Имитация

41. Очная ставка

Из протокола:

Устремив на Миронова тяжелый пронизывающий взгляд, Савина спросила:

— Олег, тебя заставили так показывать? Ведь это неправда! Мы с тобой, и ты это прекрасно знаешь, до второго числа этого месяца ни разу не встречались. Если не считать день нашего знакомства. Да и не могли наши с тобой близкие отношения продолжаться так долго.

— Почему не могли? — полюбопытствовал Брянцев.

— Потому что обычный мужчина не в состоянии удовлетворять меня дольше одной-двух недель. А этот… мой знакомый, несмотря на его мужественную комплекцию, — тут губы Савиной скривились в презрительной усмешке, — …несмотря на мужественную комплекцию и большое самомнение, не выдержал и двух часов общения со мной, — Она повернулась лицом к следователю, и тот увидел перед собой влажно блестевшие порочные глаза и откровенно похабную ухмылку. — Видели б вы его под конец сеанса: весь скукожился, согнулся крючком, глаза закатил, я уж не рада была, что связалась с ним!.. Дело в том, что я… нимфоманка. Знаете, что это такое? И не советую знать. Обычно я знакомлюсь с мужчинами по рекомендациям своих подруг, а тут бес попутал, решила отблагодарить мента за то, что когда-то выручил меня в трудную минуту. Повторяю: девятнадцатого числа мы с Мироновым единственный и последний раз были у него в общежитии…

Миронов все это время сидел, втянув голову в плечи, болезненно скалился и смотрел на подругу глазами побитой собаки.

— Что вы можете на это сказать? — обратился к нему Брянцев.

Миронов втянул носом воздух, облизал губы и издал непонятный утробный звук, что-то среднее между храпом и всхлипом.

— Гела, ну зачем?.. — выдавил он, судорожно кривя губы.

— Вы хотите ответить Савиной? — спросил у него Брянцев.

— Я хочу сказать… — с мученическим выражением начал Миронов. — Я хочу сказать, что не понимаю… Не понимаю, зачем все это… Вся эта грязь… Мы много раз встречались, и все… Все было в общем-то нормально. А тут действительно… Нехорошо вышло: я вдруг задремал, и Гела справедливо обиделась… Но ничего такого, о чем она сейчас говорит, не было….

— Вы задремали или уснули? — спросил Брянцев.

— Не знаю, мне трудно сейчас сказать, — ответил Миронов.

Брянцев вопросительно посмотрел на Савину:

— Ангелина Федоровна, сколько минут продолжался сон Миронова?

— Да не спал он совсем! — с презрительной гримасой воскликнула Савина. — Просто отключился на минуту-другую, потому что вконец обессилел. Шапка не по Сеньке оказалась.

На побелевшем лице Миронова выступили багровые пятна, глаза сухо, горячечно посверкивали.

Савина повернулась к адвокату и, указывая глазами на Олега, громко, так, что и Брянцев, и Лазутин услышали, шепнула:

— Это их подсадная утка!..

— И как давно ее к вам подсадили? — спросил Брянцев.

— Это вам лучше знать, — огрызнулась Савина. — Мне так кажется, что с неделю назад.

— Значит, вы продолжаете утверждать, что со дня вашего знакомства и до второго февраля этого года у вас с Мироновым не было любовных свиданий или хотя бы просто дружеских встреч? — спросил Брянцев.

Савина презрительно фыркнула.

— Конечно, не было! Друг…

— Ни в общежитии, где Миронов в настоящее время проживает, ни у вас дома?

— Не хватало мне еще домой мента приводить!

Брянцев посмотрел на Миронова:

— Вы бывали у гражданки Савиной дома?

— Да, бывал и довольно часто! — буркнул Олег. — Вообще-то мы только у нее дома и встречались, если не считать последнего раза.

— Можете подробно описать квартиру гражданки Савиной?

— Пожалуй… Квартира однокомнатная, почти половину комнаты занимает кровать. На полу, во всю комнату, — ковер…

— Какого он цвета?

— Зеленого, такого травяного… Еще мебельная стенка, итальянская…

— Что находится на самом верху мебельной стенки, под потолком?

Олег приложил к глазам ладонь.

— Кажется, только гитара. В зеленом чехле…

— Вы играете на гитаре?

— Вообще-то да, но на этой не пришлось.

