— Господи, как я рада! Иди же быстрее!..
Телефонная трубка плясала в руке. Валентин не без труда повесил ее на крючок и неверными шагами, словно его силой толкали вперед, двинулся к дому Изольды. Уже поднимаясь по лестнице, решил пока сделать вид, будто ничего не случилось. Уж потом, потом…
Миновав третий этаж, он остановился на лестничной площадке у раскрытого окна, приложил руку к груди и попытался уговорить бешено стучавшее в грудную клетку сердце: «Все в порядке, я успокаиваюсь. Пульс входит в норму. Я уже спокоен. Я совершенно спокоен…»
Вроде и впрямь немного успокоился, но стоило подняться на несколько ступенек вверх, как сердце опять забарабанило по ребрам.
Знакомая дверь распахнулась как от порыва ветра.
Загоревшая до черноты Изольда смеялась и плакала, целуя и тормоша его.
— Валька, я так скучала по тебе! Единственный мой, первая и последняя моя любовь!..
Он тоже бормотал какую-то сентиментальную чепуху, старался подыгрывать ей, однако сделал вид, что не заметил царственно восседавший посреди стола огромный ананас с роскошным зеленым султаном, который наверняка еще вчера зрел под тропическим солнцем и овевался каким-нибудь там муссоном или пассатом…
— Ты чем-то расстроен? — вдруг спросила Изольда.
Притворяться не было смысла.
— Где ты была все это время? — спросил он. — Только не надо про курсы!
Изольда посмотрела на него с легким замешательством, покусала губку, что-то про себя обдумывая. Внезапно взгляд ее посмурнел, глаза сверкнули сухо и отчужденно.
— Тебе будет легче, если я скажу правду?
— Легче, — со вздохом обронил Валентин. — Потому что я все знаю, и когда ты делаешь вид…
— Подожди! — остановила она его. — Подожди… — и глаза ее увлажнились, отвернув голову, она попыталась проморгаться.
Валентин запоздало пожалел о сорвавшихся с языка словах. От предчувствия неизбежной развязки больно сдавило в груди.
Изольда наполнила рюмки коньяком.
— За тебя, — сказал Валентин. — Все нормально.
Закусил пластиком красной рыбки с кружочком лимона, Изольда — одним лимоном.
— Так вот, — раздувая крылышки носа, начала она. — Я была на острове Лас-Пальмас, это у самого экватора…
— Стоп! Хорошего понемногу, — остановил ее Валентин. И наполнил рюмки. — Теперь пару слов скажу я. Для симметрии. Мне только на днях сказали, где ты.
— Кто тебе это сказал?
— Старший следователь прокуратуры по особо важным делам, который меня допрашивал по подозрению в убийстве.
— Ну перестань! — Сердито оборвала его Изольда. — Мы должны серьезно поговорить!..
— Я думал, ты хоть немного мне посочувствуешь, — обиделся Валентин. — Меня ведь правда допрашивали. Причем, не один раз.
— Валька, прекрати! — Изольда шлепнула его по руке. — И дай мне сигарету.
— Ты разве куришь?
— Когда колотит.
Он выщелкнул из пачки сигарету, раскурил и подал ей.
— У нас разговор не на равных, — сказал он. — Я тебе верю про остров Лас-Пальмас, а ты мне почему-то не хочешь верить. Я тебе говорю: меня подозревали в убийстве! Сначала меня, потом… Извини, но ты тоже фигурировала в числе главных подозреваемых. И это было для меня самое страшное, потому что многое сходилось…
Изольда резким движением коснулась ладонью его лба, дрожащим голосом определила:
— Температуры нет. Значит, тихое помешательство. Сейчас вызову неотложку, — однако с места не двигалась. Облокотившись о стол, выжидательно, с укором смотрела на Валентина.
— Иду Орлинкову застрелили, — сказал он.
— О Господи! — вырвалось у Изольды. — Да ты что?! Когда? Почему?
— Если позволишь, расскажу с самого начала…
Когда он закончил, коньяка в бутылке оставалось на самом донышке.
