец, сделала аборт и на том успокоилась. Пока что единственное свидетельство ее существования — эта писулька.

— И платок.

— И платок. Но я все-таки женщина. Значит, должна была бы загодя почувствовать здесь, — она провела по груди ладонью, — что у меня появилась соперница. Хотя много чести называть своей соперницей всякую… (непечатно). Ничего не чувствовала! Понимаешь? Ни-че-го! Но ведь не такая же я чурка!

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что письмо могли подбросить!

— Какое настроение было у Андрея в то утро?

— Вот я как раз и хотела сказать: хорошее у него было настроение! Отлично помню, как он плескался под душем и распевал во весь голос. Как всегда, жутко фальшивил, я не выдержала и попросила его убавить громкость. А он в ответ: «Не могу: руки мокрые!»

— Что он распевал? — спросил Валентин и почувствовал как напряглись нервы.

— Песенку из детской радиопередачи: «Друзья, закутайтесь в плащи, труби протяжно рог, и с нами встречи не ищи бандит с больших дорог…» Дальше забыла…

— Ну, словом, не любовный романс?

— Нет, не любовный. И еще помню самые последние его слова, когда он уже одевался в прихожей, чтобы ехать на завод. Я вышла из комнаты проводить его. Он чмокнул меня и сказал: «Нос чешется. К чему бы это?» И так хорошо рассмеялся… Я тоже засмеялась: «Вот именно, к чему бы?». Все, дверь захлопнулась…

— Ты следователю это говорила?

— Да нет, как-то даже в голову не пришло.

Валентин прикрыл глаза. И вновь как наяву увидел Андрея с поднесенным к голове пистолетом. И опять почувствовал: что-то тут не так.

— Слушай, Андрей ведь был левшой?

— Был, — сказала Ида. — И что?

На полу пистолет валялся по правую сторону от кресла. И пуля вошла в голову с правой стороны. Но ведь тогда Андрей должен был держать пистолет в правой руке…

— Посмотри, — Валентин подошел к письменному столу, уселся во вращающееся кресло Андрея и приставил к голове указательный палец правой руки. — Стрелять в себя он мог только так и не иначе.

— Ну, я не знаю! — Ида покачала головой. — Правой рукой он мог только ложку держать… Ну, еще расписывался правой рукой…

— Значит, и пистолет ему подбросили! — Валентин выбрался из кресла, в котором чувствовал себя не слишком уютно, и перешел опять на диван.

— Я же говорю: его убили! — воскликнула Ида. Сначала поскалечили Мишу Ионина, а потом и до Андрюши добрались.

— Тогда никакой Дины не было, и если он явился домой так рано — значит, не знал, что поезд опаздывает!

— Выходит, не знал.

— Странно. Ведь Лина должна была проверить через справочное и сказать ему.

— Говорит, проверяла и сказала Андрюше, что поезд опаздывает.

— Тогда почему он приехал домой так рано?

— Спроси что-нибудь полегче…

— И как убийца мог знать, что Андрей именно в этот момент окажется дома?

Ида беспомощно пожала плечами.

— Что ты собираешься делать? — спросил Валентин.

— Пойду к Сан Санычу и возьму его за жабры!

Валентин сделал попытку подняться с дивана, однако Ида ухватила его за руку и удержала на месте.

— Валька, ты поможешь мне сочинить заявление!

— Прямо сейчас?

— А чего тянуть? Сразу после выходных и отнесу. Вот садись за Андрюшин стол, бери бумагу и пиши.