— Почему же?

— Ну, как-то так… — Олег посмотрел на Савину, словно ожидая подсказки, однако встретил лишь ее пронзительный, уничтожающий взгляд. — У нее две струны оборваны.

Брянцев посмотрел на Савину:

— Все правильно?

Савина в свою очередь вопросительно посмотрела на своего адвоката. Тот едва заметно кивнул.

— Да, похоже что гражданин Миронов действительно побывал в моей квартире — ответила Савина. — Без моего ведома. Действительно, у моей гитары оборваны две струны.

Брянцев снова обратился к Миронову:

— Вы вынимали эту гитару из чехла?

— Нет. Гела сказала, что гитара неисправна, а наверху много пыли…

Тут вмешался адвокат:

— Мне кажется, господин следователь излишне увлекся изучением второстепенного предмета и ушел от существа дела…

— Но ведь гитара помогла нам несколько продвинуться вперед, — заметил Брянцев. — Теперь нам известно, что гражданин Миронов частенько бывал у Савиной дома, а это категорически отрицала ваша подзащитная. Достижение не Бог знает какое, но лучше маленькая рыбка, чем большой таракан. Не так ли?

Адвокат тут же возразил:

— Указанный факт может свидетельствовать и о том, что гражданин Миронов, будучи штатным работником милиции, какое-то время назад присутствовал при обыске в квартире моей подзащитной.

— Должен заметить, что обыск проводился при понятых, и они могут внести ясность в этот вопрос, — сказал Брянцев. — Так же должен сказать, что опрошенные нами жильцы подъезда, в котором проживает гражданка Савина, узнали на фотографии гражданина Миронова, которого неоднократно — подчеркиваю: неоднократно! — встречали в своем подъезде на протяжении последних двух месяцев, — и, не дожидаясь очередного возражения адвоката, снова обратился к Олегу Миронову: — Вечером пятого февраля, находясь в комнате общежития, вы услышали от находившегося там же старшего оперуполномоченного угрозыска Лазутина фразу: «Все в ажуре». Что она для вас означала?

— Я понял ее так, что расследование дела об убийстве Орлинкова продвигается успешно.

— И как вы поступили?

— Позвонил Геле… гражданке Савиной с вахты и сказал, что необходимо встретиться.

— И гражданка Савина.?

— Ответила, что сейчас же подъедет к ближайшей от общежития автобусной остановке на улице Посадской.

— Он подъехала на своей машине?

— Да, на «Форде» синего цвета.

— Вы это подтверждаете? — спросил Брянцев Савину.

— Можно мне не отвечать на этот вопрос? — спросила Савина адвоката?

— Ваше право, — пожал тот плечами.

В этот момент Филипп Лазутин отлепился от подоконника и направился к двери. Обернувшись, показал Брянцеву рукой: дескать, все в порядке.

Согласно разработанному Брянцевым сценарию, Филипп должен примерно через полчаса вернуться бодрым шагом, с довольной улыбкой, положить на стол перед следователем увесистый сверток и сообщить, что «все в ажуре» — не слишком громко, но так, чтобы Савина услышала. А на удивленно-радостный вопрос следователя: «Где нашли?!» что-нибудь пошептать на ухо, со значением поглядывая на подследственную.

Между тем Савина продолжала упорствовать: никто ей вечером пятого февраля не звонил по телефону, никуда она не выезжала на своей машине, а сидела дома, вернее, полулежала на кровати, пила сухое вино и смотрела видики.

— Но вашу машину видел не только Миронов, — сказал Брянцев. — У нас есть и другие свидетели.

— Они машину видели или меня?

— В тот вечер — машину…

— Моя машина должна была в это время стоять в гараже, — Савина сделала ударение на первом слове. — Если она оказалась на улице, значит кто-то ею воспользовался без моего ведома.

— …А седьмого февраля видели и вас в машине, на той же Посадской улице, — продолжил Брянцев прерванную фразу. — Причем видели очень близко. Молодые супруги, если помните, просили вас подбросить их до Дворца молодежи. Вы сказали, что вам не по пути, однако затем проехали именно в сторону Дворца молодежи, а через некоторое время высадили Миронова возле его общежития.

— Да, теперь я вспомнила, — покивала Савина. — На днях Миронов действительно звонил мне домой, хотя номера своего телефона я ему не давала, и его неожиданный звонок меня, признаться, удивил.

