Имитация

30. Сдобные булочки на обед

Подробно расспросив Валентина о том, как он очутился в Екатеринбурге, как был обнаружили труп Андрея Орлинкова и как на сороковой день они с Идой Орлинковой пришли к заключению, что Андрея убили, Брянцев перевел разговор на Иконникова.

Валентин рассказал о торском периоде жизни бывшего соседа, включая эпопею с уникальным измерительным агрегатом, который купили за большие деньги в Германии и во время транспортировки ухитрились повредить так, что фирма отказалась производить гарантийный ремонт. Иконников полностью разобрал его, провозился около месяца, а когда снова собрал, агрегат показал точность даже несколько выше той, что была гарантирована фирмой.

— Очень интересно! — протянул Брянцев. — Представляю, как дорожили этим умельцем в Торске.

Валентин скептически поморщился:

— Дорожат у нас, как же…

— И сколько он зарабатывал?

Валентин передернул плечами:

— Я к нему в карман не заглядывал… Питался он скромно, из добрых вещей у него была только кожаная куртка и еще кроссовки-«саламандры» китайского производства. Может, на книжку что-то откладывал, но я его книжку не видел.

— На стороне подрабатывал?

— Не знаю. В юстировочной, правда, частенько засиживался допоздна, но чем он там занимался… — Валентин потер пальцами лоб, и тут выяснилось, что в памяти у него сохранилось гораздо больше информации, чем он предполагал до сего момента. — Упоминал Паша про какие-то хитрые электронные микросхемы… Кажется, японские. Напыление там было в несколько тончайших слоев. И он будто бы нашел способ снимать эти слои, так, что каждый следующий слой оставался в целости и становился доступным для детального изучения. Это, конечно, не для завода он делал.

— Кто-нибудь приходил к нему?

— Не помню такого. Разве что женщина… Любаша…

— У них были близкие отношениях?

— Да. Все эти годы встречались.

— Дети были?

— У Любаши была дочка. Я ни разу не видел ее, но мне казалось, что Иконников к ней относился хорошо. Звал Анюткой, коньки фигурные ей сделал… — и Валентин рассказал, как Иконников скопировал «чемпионские» коньки и как затем усовершенствовал их. — Правда, чемпионки из Анютки не вышло.

— Где она сейчас?

— Не знаю. Иконников сказал, что из спорта она ушла. Я так понял.

— Вы на «Орионе» встречали кого-нибудь из земляков, кроме Иконникова?

— Да, пожалуй, нет… Я же на заводе всего ничего…

— Вашего первого здешнего соседа отселили по вашей просьбе? — неожиданно спросил Брянцев. — Он ведь сильно пил?

— Да, беспокойный был, — кивнул Валентин. — Но я не просил его отселять, хотя мысль такая была.

— Миронов спокойный?

— И спокойный, и вообще мало бывает дома. Такая у него работа.

— Откуда он к вам перебрался?

— С третьего этажа. Не знаю, почему его перевели.

— Он что-нибудь говорил по этому поводу?

— Да нет. Меня в комнате не было, когда он принес вещи, и потом два дня я его не видел.

— К делу Орлинкова проявляет интерес?

— Вчера первый раз поинтересовался.

— О чем конкретно спрашивал?

— Ну, дескать, что там прокурорский следователь с Лазутиным поделывают, вышли на убийцу или нет?

— А вы что ответили?

— Сказал, что не в курсе. Но он еще спросил, вызывали меня на допрос или нет.

— Не припомните дословно?

— А так и спросил: «В прокуратуру тебя, дескать, вызывали ведь ты с Орлинковым был близко знаком». — «Нет, сказал я, не вызывали».

— А про Орлинкову спрашивал?

— Ну, тоже так: вызывали ее в прокуратуру или нет. Я сказал, что не знаю этого. Он удивился: «Ты что, не встречаешься с ней?» — Я сказал: «Давно не виделись».

— Как давно? — спросил Брянцев.

Валентин почувствовал, что краснеет и невольно отвел взгляд в сторону.

— Ну, я так ему сказал. На самом деле я был у Иды дней пять назад.

— Вы ведь с ней и ее покойным мужем давно были знакомы?

— Да.

— После их отъезда из Торска поддерживали с ними связь?

— Нет.

И тут следователь задал вопрос, которого Валентин больше всего боялся:

— Как вы сами думаете, кто мог убить Орлинкова?

