Имитация

21. Смятение

Этой ночью он долго не мог уснуть. На душе было тревожно и пакостно. Он чувствовал себя совершенно беззащитным в этом мире, где ему с некоторых пор предопределено крошечное, насквозь просвеченное пространство, где каждый шаг его, каждое движение, а может и мысли отслеживались и анализировались неизвестными посторонними людьми. Букашка в стеклянной банке: наведи лупу и рассматривай во всех подробностях.

Откуда Иконников знает об их давнем с Идой знакомстве? Валентин никого не посвящал в свои сердечные дела. Хотя, впрочем, сама Ида в разговоре с Филиппом могла что-нибудь такое сболтнуть, а Филипп сказал Иконникову? Спрашивается, зачем? А зачем он настоял на встрече Валентина с Иконниковым? Сдается, что эта встреча была заранее согласована, и его, Валентина, проверяли, прощупывали… Опять же, на какой ляд? И что может связывать Филиппа с этим странным человеком, который еще совсем недавно делил с Валентином стойло площадью в восемь квадратных метров, а теперь живет в шикарной квартире, женился на молоденькой, ездит на «Мерседесе» да еще и с шофером… Так-то вроде бы Иконников мужик ничего И об Андрее неплохо отзывается. Говорит, что цех несмотря ни на что будет пущен. Значит, заинтересован продолжать дело, которое начал Андрей… Но почему так пакостно на душе? Неужели оттого, что Иконников не изъявил ни малейшего желания что-нибудь для него сделать, а вместо этого начал сватать его к Иде? «Смотри, потом жалеть будешь!..» И этот сатанинский взгляд…

К черту! Надо снять напряжение и побыстрее уснуть. Утро вечера мудренее. Все будет хорошо. Расслабиться и ни о чем больше не думать. Дышать ровно и спокойно. Ровно и спокойно. Ровно и спокойно…

Однако еще какое-то время он продолжая мусолить в голове события минувшего дня и уже в полудреме подумалось: а может, не случайно его поселили в одной комнате с милицейским работником? Вполне возможно, что Олег отслеживает каждый его шаг и сообщает кому следует. Тем, кто убил Андрея…

Потом он уснул и будто бы проснулся среди ночи. Сквозь белые занавески в комнату просачивался голубоватый свет луны, и в этом слабом призрачном свете Валентин разглядел неподалеку от своей кровати раскладушку, на которой кто-то спал, завернувшись до макушки в одеяло. За этой раскладушкой стояла еще одна. И еще… Вся комната была тесно уставлена раскладушками, на которых спали какие-то люди, вздыхая и постанывая во сне, посвистывая носом и храпя. Повизгивали пружинки-растяжки, когда кто-нибудь переворачивался с боку на бок.

Недоумевая, сердясь и чувствуя в груди неприятный холодок безотчетного страха, Валентин стал пробираться к двери. Это было непросто, так как раскладушки стояли впритирку и приходилось ступать прямо по спящим людям, путаясь ногами в одеялах и балансируя руками, чтобы не потерять равновесия.

Он только хотел потянуть на себя дверь, как она сама распахнулась. На пороге, загораживая проход, возникла молодая жена Иконникова Наташа, закутанная в белую простыню как в тогу. Валентин хотел спросить, что все это значит, но Наташа приложила палец к губам: «Тс-с!.. Пашка…» При этом глаза озорно и зловеще сверкнули. Махнув рукой в сторону окна и гортанно выкрикнув какое-то слово не по-русски, она побежала по спящим, а простыня плескалась и щелкала у нее за спиной, как плащ мчащегося во весь опор всадника.

Валентин в ужасе выскочил в распахнутую дверь и очутился в небольшой комнате, где тускло, как в подвале, горела под самым потолком затканная паутиной лампочка, вдоль стены стоял обшарпанный клеенчатый диван с круглыми откидными валиками, а в углу — стол, заставленный грязными алюминиевыми мисками, пустыми бутылками и гранеными стаканами.

Окно в комнате было раскрыто настежь, и за ним на фоне бархатно черного неба метались какие-то отсветы. Валентин перегнулся через подоконник и увидел стоящие вразброс легковые машины, в промежутках между которыми были раскинуты палатки и горели костры. Сидевшие у костров люди пели задавленными голосами тягучую, жалостливую песню.

А у стены соседнего дома, в палисаднике на клумбе с засохшими цветами, лежала раскинув руки какая-то женщина с обнаженной грудью, до пояса укрытая ватным одеялом. Каким-то непонятным образом Валентин оказался возле этой женщины и теперь, вглядываясь в ее лицо, с горестным удивлением, находил в ней сходство с Изольдой. Она была старше Изольды и не так красива, но у него почему-то не было сомнения в том, что это именно Изольда. Дотронувшись рукой до ее голого, твердого и холодного как лед плеча, он понял, что она мертва, и дико, страшно закричал, но не услышал своего голоса, только спазмы сдавили горло да так, что стало невозможно дышать…

Утром, он позвонил по номеру, который дал ему для связи Филипп. В трубке послышался знакомый голос опера.

— Мишка, когда в баню пойдем? — спросил Валентин. Это был пароль.

— В восемь, — ответил Филипп.

— Ладно, только не опаздывай, — сказал Валентин.

Встретились на многолюдной улице Малышева. Зашли в подвальчик с баром, неподалеку от памятника.

Опер выслушал рассказ Валентина без каких бы то ни было комментариев. Лишь поинтересовался, не предлагал ли Иконников ему работу в «Нике».

— Даже не заикался, — сказал Валентин.

— И с жильем не обещал помочь?

Валентин криво усмехнулся:

— Ограничился советами.

— Какими?

— Да на Иде посоветовал жениться. Откуда ему известно, что мы с ней давно знаем друг друга?

— Действительно, загадка, — усмехнулся Филипп. — Мало, что ли, сплетен ходило по заводу про вас с Орлинковой? Сам будто не слыхал?

— Ида что-то такое говорила… — вспомнил Валентин. — Да, еще следователь Кожухов намекал.

— Вот видишь, сколько людей про ваши сердечные тайны знают! — подытожил Филипп. — Могло и до ушей Иконникова дойти. Вот только… Впрочем, ладно, ступай, я расплачусь за пиво. Если что-то случится непредвиденное — дай знать.

— Что — «вот только»? — уцепился Валентин за начатую и внезапно прерванную Филиппом фразу.

— Да я уж забыл, что хотел сказать, — простодушно улыбнулся Филипп.

— Ну, и твои выводы? — спросил Брянцев, когда Филипп пересказал ему услышанное от Карташова.

— Иконников знал о появлении Карташова на заводе еще до встречи с ним. Похоже, что заранее интересовался кое-какими фактами его биографии. А во время встречи пытался вызвать его на откровенный разговор и тотчас понял, что Карташов нагло врет. Припирать его к стенке не стал, чтобы не выдать себя. Значит, почувствовал опасность со стороны земляка. Вывод: отработку Иконникова надо продолжить, но Карташова больше не подключать.

— Ну-ну… — Брянцев сцепил пальцы и, прижав сомкнутые руки к вытянутым трубочкой губам, на минуту задумался, затем предложил: — А давай-ка завтра с утра сами прогуляемся до батьки Иконникова? Согласен, что мужик он для нас интересный.

— Может, к себе пригласишь?

Брянцев покрутил головой:

— Нет, надо к нему со всем уважением. Ведь уникум. Эдисон.