— И тем не менее помчались на свидание?

— Мне в тот вечер было скучно сидеть одной дома.

— Но вы так же поспешно и прервали свидание.

— Я вспомнила, что не выключила утюг.

…Прошло уже больше получаса с тех пор, как Филипп вышел за дверь, пора было ему приступить к исполнению своей роли. Но сколько Брянцев ни прислушивался, слух не улавливал ничего похожего на «бодрые шаги за сценой».

Брянцев посмотрел на Миронова:

— Что именно вы сообщили Савиной при следующей встрече?

— Что у следствия, судя по всему, появились серьезные подозрения в отношении Карташова, — ответил Миронов, нервно тиская пальцы рук.

— Логически рассуждая, такое сообщение должно было вас успокоить, — проговорил Брянцев, обращаясь к Савиной. — Следствие переключилось на разработку версии, которую вы так настойчиво мне подкидывали во время предыдущих допросов: что Андрея Орлинкова мог застрелить Карташов и что Ираида Орлинкова если и не была его сообщницей, то уж определенно знала, кто застрелил ее мужа. Однако вам, должно быть, показалось, что тут не хватает последнего, решающего мазка. В самом деле, после того как Орлинковой стало известно о любовном романе Карташова с Изольдой Маковкиной, над Карташовым нависла угроза неотвратимого разоблачения. Первый шаг в этом направлении Орлинкова сделала, когда добилась возбуждения уголовного дела об убийстве своего мужа. Так ведь, Ангелина Федоровна?

— Конечно! — согласно кивнула Савина, глядя на следователя с тревогой и недоверием, явно ожидая подвоха с его стороны.

— Вы настойчиво советовали мне вызвать Орлинкову на откровенный разговор о Карташове и таким образом помочь ей сделать второй шаг. Но было уже поздно.

— Что ж, если сами вовремя не догадались…

— К сожалению, вы правы, такого развития событий никто из нас не ожидал, — скорбно признался Брянцев. — А все потому что до вчерашнего дня у следствия не было достаточно четкого представления о личности убийцы.

Напряжение, отражавшееся на лице Савиной, казалось, достигло кульминации.

Брянцев поминутно смотрел на часы. Филипп как в воду канул. Следовать дальше заранее заготовленному сценарию было слишком рискованно, без завершающего внезапного появления Филиппа с газетным свертком все старания пойдут насмарку…

— …Зачем же тогда вы меня терзаете? — всхлипнула Савина и поднесла к глазам платок.

Поздно, подумал Брянцев в отчаянии. Поздно отступать от сценария. Будь что будет, решил он.

— Ангелина Федоровна, весьма сожалею, но вы меня неправильно поняли. Разве я сказал, что следствие приняло вашу подсказку относительно личности убийцы? Нет, мы разрабатываем свою версию. Усыпив Миронова…

— В конце концов, это смешно! — выкрикнула Савина. — Даже мысль такая не приходила в голову!

— Усыпив Миронова, — невозмутимо продолжал Брянцев, — вы незаметно вышли из общежития, прихватив записную книжку Карташова, а пистолет уже находился в вашей сумочке. Совершив убийство Орлинковой, вы оставили записную книжку возле трупа как улику против ее владельца. А у Карташова, к тому же, и алиби не оказывалось, об этом позаботилась небезызвестная вам Лариса.

— Первый раз слышу!..

Брянцев пропустил эти слова мимо ушей.

— …Таким образом, вы на этот раз решили подставить Карташова, как до этого пытались подставить Маковкину…

— Да, конечно! И я же познакомила ее с Карташовым! — язвительным тоном выкрикнула Савина, тыча пальцем в сторону следователя.

— Это не установлено, — честно признался Брянцев. — Вполне возможно, что их знакомство не было вами предусмотрено. В отличие от вашего собственного знакомства с Мироновым, которого вы подкараулили возле милиции, находясь в машине вместе с хорошо известным вам Александром Жуковым, телохранителем гражданина Иконникова.

Савина указала глазами на коробочку сигарет, оставленную Филиппом на подоконнике:

— Мне надо закурить.

Брянцев поднялся из-за стола и подал ей сигареты. Савина, не спрашивая разрешения, вытянула три штуки.

— Ну, что скажете? — спросил Брянцев, когда она закурила.