Валентин почувствовал сухость во рту. Было такое чувство, что следователь знает про Изольду. Однако Валентин нашел в себе силы посмотреть ему в глаза и даже улыбнуться.

— Во всяком случае, я его не убивал, — ответил с некоторым, как ему казалось, даже вызовом, хотя его всего трясло, и зубы стучали так, словно он только что вылез из проруби.

К счастью, следователь перешел к новой серии вопросов:

— Вы хорошо знакомы с Ангелиной Савиной?

— Кто такая? — Валентин удивленно вскинул брови.

— В недавнем прошлом секретарь Орлинкова.

— Лина, что ли? Ну, встречались.

— Как часто?

— На похоронах, на поминках… Потом еще на девятый день. И на сороковой тоже…

— А при жизни Орлинкова?

— Только по телефону.

— Как часто?

— Да, собственно, один раз. Позвонила мне в Торск по поручению Андрея. Спросила номер поезда и время отправления.

Отпустив Карташова, Брянцев позвонил в уголовный розыск Филиппу, однако его не оказалось на месте. Подождав с полчаса, опять позвонил и опять ему сказали, что Филиппа нет. Лишь часа через два опер сам позвонил. Ничего не объясняя по телефону, обещал скоро подъехать.

Вошел он в кабинет с пасмурным лицом, присел у окна под форточкой, закурил и сообщил последнюю новость: скончался, так и не приходя в сознание, бывший главный технолог «Ориона» Ионин.

— Я сейчас был в клинике, разговаривал с врачом. Еще вчера вечером состояние Ионина было стабильным, даже отмечались признаки улучшения, а в четыре с минутами утра внезапно отказало сердце.

— А что свидетель, на которого ты возлагал надежды? — спросил Брянцев.

— Пока нет его в городе. Челнок. Где-то, видать, застрял с товаром. А у тебя что-нибудь есть?

Брянцев включил чайник, затем вернулся к столу и подал Филиппу листок с координатами Лининого «друга» Юрия Кирпичникова:

— Проверь алиби. И еще… Тебе не показалось странным, что к Карташову подселили Миронова? Без видимых причин. Проживал этажом выше, вместе со следователем Панченко, своим коллегой, и вдруг — на тебе, переселился к незнакомому парню. Или все же были знакомы?

— Может, Миронов с Панченко не смогли ужиться?

— Надо выяснить. Если сам Миронов не по собственному желанию переселился — выясни, кто распорядился его переселить.

— У тебя есть какая-то информация?

Брянцев поводил головой из стороны в сторону:

— Ничего конкретного. Но где-то тут, — он приложил ладонь к затылку, — на самом донышке подсознания, мигает лампочка. Тусклая, но мигает.

— Какой-то, выходит, подает сигнал? — Филипп насыпал себе в стакан растворимого кофе.

— К сожалению, пока невнятный, — вздохнул Брянцев.

— По правде сказать, Олег неплохой парень. И опер неплохой. Но если появились сомнения…

— Надо их развеять, ты правильно мыслишь! — улыбнулся Брянцев. — Подумай, что тут можно предпринять. Я тоже подумаю. А пока можешь быть свободен. Хотя постой… — он посмотрел на часы. — Через двадцать две минуты мне велено быть у начальства, хотят повесить на меня еще одно тухлое дело.

— Становишься узким специалистом, — пошутил Филипп.

— Не говори, жена меня уже окрестила профессором тухлых дел. Так что на обед идти уже не придется. Не в службу, а в дружбу: купи мне пару булочек, «лакомок» или слоек…

— Ладно, только сперва позвоню в свою контору, вроде как зарплату сегодня обещали… — он набрал номер. — Михаил? Ну что, броневик из банка еще не подкатил к подъезду?.. Что?.. Ёпа-мать!.. — он бессильно опустил руку, в которой была зажата трубка, и сообщил Брянцеву упавшим голосом — Опять обрадовали, сволочи! Ну, обрадовали!..

— Броневик все еще на запасном пути?

— Как жить, б…?

— Одолжить? — спросил Брянцев и, не дожидаясь согласия, сунул руку во внутренний карман пиджака. — На твое счастье, немного есть в заначке, — он извлек сложенную вдвое пачечку десяток, посчитал: — Стольник с хвостиком… Устроит?

— Давай! — мгновенно оживился Филипп. — Хоть стольник. Сынишке на молочишко, себе на табачишко…

Брянцев подмигнул ему:

— Или сынишке на табачишко, себе на молочишко.

— Да уж к тому идет, — не стал возражать опер, пряча в карман деньги.