Исетская Академия. Дневники мертвеца (СИ)

Глава тридцать шестая, рассказывающая о расколе в рядах защитников

2 декабря 1830 года по Арагонскому календарю

После ужина Соланж поспешила в кабинет ректора, представляя, как расскажет ему об успехах восьмого курса, как озарятся любовью его глаза, но вместо милого сердцу мужчины она встретила главного библиотекаря.

— Простите, мадмуазель, но вам придется немного подождать господина Онежского.

Его тон не понравился Гастону: верный фамильяр тут же ощерился, но Мизинцев не дрогнул, ответив снисходительной ухмылкой.

— Успокойте свою шавку, пожалуйста.

Ланж опешила.

— По какому праву вы обращаетесь ко мне в таком тоне?

— С лжецами и предателями иначе нельзя.

Девушка вдохнула полную грудь воздуха, чтобы высказать нахалу все, что она о нем думает, но в кабинет вошли Онежский и Рыков.

— Господин ректор, наконец-то! Нам нужно срочно поговорить.

Дмитрий не ответил, повернувшись к ней спиной, зато оборотень одарил таким взглядом, что Ланж захотелось не просто покинуть кабинет, а сразу — Российскую Империю. Гастон прижался к ее ноге, и девушка почувствовала прилив сил. Ну уже нет, пусть объясняют, что происходит.

— Мадмуазель, нам нужно, чтобы вы кое-что прояснили, — вкрадчиво начал Илья Мизинцев. — Сегодня господин Онежский допросил ученика Бравадина, и он подтвердил, что вы состояли в сговоре с Иваном Буниным.

— Если память мне не изменяет, я сама вам рассказывала, как он защитил меня от Дианы Окской, и обвинил вас в измене.

Ланж смотрела в спину ректору, который по-прежнему не оборачивался.

— А больше вы ничего не забыли нам рассказать?

— Господин Мизинцев, если у вас есть что сказать — скажите прямо, а не ходите вокруг да около.

— Действительно, — ответил Рыков. — Зачем тянуть время, у нас его и так в обрез. Мадмуазель Ганьон, вы знаете, что это?

Оборотень показал ей черный дневник, такой же, как и найденный в подземелье.

— Полагаю, это очередная рукопись Анны.

— Борис Бравадин сказал, что вы спрятали ее в тайнике.

— Каком тайнике? — искренне удивилась девушка. — Это неправда.

— Но вы признавались, что ученик бродил за вами тенью, и он вполне мог подсмотреть, как вы утаили от нас дневник, и спрятали в подземелье.

— Ничего я не прятала! Все, что у меня было, я отдала вам!

— Хотелось бы в это верить, но нам пришлось, — Рыков неожиданно замялся, — пришлось обыскать вашу комнату. И там мы нашли вот что.

Узнав, что они вломились в ее спальню, Ланж разозлилась, но, когда оборотень показал еще один дневник, на смену гневу пришло изумление.

— Клянусь своим родом, я его вообще не видела!

— Каким еще родом? Насколько нам известно, ваш отец изгнал вас из семьи, и вы больше не имеете права ссылаться на честное имя рода Ганьон, хотя и носите их фамилию.

— Довольно! — Онежский соизволил повернуться к ним, но первым делом посмотрел на библиотекаря. — Не нужно переходить к оскорблениям, мы лишь пытаемся выяснить правду.

Мизинцев издевательски извинился, и демонстративно сел в кресло.

— Мы нашли этот дневник в посылке, — глухо продолжил Дмитрий. — Внутри была записка.

Девушка взяла протянутый лист бумаги, и с закипающими слезами прочла следующее послание:

«Дорогая мадмуазель!

Ваша идея постоянно отправлять этот дневник по неверным адресам мне понравилась! Таким образом рукопись будет почти постоянно отсутствовать в Академии, но и не потеряется, ибо ее обязательно вернут, когда не найдут получателя. Право слово, истинно французская уловка!»

— Сейчас она скажет, что никогда не видела эту записку, и что не отправляла дневник по несуществующему адресу, — вполголоса сказал Илья.

Его взгляд выражал мрачное торжество, Рыков смотрел с грустью, будто ему было жаль разочаровываться в смелой девушке, а Дмитрий опустил глаза, так и не пожелав взглянуть на парижанку.

— Неужели вы не понимаете, что меня пытаются очернить? — несмотря на растерянность и обиду, Соланж решила вести себя спокойно, как подобает честному человеку. — Мертвецам выгоден раскол в рядах защитников Исети, и они задействовали своих марионеток, чтобы подставить меня, посеять между нами недоверие. Да, я чужачка здесь, в Оренбургской губернии, но мне не безразличны судьбы детей, обучающихся в Академии, мне не безразличны все люди, которые пострадают, если Мара одержит верх. Я лишь пыталась быть полезной, хотела встать вместе с вами на защиту этого края, и сражаться. Неужели из-за столь нелепой инсценировки вы разуверитесь во мне, и дадите врагам шанс одолеть нас поодиночке?!

В кабинете повисла тишина. Было видно, что Рыков склонен поверить ей, но Мизинцев смотрел с непримиримой ненавистью.

— Мадмуазель, — строго произнес Онежский, — мы обязательно выясним правду, а пока прошу вас выполнять исключительно свои прямые обязанности. Если вам нечего скрывать, я хотел бы прикрепить к вам отслеживающую вязь.