— Все это ваши фантазии, — Савина агрессивно вскинула носик. — Ничего такого и в помине не было. Не знаю я никакого Жукова!

— И дубленку Маковкиной вы не надевали после того, как совершили убийство своего шефа?

Брянцев не торопясь достал из кейса пару фотографий Изольды Маковкиной и протянул подозреваемой:

— Объясните, с какой целью вы фотографировали гражданку Маковкину?

— Я ее фотографировала? — сильно побледнев спросила Савина, стараясь придать голосу удивленную интонацию, но голос у нее внезапно сел до шепота, и фраза прозвучала без всякого выражения, а в глазах отразился страх.

— Негативы были обнаружены у вас дома во время обыска, — сказал Брянцев. — Я скажу, для чего вам понадобилось фотографировать гражданку Маковкину. Решившись осенью прошлого года на убийство Орлинкова…

— Прекратите! — сипло выкрикнула Савина и круто повернулась к адвокату: — Я подам на него в суд за клевету! Помогите составить заявление! Черт знает что!..

Адвокат взял ее за руку и стал успокаивать:

— Ради Бога, Ангелина Федоровна, не теряйте самообладания, это не пойдет вам на пользу! У них нет доказательств…

— Ошибаетесь, — возразил ему Брянцев. — У нас нет пока — пока! — пистолета, из которого стреляли в Орлинковых, но вполне достаточно других доказательств виновности вашей подзащитной. Например, установлено, что упомянутый выше Александр Жуков позавчера вечером дважды, с интервалом в пятьдесят минут, появлялся в вестибюле общежития на улице Грозина, и пока он отвлекал вахтершу разговорами, ваша подзащитная сумела два раза проскочить через вестибюль так, что вахтерша ее не видела, однако Жукова запомнила. Ангелина Федоровна, вы, конечно, можете и дальше все отрицать, можете вообще не отвечать на мои вопросы, это ваше право, но это ничего не изменит…

Савина с отчаянием в глазах посмотрела на своего адвоката:

— О каком пистолете он говорит? — и перевела взгляд на Брянцева: — О каком пистолете вы говорите?

— О том самом, из которого вы стреляли в Орлинковых, — сказал Брянцев. — Калибра шесть тридцать пять. Пуля, которой был убит Орлинков, приобщена к вещественным доказательствам…

— Я отказываюсь что-либо понимать!.. — Савина с мольбой обратилась к адвокату: — Аркадий Львович, у меня уже никаких сил нет… Я сейчас не знаю, что сделаю… — и, сверкнув на следователя глазами, закричала: — Прекратите! Слышите? Кто вам дал право.? Так издеваться!.. Над женщиной!.. — закрыв лицо руками, она разразилась громкими, с хрипом, рыданиями.

— Прошу вас прекратить очную ставку! — потребовал у Брянцева адвокат, привставая с места.

— Да-да, — кивнул ему Брянцев, заканчивая писать протокол, — Вот только осталось соблюсти формальности. Однако должен вас предупредить, Аркадий Львович, что буду просить санкцию прокурора на арест вашей подзащитной сроком до десяти суток Пока до десяти… Вы знакомы с материалами дела…

— Буду решительно возражать! — заявил адвокат и пообещал сегодня же подготовить протест на имя прокурора области.

— Ваше право, — сказал Брянцев и обратился к Савиной: — Вам необходимо прочитать и подписать протокол.

— Я ничего не буду подписывать!.. — Савина упрямо поджала губы.

В этот момент в коридоре послышались спорые приближающиеся шаги. Брянцев внутренне подобрался в ожидании.

Дверь широко и шумно распахнулась, в следственный кабинет вошел Филипп. Его глаза светились торжеством. Надо же, как вжился в роль, подумалось Брянцеву.

В руке у Филиппа был газетный сверток, который он осторожно положил на стол перед следователем.

— Где нашли? — спросил тот, пытаясь унять волнение и изобразить на лице полагающуюся по сценарию радость, потрогал сверток пальцем, однако не спешил его разворачивать.

— По известному адресу, — ответил Филипп и выразительно посмотрел на Савину.

