Допрос происходил в одном из пустующих кабинетов уголовки, где Филипп запер Миронова час назад. Держался опер спокойно, однако чувствовалось, что нервы у него натянуты.
— Как это все понимать? — спросил он.
— Сейчас разберемся, — Брянцев по-хозяйски расположился за одним из столов у окна и жестом пригласил Миронова присаживаться за другой стол, напротив. — У меня к вам несколько вопросов.
— Несколько вопросов? И для этого надо было меня запирать? А это как называется? — он ткнул пальцем в телефонную розетку. — Телефон-то зачем унесли?
— Вот тут уж я не при чем, — сказал Брянцев.
Насчет телефона он и впрямь распоряжений не отдавал, так как предполагал, что Филипп препроводит Миронова в камеру, где, как известно, проблемы телефона не существует.
— Давно знакомы с Савиной? — спросил Брянцев после того, как отношения были выяснены.
Миронов наморщил брови.
— Простите, тут нет ошибки? Я не знаю никакой Савиной.
— На днях она подъехала за вами на улицу Посадскую на синем «Форде»…
— Но это была не Савина, — сильно покраснев, проговорил Миронов.
— Тогда кто же? — спросил Брянцев.
— Гела… Моя… женщина.
— Давно вы с ней встречаетесь?
— С декабря прошлого года.
— При каких обстоятельствах познакомились?
Первую встречу с Гелой Олег помнил очень хорошо:
— Вечером шестнадцатого декабря я вышел из здания милиции и направился в сторону автобусной остановки. Незнакомая женщина окликнула меня из машины и попросила помочь избавиться от пассажира, который начал к ней приставать. Это был рослый амбал лет двадцати трех. Я велел ему выйти из машины. Он нехотя подчинился.
— И что было дальше?
— Гела, поблагодарив меня, спросила, в какую мне сторону. Я вообще-то направлялся в общежитие, но… Короче говоря, вечер мы провели вместе.
— Как ее полное имя?
— Гелия. Гелия Алексеевна Пономарева.
— Вы часто бываете у нее дома?
— Довольно часто.
— И она тоже бывает у вас в общежитии?
На лице Олега отразилось сложное чувство. Казалось, вопрос следователя застиг его врасплох.
— Н-нет… То есть один раз была…
— Вчера?
— Сейчас у нее гостит мать, и поэтому мы не могли…
— Ваша подруга интересовалась делом Орлинкова?
Лицо Миронова сделалось совсем пунцовым. Сцепленные пальцы были сжаты до побеления суставов. Брянцев следил за выражением его расстроенного лица, всматривался в лихорадочно блестевшие глаза и не торопил.
— Да, проявляла… Но я и сам ничего не знал.
— И пытались выведать подробности у Карташова?
— Да. Но он тоже ничего не знал.
— А когда Лазутин якобы случайно проговорился, вы тут же побежали звонить подруге.
— Мне хотелось лишний раз увидеться с Гелой и, конечно, успокоить ее, потому что… Как я понял из ее слов, следствие проявило к ней интерес в связи с ее давними отношениями с Орлинковым…
— Вы что, в самом деле не знали, что Савина до последнего времени работала у Орлинкова личным секретарем?
— Савина — может быть… Вы хотите сказать, что Гела.?
Брянцев кивнул:
— Именно это я и хотел сказать. Потому что Савина — ее настоящая фамилия, — сказал Брянцев.
Миронов схватился за голову:
— Боже мой!..
— Мать Савиной не выезжала на этих днях из Торска, — добавил Брянцев.
Миронов смотрел на следователя, но, казалось, думал о каких-то посторонних вещах.
— Это значит, что квартира Савиной была свободна, — размеренным тоном продолжал Брянцев. — Тем не менее Савина пришла в общежитие, и вам пришлось просить Карташова исчезнуть на несколько часов…
Миронов вздрогнул и с тоской поглядел в окно.
— Что вы хотите сказать? — дрожащим голосом спросил он.
— Что Савиной для чего-то понадобилось провести этот вечер именно в общежитии.
Миронов подавленно молчал.
— Сколько времени продолжалось свидание? — спросил Брянцев.
— Часа три.
— За это время Савина куда-нибудь выходила из комнаты?
— Нет, никуда.
— А в туалет?
Олег покраснел.
— Ну да, конечно…
— Сколько раз?
— Я не считал. Допустим, раза два.
— Через сколько минут возвращалась?
— Ну… минут через пять, Может, через шесть. Или через четыре, я не смотрел на часы.
— Но не через полчаса?
— Ну что вы! Нет, конечно!
Брянцев поднялся из-за стола и стал расхаживать по кабинету.
«Спокойно, спокойно!» — говорил он себе, морщась от начинавшей пульсировать у виска мигреневой боли.