— В субботу съездим на кладбище, — сказала Изольда как о решенном. — Мы хоть и не были знакомы…
Валентин кивнул и тут же подумал: в субботу и поговорим обо всем остальном.
Однако Изольда сама возобновила разговор.
— Мне очень жаль, что я вынуждена была тебе… Что я была с тобой неискрення. — Ее лицо в этот момент выражало глубокую скорбь. Валентин хотел что-то сказать, но она велела ему заткнуться («Милый, ну помолчи, пожалуйста!..»). — Чтобы выслушать всю правду, тебе надо набраться мужества.
— Больше коньяка нет? — Валентин приподнял за горлышко пустую бутылку.
— Ты будешь слушать или нет?
— Говори.
— Сначала о моем бывшем муже. Он, как и ты, был рядовым инженером и звезд с неба не хватал. В сексе мы оба смыслили мало, поэтому здесь у нас с ним конфликтов не было Как сейчас думаю, мы вполне могли построить нормальную советскую семью, если бы к свадьбе он не преподнес мне подарочек в виде некоторой суммы в валюте, скопленной им еще до нашего знакомства. Приблизительно такой же суммы не хватало, чтобы купить машину. Незабываемое времечко. Жили мы ним на мою грошовую зарплату, а его копейки откладывали. По нашим прикидкам, года через три должно было хватить на «Москвич». Но на три года такой жизни меня не хватило, и еще до того, как мы смогли пойти в автомагазин, я уже раскатывала на «волге». Сперва тайком от мужа, потом ему шепнули про меня, и я перестала врать Я ему честно сказала, что меня не устраивает нищая полуголодная жизнь при тех внешних данных, которыми наделила меня природа. Мы мирно разошлись. Валюш, ты не думай, я не жадная. Мне хватило бы и трети того, что имеет за бугром простая дипломированная медсестра. Ты знаешь, какая у меня зарплата? Три с половиной сотни. И ту уже четыре месяца не выдают. У тебя побольше…
— Ровно в три раза.
— Но это ведь тоже не деньги.
— Одному худо-бедно хватает.
— Ну да, с голоду не умрешь. Пока холостой. И четырьмя квадратными метрами обходишься, так ведь?
— Может, и двух хватило бы, — печально улыбнулся Валентин. — Одному-то.
Изольда взъерошила ему волосы.
— На таких воду и возят, — сказала с горьким смешком и вздохнула. — А потому, Валюшечка, не судьба нам безраздельно принадлежать друг другу.
— Да, — покивал Валентин. — Я уже понял.
— Допустим, ты сделал мне предложение, а я приняла его. И куда ты, дорогой муженек, поведешь меня в первую брачную ночь? В стойло, которое тебе, инженеру, выделили для жилья как какой-нибудь полезной домашней скотине? Миленький, через это я уже прошла. Или ты перебрался бы вот в эту мою конуру?
— Вот на что бы я никогда не пошел, — покачал головой Валентин. — Иначе я перестал бы себя уважать, а это чревато.
— И я тоже перестала бы тебя уважать, а это еще чреватей, — покивала Изольда.
— А до сих пор? — спросил Валентин. — До сих-то пор как ты можешь меня уважать и даже.?
— …любить по страшному? — быстро вставила Изольда и показала ему язык.
— …Человека, который живет как скотина в стойле и получает нищенскую зарплату?
— Это там где-то у него свои проблемы, — Изольда небрежно махнула в сторону окна. — Он приходит ко мне ниоткуда. Как принц из сказки, по щучьему веленью, по моему хотенью. Я ничего у него не прошу, ничего не требую, кроме любви, которой особенно не хватало мне там, на волшебном острове Лас-Пальмас.
— Что же делать? — спросил Валентин.
Изольда посмотрела на него с нежностью и погладила по руке:
— А зачем? Зачем что-то делать? Если нам хорошо? Разве не так?
— Допустим, так. Но все равно… Ведь это же… Как ты можешь тут?..
— … Тут без памяти любить тебя, а там отдаваться другим без любви?
