Имитация

16. Брянцев

— Сережа, ты?

— Не знаю: с утра не смотрелся в зеркало, — ответил красивый певучий баритон. — Может, подменили за это время.

— Филипп на проводе. Можешь теперь звать меня Филом.

— Привет, Фил! Кто тебя так обозначил?

— Не телефонный разговор.

— Ну, приходи через… полтора часа, у меня тут кой-какие срочные дела.

Через полтора часа с минутами Филипп вошел в кабинет Сергея Алексеевича Брянцева, старшего следователя по особо важным делам областной прокуратуры, младшего советника юстиции и своего давнего приятеля. Им не раз приходилось сотрудничать при раскрытии довольно запутанных дел. Да вот и совсем недавно занимались делом двухлетней давности, от которого последовательно открестились две следственно-оперативных группы, а Брянцев взялся только потому, что когда-то, еще в студенческие годы, был влюблен в потерпевшую, которая тоже училась тогда в юридическом институте, он на четвертом, она — на втором курсе. Потом она долгое время работала нотариусом, вышла замуж за предпринимателя, прожила с ним три года и однажды ее обнаружили в ванне с водой и с явными признаками удушения. Муж в это время находился в длительной командировке, у всех, кого можно было заподозрить в убийстве, безупречное алиби, а из квартиры ничего не было похищено. Поначалу Брянцев и сам не очень-то верил в успех — так, по крайней мере, казалось Филиппу. Мало удовольствия заново отрабатывать уже отработанные версии. Куда интереснее раскрывать преступления по горячим следам. Но Брянцев упрямо твердил: «Меня замучит совесть, если Юлина душа не найдет упокоения». Это походило на сдвиг по фазе, и члены третьей по счету следственно-оперативной группы многозначительно переглядывались, слыша от «важняка» такие аргументы в пользу продолжения зашедшего в тупик расследования.

Переглядывались до тех пор, пока не было установлено, что у мужа потерпевшей была сожительница в том городе, где он в момент убийства отбывал командировку, и она в то время находилась на четвертом месяце беременности. Оказалось, что алиби мужа потерпевшей подтверждали брат и дядя сожительницы. В конце концов было неопровержимо доказано, что муж в ночь убийства Юлии побывал-таки в своей екатеринбургской квартире.

На тех, кто встречался с Брянцевым впервые, он производил впечатление записного балагура и поначалу даже раздражал словно бы нарочитой игрой певучего бархатистого баритона. Тем более, что и во внешности его было что-то несерьезное, мало вяжущееся с понятием «старший следователь по особо важным делам»: худосочный брюнет в аккуратном пиджачке и тщательно отутюженных брюках, на узком лице — черные щегольские усы, на чутком прямом носу — очки в тонкой золоченой оправе. А вот за стеклами очков… За стеклами очков загадочно мерцали темно-зеленые, в коричневую крапинку, просматривающие тебя насквозь проницательные и слегка ироничные глаза.

Прихлебывая из большой кружки кофе, Брянцев терпеливо выслушал опера и подвел итог:.

— Значит, одна пуля застряла в стене, другая ушла в окно. Предполагаешь, что Орлинков был убит первым выстрелом и именно той пулей, которая попала в стену?

Филипп кивнул:

— Пока, разумеется, только предполагаю. Стреляли с такого близкого расстояния, что промазать было трудно. Тем более, что Орлинков спокойно сидел в кресле и не смотрел на убийцу.

— Но если Орлинков был убит с первого выстрела и если инсценировалось самоубийство, зачем убийце понадобилось стрелять второй раз?

— Подозреваю, что пистолетов было два, — сказал Филипп. — Возле трупа валялся браунинг калибра 6,35, не приспособленный для стрельбы с глушителем — это мне сказал оперативник, который был на месте происшествия. Однако соседи не слышали выстрелов, поэтому можно предположить, что стреляли из другого пистолета того же калибра, но оборудованного глушителем. Видимо, пуля помимо желания убийцы попала в стену, и если бы ее вовремя обнаружили, то баллистики уже через несколько дней могли бы сказать, сам Орлинков застрелился или его застрелили.

— Понятно, — кивнул Брянцев. — А из того браунинга, который нашли возле трупа, выстрелили заранее. Кстати, в крови у Орлинкова никакой бяки не обнаружено?

— Я не видел заключения экспертов, — сказал Филипп.

— Это можно устроить.

Филипп сердито вскинулся:

— Ну, не надо! Ты ж понял, чего я хочу от тебя!

— М-м?..

— На днях вдова Орлинкова по моей наводке принесет тебе заявление. Поговори с ней. А потом решим, что делать дальше.

Брянцев вспомнил об остывшем кофе и отпил из кружки пару глотков.

— Надеюсь, это всего лишь робкое пожелание?

— Понимай как хочешь, — сказал Филипп, вылезая из-за стола и направляясь к окну.

— Ты в баню ходишь? — спросил Брянцев.

— Давно не бывал, — буркнул Филипп, не оборачиваясь.

— Но ты ведь знаешь, какая особенность у банного листа?

— Да знаю, знаю… Ну, так ты что решил?

Брянцев испустил тяжкий вздох.

— Дай немного подумать!

— Конечно, подумай! — охотно разрешил Филипп. — А вообще-то, дело в самый раз для «важняка».

— У меня знаешь, сколько таких дел в производстве? — Брянцев указал кивком на широкий, вместительный сейф.

— Ну, знаю: в основном, с мясниками возишься, — сказал Филипп. — А тут уникальная ситуация.

— В каком состоянии сейчас Ионин?

— Позавчера сделали вторую операцию. Состояние тяжелое, в сознание так и не пришел.

— Что говорят врачи?

— Ничего пока не говорят.

— Подозреваемые не установлены?

— Пока нет, но как раз сегодня я получил кое-какую информацию. Если она подтвердится, то на днях будет свидетель, который в момент нападения на Ионина случайно оказался поблизости и, возможно, запомнил хотя бы одного из нападавших в лицо. Из вещдоков имеются окурки и орудие нападения.

— Ладно, — обреченно махнул рукой Брянцев и выдвинул самый нижний ящик стола. Сейчас примем по грамульке, и ты еще раз подробно все расскажешь.

— Я бы еще кофе заказал.

— Одну порцию?

— Пока хватит одной.

— Два двадцать с вас. Зелеными.

— Получи и распишись, — Филипп показал фигу.

— До моей Машки тебе далеко, — спокойно парировал Брянцев, включая чайник. — Вчера после болезни сходила в садик. Вечером спрашиваю: «Машенька, как тебя мальчики-то встретили?» «А ну, говорит, их на хей!». У меня, челюсть отвисла. «Машенька, — говорю, — разве так можно?». А она: «Папа, это ведь такая шутка!»

— Сколько ей? — спросил Филипп.

— Через месяц три с половиной годика исполнится. Все буквы знает. Умная — спасу нет.