Он по опыту знал, что не следует паниковать раньше времени и всякий раз вспоминал в таких случаях слегка отредактированное им изречение бессмертного Швейка: надо надеяться даже тогда, когда, казалось бы, уже и не на что надеяться. Вот это «казалось бы» и оставляло ту малую толику надежды, которая включала второе дыхание, заставляя некое серое вещество под черепной коробкой шевелиться живее, а там вскоре и всегда нежданно-негаданно приходила счастливая, на удивление простая мысль. Или, также нежданно-негаданно, случалось то, что называют простым везением, счастливой случайностью. Кстати сказать, Брянцева в прокуратуре считали везунчиком, да, впрочем, и сам он верил в свое везение и часто рассчитывал на него в минуты отчаяния, когда, казалось бы, не оставалось никаких шансов, никакой возможности убедительно доказать совершенно очевидную для него самого вину подследственного. И сейчас он тоже в глубине души верил, в глубине души расчитывал на тот самый случай. Глупый и счастливый, который верой и правдой служит, как правило, профессионалам высокого класса.
…Сделав последний круг, он опять сел за стол и, вперив в Олега суровый пронизывающий взгляд, продолжил допрос:
— Что было на Савиной, когда она пришла к вам в общежитие?
— Черная такая шубка, вроде как котиковая.
— А на голове?
— Серый вязаный берет. Но, может, вы объясните, что произошло вчера вечером?..
— Вчера вечером, между семью тридцатью и восемью тридцатью в своей квартире была застрелена Орлинкова, — сказал Брянцев. — Соседи видели выходившую в это время из подъезда незнакомую женщину в коричневой норковой шубе.
Миронов оторопело посмотрел на следователя:
— Но ведь в коричневой, а не в черной!
— Она могла войти в дом в черной шубе, а выйти в коричневой. Свидетели утверждают, что норковая шуба выходившей из подъезда женщине была великовата. А в руке она держала туго набитый пакет.
— Гела пришла ко мне с небольшой кожаной сумочкой, в которой едва поместилась бутылка коньяка. И уходила с этой же сумочкой, — решительно заявил Миронов.
— Перед тем как вернуться в общежитие, она могла переодеться в машине, которая наверняка была припаркована где-нибудь неподалеку.
— Это лишь ваши предположения!
Брянцев вышел из-за стола и стал, заложив руки за спину, посреди кабинета.
— Миронов, вы профессионал, и должны понимать, что версия сперва выдвигается, а уж затем доказывается. Если есть подозрение, я обязан построить версию.
— Какие у вас основания подозревать Гелу в причастности к этим убийствам? — спросил Миронов.
— Савина одной из последних видела Орлинкова живым, а после его гибели часто навещала вдову. Между прочим, у нее нет алиби на то время, когда произошло первое убийство, зато соседи и в тот раз видели выходившую из подъезда незнакомую им молодую женщину. Как вы думаете, должен я проверить алиби Савиной на момент вчерашнего убийства? Вот этим я и занимаюсь.
— Но я же сказал: она никуда не отлучалась все это время из общежития! И вообще, мне кажется, что я сплю и вижу кошмарный сон… — пробормотал Миронов и провел ладонью по глазам.
— Спите? — рассеянно переспросил Брянцев, а в голове уже вертелся другой, похожий, но куда более важный вопрос: — А вчера вечером, во время свидания, вас не донимал сон? У мужчин это бывает…
Какое-то время Миронов смотрел на следователя с досадой и недоумением. Казалось, смысл вопроса не доходил до него.
— Ну было, чуть-чуть задремал, — ответил он, наконец. — Но чтобы спал… Минут пять, не больше.
— Проснулись сами или вас разбудила подружка?
— Гела растормошила.
— Сильно осерчала?
— Было. Но если вы думаете…
— Когда вы почувствовали сонливость, на руке у вас были часы? — спросил Брянцев Олега.
— Нет, они лежали на столе.
— Хотя бы приблизительно можете сказать, сколько времени было, когда вы задремали?
— Где-то около восьми вечера.
— А проснулись?
— Да тут же и открыл глаза! — сказал Олег. — Я же почти не спал!
— Когда открыли глаза, не спросили у Савиной, сколько времени?
— Спросил. Было пять минут девятого.
— Но на часы не взглянули?
— Нет.
— После вашего пробуждения Савина еще долго находилась в комнате?
Миронов прикинул:
— Где-то около часа. Может, минут сорок-сорок пять.
— А когда она ушла, вы посмотрели на часы?
— Нет, сразу плюхнулся на кровать и отключился. Не слышал даже, как сосед пришел.
— И последний вопрос: вы вчера вечером много коньяка выпили?
— Да не так чтобы много: граммов сто пятьдесят. Вы что, всерьез думаете?..
— Очередная версия, — сказал Брянцев. — Пока только версия.