— Тебе лучше знать, чем ты там занимаешься.
— Валюш, с тех пор, как мы с тобой встретились, меня никто там, — она снова кивнула на окно и с расстановкой завершила фразу: — Не тра-хал!
— А как же остров…?
— Лас-Пальмас, — подсказала Изольда.
— Ведь ты не одна там была? И потом такой отдых стоит, наверное, ой-ой сколько.
— Ой-ой, — согласилась Изольда. — И я эти «ой-ой» заработала вовсе не так, как ты думаешь, а этими вот руками. Я тебе не говорила, как я зарабатываю деньги, боялась, что ты неверно меня поймешь…
— И как же?
— Я массажистка высокого класса. Клиентура у меня богатая. Настолько богатая, что один господин пожелал пригласить меня с собой на Лас-Пальмас. В качестве массажистки и фиктивной любовницы. Есть фиктивные браки, а у нас с ним была фиктивная любовь. Мы жили в разных апартаментах, но на людях были всегда вместе, я была к нему неизменно благосклонна, все мужчины ему завидовали, и он был счастлив. Впрочем, эта сторона моей жизни тебя не должна касаться. Повторяю: это моя работа.
— Хорошенькое дело, — удрученно покачал головой Валентин. — Хорошенькое дело…
— Я не с кем попало встречаюсь, — продолжала Изольда. — Мои клиенты люди уважаемые и жутко положительные… в той их жизни, которая меня не касается. Среди них есть и депутат областной Думы, и генерал, и два генеральных директора…
— Орлинкова не было, случаем?
— Нет. Кстати, набивался ко мне в клиенты и мой бывший муж. Я ему отказала. Так что, как видишь, у меня есть возможность выбирать.
— Он что, разбогател, твой муж?
— Да, выбился в люди. Мало того, он теперь большая шишка. Раскатывает на БМВ последней модели, купил коттедж за городом… Что ты так на меня смотришь? Нет, не жалею, потому что со мной ему такой карьеры ни в жизнь бы не сделать…
— Интересно, кто же это такой… — пробормотал Валентин.
— Не скажу, Валюшечка! Хотя его полгорода знает. Он женат, трое детей. Жена некрасивая, но она-то и помогла ему сделать карьеру. Вернее, тесть, которого тоже все знают. Ну да, часто и так выходят в люди. И ты при желании мог бы заарканить засидевшуюся дочку какого-нибудь туза. Кстати, у меня есть на примете одна… Ну, как знаешь. Еще вопросы есть? Тогда я выкурю еще сигаретку… — она прошла к окну и, слегка отдернув портьеру, распахнула форточку. — Сейчас мы с тобой еще коньячку дернем и закроем эту тему.
Валентин смотрел на нее исподлобья, с лихорадочной улыбкой и не знал, что сказать.
— Не переживай, — сказала Изольда. — То ли еще бывает. А давай нарежемся напоследок?
Она достала нераспечатанную бутылку «Белого аиста» и вручила ее Валентину:
— Распорядись.
Валентин откупорил бутылку и наполнил рюмки.
Прежде чем выпить, Изольда накрыла его руку своей ладонью и, глядя на него влажно блестевшими глазами, прошептала:
— Валюш, я люблю тебя!
— Ни черта не понимаю!
— Дурак и не лечишься! — улыбнулась Изольда сквозь слезы. — Но я все равно хочу, чтобы ты услышал это еще раз: Валька, я люблю тебя! Ты моя радость и печаль. Ты — единственный на свете мужчина, от которого я без ума и которого хотела бы любить всю оставшуюся жизнь. Ну да, мои клиенты-пациенты мужеска пола для меня только клиенты-пациенты. А мужчина у меня один. Единственный и самый лучший. Других нет. Другие где-то там, — небрежно махнув рукой, она прижала к своей груди ладонь Валентина: — Я сказала тебе всю правду.
— Верю, — Валентин погладил ее по голове, а в груди тонко и пронзительно защемило — И знаешь что? Давай не будем напиваться.
— Давай не будем! — согласилась Изольда.