Брови следователя поползли кверху, на лице отразилась крайняя степень удивления, потому что опер грубо отошел от сценария. Ни в коем случае нельзя было называть конкретное место обнаружения пистолета, которое неизвестно следствию, но, вполне возможно, хорошо известно подследственной. Согласно сценарию, в газетном свертке должна была находиться подходившая под размеры пистолета деревяжка, и расчет следователя строился на том, чтобы с помощью такой простейшей уловки заставить Савину выдать себя, если, конечно, она знает, где находится пистолет, из которого были застрелены Орлинковы. А что она знает — Брянцев в этом не сомневался.

Он посмотрел на Филиппа с укором и чуть заметно покачивал головой.

— В гитаре под потолком, — добавил к сказанному Филипп. — Вот протокол изъятия, в присутствии дежурного следователя, двоих оперативников и понятых, все как полагается…

— Что?!. — Брянцев схватил сверток и ощутил в руке тяжесть металла. Еще не веря услышанному и собственным ощущениям, он с лихорадочной поспешностью стал разворачивать газету и в тот же самый момент боковым зрением увидел, как Савина без единого звука, как в немом кино, скувырнулась с табурета на пол.

Адвокат бросился к ней, вгляделся в ее лицо с выкаченными глазами, искаженное гримасой страха и боли, затем стал щупать пульс. Обернувшись к Брянцеву, который завладел другой рукой Савиной, отрывисто бросил:

— Быстрее врача!

Брянцев поискал глазами Филиппа, однако тот уже выскочил из кабинета.

Лишь один человек продолжал неподвижно сидеть на своем месте. Олег Миронов. Обхватив руками плечи, он смотрел на распростертую на полу подругу неподвижным затравленным взглядом, и на лице его не было ни кровинки.

В ожидании врача Брянцев извлек из газетного кокона полиэтиленовый пакет с небольшим браунингом.

— Вам непременно надо было разыгрывать этот жестокий спектакль? — адвокат смотрел на Брянцева с горечью и осуждением.

Что тот мог сказать в ответ? Что для него и самого появление на столе орудия убийства явилось полной неожиданностью? Да и, в конце концов, не было у него сейчас желания оправдываться перед кем бы то ни было в своих действиях. Что сделано, то сделано. Поэтому он ограничился лишь короткой утешительной репликой:

— Нервы. От этого не умирают.

— Та-ак… Теперь это называется «шаги за сценой»? — вкрадчиво-угрожающим тоном протянул Брянцев, когда они с Филиппом вышли на улицу, и в тяжелых металлических дверях за их спинами смачно клацнули замочные задвижки. — Втихаря, значит, перехватил у меня главную роль?

— Ну, вроде как… — скромно потупился Филипп.

— Понесся, ничего не сказал…

— Боялся сглазу, — улыбнулся Филипп. — Это ж все было на эмоциональном уровне, как ты сам любишь выражаться. Когда Савина сказала, что гитару давно не брали в руки и что на ней много пыли, меня будто током дернуло: я ж видел как Игорь двигал гитару, никакой пыли сверху не летело. Я еще удивился: телевизор весь в пыли, на кухне такой бардак, а на антресолях, где гитара, чисто как в аптеке! Значит, кто-то зачем-то ее совсем недавно брал в руки. Кто-то из них двоих. Миронов говорит, что не брал. Савина подтвердила, что у гитары нет двух струн. Значит, если она брала гитару в руки, то наверное не для того, чтобы играть на ней… Но в общем-то не спроси ты у Олега про гитару, и я бы не допер…

В прищуренных глазах Брянцева, за стеклами очков, плясали искорки добродушной иронии.

— Не было бы в кузнице гвоздя — подкова бы отпала, подкова бы отпала — лошадь бы захромала, лошадь бы захромала — командира б убили… Везунчики мы с тобой, а? Я вот что думаю: не пропустить ли нам по рюмочке после такого стресса?

— Надо, — согласился Филипп. — И давай больше сегодня не будем говорить о делах.

— Давай не будем.

Они завернули за угол в ближайший гастроном, загрузили кейсы, сели на трамвай и в восьмом часу вечера с деловым видом вошли в безлюдное в этот час здание прокуратуры, поднялись на четвертый этаж к Брянцеву в кабинет, вырубили телефон и после первой рюмки, зажевав водку пластиком безвкусной датской ветчины, Филипп спросил:

— Как ты думаешь, у Савиной были какие-нибудь личные мотивы для убийства Орлинкова или она только исполнила хорошо оплаченный заказ?

