Глава одиннадцатая, рассказывающая о Пиявке и таинственном враге

19 сентября 1830 года по Арагонскому календарю


Ее вела за собой нить, неразрывно связывающая человека и фамильяра, пока они оба живы.

Полчаса назад Соланж Ганьон очнулась от сильной боли, от которой взрывалась голова. «Ланж, помоги» — звал ее голос. Она сжала виски, пытаясь успокоить разум, и вновь прислушалась к зову. Он повторился: тихий, слабый, жалобный, лишенный веры.

— Гастон, — прохрипела девушка, поднимаясь на ноги.

Ради себя она бы не встала, так бы и осталась на полу, но фамильяр нуждался в ней: он второй раз спас ей жизнь, не раздумывая пожертвовал собой. Как она могла его бросить в этом чертовом подземелье?

Чтобы заглушить рвущийся стон, девушка вытащила кожаный ремень, и зажала его в зубах. Помогло: при самых сложных приступах боли она с силой кусала кожу, почти соприкасаясь нижними и верхними зубами. А ведь это был добротный ремень, купленный в Париже!

Ланж остановилась на развилке, не зная, куда идти дальше. Вот уже несколько минут как она не слышала Гастона. «Где ты, черт лохматый?» — мысленно звала она, надеясь, что фамильяр отреагирует на оскорбление. Но он не откликался.

Слева раздался слабый скулеж. Девушка едва не упала, поспешив на голос, и в крохотном тупике нашла своего фамильяра. Его рыжеватая шкура была настолько грязной, что пес казался серым, а лапа кровоточила. Рядом валялся тот самый предмет, из-за которого Герц погнался за Гастоном, бросив беспомощную жертву, неспособную оказать сопротивление.

Но Ланж не было до этого никакого дела: она с ужасом смотрела на своего единственного друга, и больше всего на свете боялась его потерять.

— Вот ты где, кот плешивый! — ломким голосом сказала она.

Гастон не отреагировал. У него не было сил ни на злость, ни на шутки.

— Сейчас, мой милый, я позову на помощь.

— Нет, — на грани слышимости сказал фамильяр. — Никто не должен знать о нас. Он… тот оборотень… больше не человек.

— Ясное дело, не человек. Скорее лишившийся мозгов волчара.

— Нет, Ланж, нет, — бормотал Гастон, и девушка уступила.

— Ладно, как скажешь. Все будет хорошо, ты только держись. Слышишь! Не смей оставлять меня одну, я не справлюсь.

Была бы она витряником — призвала бы ветер, и он отнес обессиленных жертв нападения в их комнату, но да ладно, Ланж и так справится, чего только с ней в жизни не случалось!

Она потратила много сил на вязь, поднявшую фамильяра на невидимые носилки, и медленно направилась прочь из подземелий.

— Как нас еще не учуяли? — интересовалась по дороге девушка. — Здесь было столько людей, я слышала голос декана волков.

— Грязь, — коротко ответил Гастон.

Она посмотрела на свои руки, покрытые пылью не хуже шкуры фамильяра, и ужаснулась виду посиневших ногтей с ободками грязи под ними. Зато это объясняло, почему чуткие носы оборотней не взяли их след: земля отлично перебивает запах живого.

Чудом они добрались до комнаты живыми, и всю ночь Соланж перекачивала свои силы в фамильяра, боясь, что их не хватит. Любой маг, даже самый сильный, слабеет при физических недомоганиях, потому что сила должна находиться в состоянии равновесия, тело и разум должны пребывать в гармонии. Ее же едва не задушили, и лишь перед самым рассветом девушка смогла заняться собой, пытаясь уменьшить боль и скрыть следы. Увы, ни то, ни другое не удалось. Единственное утешение — что они ускользнули.

Только вот Соланж не знала, что весь их путь из подземелья проследила невзрачная ящерка, злобными глазами сопровождавшая сверток в руке девушки. Покружив вокруг закрытой двери, не сумев обойти магическую защиту, чужой фамильяр вернулся к своему хозяину, докладывая обо всем увиденном.

— Значит парижанка, — задумчиво прошептала тень у окна. — Ты уверена, Пиявка?

— Конечно, это была она, — прошипел фамильяр. — Они называли друг друга по именам, и я отследила ее до спальни. Пес в ужасном состоянии, девушка — едва на ногах держалась, но создала воздушные носилки для своего дружка.

— Хорошо. Второй раз она вмешалась в это дело, но дневники ей брать не стоило.

— Отнять?

— Не стоит привлекать к себе внимание. Пусть ознакомится.

— Рискованно, хозяин.

— Это всегда было рискованно. Уже двое пострадали, вся Академия под угрозой! Но я чувствую, что она пригодится нам. Всегда нужен кто-то, кого будет не жаль.

— Вы обещали мне смерть Онежского!

— И я сдержу свое слово, Пиявка. Ты насладишься его страданиями, они все будут страдать. Но ученики должны быть в безопасности, поэтому стоит действовать мягко, понимаешь?

— Да, хозяин, — прошептал фамильяр, не согласившись мысленно ни с одним его словом.

Загрузка...