Исетская Академия. Дневники мертвеца (СИ)

Глава тридцать пятая, рассказывающая об искусстве ведения боя и плетения интриг

2 декабря 1830 года по Арагонскому календарю

— В отсутствие господина Бунина боевую магию буду преподавать я.

Шестикурсники не перечили Соланж, и не задавали вопросов, так как с утра их построили всей Академией, и объявили, что бывший декан магов бежал из-под стражи, любой контакт с ним приравнивался к пособничеству, хотя суть обвинений осталась неясна. Однако куда больше их волновал запрет на зимние каникулы и исчезновение Бориса Бравадина.

— Вы уже владеете определенными навыками, но сейчас вам придется освоить весьма необычный стиль боя, — тем временем вещала Соланж. — Как правило, заклинания рассчитаны на энергию живых объектов, поэтому многие не умеют пользоваться стихийной вязью.

— Простите, мадмуазель, — не сдержалась Пелагея Крысина. — Зачем нам нужны подобные заклинания? Мы же не станем нападать на скалу, ветер или иной объект неживого мира!

— Логичное замечание, но иногда приходится импровизировать, чтобы спасти свою жизнь.

Ланж подумала, что знай дети правду — обучать их самозащите было бы намного легче, но Онежский не хотел допускать огласки, и заставил ее лгать.

— Темная магия дает много простора своим адептам. Представьте, если они с помощью запрещенных заклинаний подменят для вязи свою энергию! Если ваши заклинания, направленные на живых существ, вдруг не признают их таковыми. Быть беде!

— А так можно? — тревожно спросил Олег Кумцев.

— Когда дело касается темной магии — возможно все.

«А с мертвецами так и подавно!» — мысленно вздохнула Ланж.

— Поэтому, дорогие студенты, сейчас мы будем учиться сплетать боевую вязь, рассчитанную и на живые, и на неживые объекты.

Несмотря на энтузиазм шестикурсников, кроме Крысиной никто не преуспел: они не могли соединить два разных по своей природе потока нитей, и сплетали вязь либо для живых, либо для неживых. Ланж их не винила, так как знала, что для подобного результата нужно великолепно чувствовать свою магию. Зато Пелагея цвела улыбками, и ее самодовольство обрело почти осязаемую форму.

— И как успехи? — спросил у парижанки Илья Мизинцев, когда она пила чай в преподавательской столовой.

— Скромно. Пока что только студентка Крысина добилась приемлемого результата, но мы продолжим заниматься, и у них все получится.

— Хорошо, Дмитрий будет рад услышать.

В то же время Ректор Онежский допрашивал Бравадина:

— Лучше себя чувствуешь? — неласково спросил Дмитрий.

— Да, спасибо, — заикаясь ответил студент.

— Тогда, может, расскажешь, какого дьявола произошло в подземелье? Пока что ты не за решеткой, но непременно отправишься туда, если я не получу весомых доказательств твоей невиновности.

Фамильяр мальчишки прижался к нему пушистым лбом.

— Я не предатель, клянусь!

— Но ты оглушил стражу, использовав запрещенное заклинание! Темную магию! И выпустил на свободу преступника, создав нам очень много проблем. Что бы ты подумал на моем месте, если бы твой студент сотворил такое?

— Что он предатель. Или идиот, — хмуро сказал парень.

— Я очень хочу поверить во второе, и в твоих же интересах убедить меня, что ты действительно идиот, а не преступник.

Бравадин вздохнул, подумав, что даже не обижается на оскорбление. Да, он осознавал риск, но такой подставы от декана не ожидал.

— В начале учебы мадмуазель Ганьон написала на меня докладную из-за моего поведения. Декан провел разъяснительную беседу, но я снова позволил себе проявить грубость, и он подверг меня наказанию. Сначала я злился, а потом пересмотрел свое отношение к мадмуазель, и понял, что относился к ней предвзято из-за того, что она француженка. Тогда я решил исправиться.

— Похвально, что ты признаешь свои ошибки, студент, но причем здесь мадмуазель Ганьон?

Фамильяр Бориса покачал головой, и выдал своего хозяина:

— Он просто влюбился.

— Ромб, заткнись!

Бравадин покраснел, как помидор, а Дмитрий едва сдержал хохот.

— Ну, допустим, — только и сказал он. — Но я все равно не понимаю, как преподавательница относится к вашему предательству?

Пока студент пытался справиться со стыдом, в разговор опять вмешался его фамильяр:

— Борис подрался с однокурсником, который выразил неуважение к мадмуазель, и тогда Бунин догадался о его чувствах. И рассказал о мертвецах, о Германе Герцоге и Диане Окской, о полчищах чудовищ, в лесу ожидавших своего часа. И что Соланж Ганьон грозит опасность.

— Он сказал, что мадмуазель на его стороне, дал весточку, что она спрятала какие-то важные рукописи в тайнике, куда он отвел меня однажды, чтобы я знал, где находится защищенное место.

— Вот как, — задумчиво произнес Дмитрий.

— Да, и я следил, чтобы мертвецы не лазали в ту сторону, а еще — оберегал мадмуазель. Когда до меня дошли слухи о задержании декана, я решил, что вы на стороне злодеев, и отправился на выручку господину Бунину. Я не знал, что он окажется предателем!

Некоторое время Онежский обдумывал услышанное, после чего сказал:

— Я поставил особую вязь, когда ты начал говорить, и она подтвердила искренность твоих слов. Дальнейшую твою судьбу решат дневники: отведи меня к ним.

— Нам стоит дождаться господина Мизинцева?

— Нет, — жестко прервал ректор. — Мы пойдем вдвоем.