— Боюсь, мы этого никогда не узнаем, — сказал Брянцев. — Можно только предполагать, что двигал ею не только меркантильный интерес, Тут и родственная или почти родственная связь ее с Иконниковым, и, возможно, не последнюю роль сыграли определенные наклонности ее характера, которые особенно проявились после первого убийства. Тебе не кажется, что эти два убийства, при всей внешней схожести приемов, очень сильно отличаются по уровню профессионализма исполнителя? Словно совершены они были разными людьми… Ты вот этот окорок попробуй, изготовленный в Полевском…

— Да, пожалуй, — оценил Филипп продукт местного производства. — Ты хочешь сказать, что и тут свинина, и тут свинина?..

— Вот именно: и эту коптили, и эту коптили, а на вкус — небо и земля.

— Ты меня расстроил, — признался Филипп. — Я-то думал…

— …Что был один убийца, личность которого мы установили, и, таким образом, оба убийства можно считать раскрытыми?

— А на самом деле не так?

Брянцев ткнул пальцем в бутылку:

— Наливай. И успокойся: оба убийства совершила Савина. Только в первом случае она действовала под руководством опытного наставника-самородка и, надо думать, у нее на подхвате была пара тройка помощников. План операции был хорошо продуман, сама операция тщательно подготовлена. Я тебе уже говорил, что если бы все ограничилось убийством Орлинкова, а Савина во всем слушалась бы своего мудрого наставника, вину ее, скорее всего, было бы невозможно доказать. То есть пулю в стене ты обнаружил бы, а пистолет к этому времени уже был бы превращен в горку металлической стружки. Убежден, что наставник строго-настрого наказал Савиной вернуть ему по завершении операции орудие убийства. Она ослушалась, оставила пистолет у себя. Уж не знаю, как объяснила она свое непослушание наставнику.

— Могла сказать, что неожиданные обстоятельства вынудили ее избавиться от пистолета; дескать, утопила в пруду, — предположил Филипп.

— И так могла сказать, — покивал Брянцев. — Но наверняка не упомянула о пуле, которая осталась в стене. Полагаю, что и с Мироновым она познакомилась по собственной инициативе и сама же устроила его подселение к Карташову. Ну и, конечно, убийство Орлинковой: думаю, что Иконников не дал бы на него согласия, потому что убивать Орлинкову объективно не было необходимости. А что у Савиной не выдержали нервы — это мотив субъективный.

— Но и после второго убийства она оставила у себя пистолет, — сказал Филипп. — Вот чего я не могу понять.

— Что ты хочешь от начинающей и к тому же излишне самоуверенной убийцы!

— А ведь талантлива, стерва! Прямо артистка.

— И такой талант мы с тобой губим на корню!

— Мне кажется, это единственное для нас оправдание — что на корню, а не в расцвете. Но я не спешил бы с похоронами. Наверное Иконников уже принимает меры по спасению своей воспитанницы. Это теперь просто делается.

— Не успеет, — сказал Брянцев.

— Ты уже знаешь, как его можно обезвредить?

Брянцев покачал головой.

— Иконниковым займутся другие.

— Другие? А мы?.. А ты?

— Про тебя не знаю, а я… Вот доведем дело Савиной до суда, и я поеду в Красноисетск.

— Ты так решил?

— Почему я? Такие вопросы решает вышестоящее начальство. — Брянцев показал глазами на бутылку. — Наливай, и больше ни слова о грустном! В самом деле, надо расслабиться! Расскажи какой-нибудь анекдот.

— Вот: приходит домой муж и говорит жене: «Мне сейчас рассказали про нового жильца, будто он уже успел переспать со всеми женщинами в нашем доме, и только одна прогнала его взашей». При этом пытливо смотрит жене в глаза. Ну, жена поморгала, поморгала и говорит: «А, это та дурочка из семнадцатой квартиры!..»

Жиденько посмеялись. Выпили еще по рюмочке.

— Послушай, — сказал Филипп. — Вот ты считаешь, что Савина после убийства Орлинкова отбилась что называется от рук Иконникова и стала действовать самостоятельно. Не сходится: познакомиться с Мироновым ей помог Жуков, он же взял на себя вахтершу, когда Савиной понадобилось незаметно пройти через вестибюль общежития…

— Она могла использовать его втемную, — высказал Брянцев предположение.

Разбор операции возобновился…