Исетская Академия. Дневники мертвеца (СИ)

Глава пятьдесят девятая, рассказывающая об истоках предательства

25 марта 1831 года по Арагонскому календарю

— Пиявка, куда мы идем?

— Простите, мадмуазель, хозяин спустился вниз, и попросил привести вас к нему. Он нашел книгу з заклинаниями, которая может быть полезна, но она написала на французском, а он не владеет этим языком. Вот английский или немецкий — это пожалуйста, но ваш родной язык ему выучить не довелось.

— Тогда надо поторопиться, в борьбе с мертвецами промедление может быть опасным.

— Вы правы, как и всегда.

Гастону не понравилась льстивость фамильяра-ящерицы, но Соланж не обращала внимания на посылаемые им волны неудовольствия. Честный пес с подозрением относился ко всем земноводным, так что считался предвзятым, а Соланж не считала нужным враждовать с хозяином фамильяра прямо сейчас. Конечно, однажды она еще выскажет ему все, что думает, но точно не сегодня.

Она ощутила опасность, но не успела отреагировать, ибо с четырех сторон на нее набросили магические сети, полностью обездвижив. Девушка попыталась вырваться, но не смогла и пальцем пошевелить, еще и магия сети блокировала ее собственную вязь.

— Не расстраивайтесь, мадмуазель, — издевательски захихикала Пиявка. — Там и без вас будет кому сражаться.

Незнакомые маги сильнее завернули ее в сети, и понесли в подземелья самыми малолюдными коридорами. С другой стороны, парижанка даже этому обрадовалась, так как не верила в успех учеников против мертвых колдунов, а они бы не пожалели детей, в них ничего человеческого не осталось.

Через пятнадцать минут ее затащили в небольшую пещеру, привязали к стулу, и выстроились у стены, ожидая приказаний. Только девушка хотела спросить у ящерки, где ее хозяин, как дверь отворилась, и к ним вошел…

— Вы! — яростно воскликнула Соланж, злясь и на себя, что не разгадала личности предателя, и на самого предателя, ибо он сумел ее одурачить.

— Не стоит так гневаться, мадмуазель, — миролюбиво произнес Антон Дробилин, преподаватель плетения вязи. — Вас ожидает не самая приятная встреча, так что приберегите силы.

— Она просто ожидала увидеть другого мага, — влезла ящерка.

— Как такое может быть? — требовательно спросила Ланж. — Почему вам служат два фамильяра? Пиявка принадлежит Илье Мизинцеву!

— О, все предельно просто, — так же вежливо пояснил Дробилин. — Илья не имел родового фамильяра, Пиявка пришла к нему из забытья, поэтому их связь не так прочна, как у вас с вашим Гастоном.

— Боже мой, я не понимаю, как мертвецы прорвались, Академию ведь защищает кровь ректора!

— Она же и впустила мертвых. Дмитрий был ранен, — пояснил мужчина, — я тайком собрал много его крови, и ее вживили по капле в мертвецов, когда пробуждали к новой жизни.

— Не может быть, это бред, это… Черт! — выругалась девушка. — Ладно, я даже не спрашиваю, почему вы стали предателем, с вами и так все ясно: вы были мелкой сошкой, завидовали Ивану Бунину, метили на его должность декана магов, поэтому и продались Маре. Но ты, Пиявка, как ты могла встать на их сторону?

Ящерка злобно усмехнулась, переводя взгляд с преподавателя плетения вязи на плененную парижанку.

— Мелкая сошка, значит, — лицо Антона приобретало бордовый оттенок, под цвет костюму. — Ты, французская идиотка, ты ничего обо мне не знаешь!

— Естественно, — с презрением парировала девушка. — Мне бы никогда и в голову не пришло подозревать вас, такой вы были незначительной фигурой в Академии.

Мужчина напряженно рассмеялся.

— Девочка, ты даже не представляешь, какой значительной фигурой я был все это время, и не только в Академии, но и далеко за ее пределами. Я был кандидатом в преподаватели главной магической академии нашей империи, был влюблен в лучшую девушку на свете, Ольгу Караваеву. Жизнь казалась мне такой прекрасной, мечты так ослепили меня, что я проглядел беду, и лишился всего, чего жаждал. Моя милая Ольга неожиданно отказала мне, и следом вышла замуж. Догадываешься, за кого?

Лицо Дробилина исказила лютая ненависть.

— Не прошло и месяца, как она стала госпожой Онежской, и спустя время я узнал, что она ждет ребенка. Ее супруг увез ее в глушь, где якобы было более спокойно, и там она умерла во время родов. Захолустные лекари не смогли помочь ей, и Дмитрий Онежский, безутешный вдовец, уехал в Оренбургскую губернию, где возглавил Академию, и вскоре утешился. Я же не нашел покоя, думая, как могла сложиться жизнь, если бы Оленька выбрала меня.

— И из-за этого вы решили стать предателем? Жажда мести так ослепила вас, что вы готовы погубить жизни сотен детей, лишь бы досадить Дмитрию?

— Ошибаешься, парижанка, я — единственный, кто может их спасти. Да, откровенно говоря, изначально я планировал отравить жизнь Онежскому, сделать его существование невыносимым, поэтому приехал в Исеть, устроился на работу. Когда выпала возможность, я применил свой каллиграфический талант, и подделал несколько писем.

— Так это вы написали те записки от имени Бунина!

— Да, а до того — сочинил письма от имени Ольги тайному поклоннику. Было жаль чернить ее имя, но Онежский не стал бы кричать об этом на каждом углу, зато сам весь исстрадался, думая, что его покойная жена изменяла ему с другим, и ребенка ждала от другого.

Соланж яростно забилась, пытаясь вырваться, и причинить боль гадкому предателю, но усиленные магией веревки держали крепко.

— Не вырывайтесь так, мадмуазель, — ядовито поддразнил Дробилин. — Я еще не договорил. Знаешь, как тяжело было все это время? Так что я даже рад хоть кому-то поведать свою историю, ибо Дмитрий так и не узнает, что во всем виноват он. Его смерть будет быстрой. Но да вернемся к письмам. Я узнал кое-что любопытное о прошлом его семейства, и написал записки от имени его матери, выставив ее виноватой в гибели предыдущего поколения защитников Исети. Бедный, бедный Онежский! Как же ему было несладко жить с мыслью, что все женщины вокруг его предавали, а мне было отрадно думать, что он несправедливо чернит их память.

— А на Мару как ты вышел, тоже письмо ей написал?

— О, это была случайность, я встретил ее у реки. Она хотела обратить меня, но я убедил, что живым буду более полезным, чем мертвым. Мара дала слово, что пощадит студентов, кроме тех, конечно, кто посмеет бороться с ней. И я стал ее информатором, верным союзником.

— Тогда вы все идиоты, — еще более презрительно прокомментировала Ланж. — Раз защита держится на крови Онежского, надо было убить его и других, в ком течет кровь Михаила — архитектора, построившего Академию.

— Думаешь, такой план не пришел в мою голову? Но Онежский и сам не дурак, как и его прихвостни. Еще и граф Сухтелен навязался на мою голову. Покушения ничего не дали, и мы решили разыграть более изощренную игру.

— И что теперь?

— Теперь защитники Исети падут, мои враги отправятся отвечать за свои грехи перед Красным Богом, а я стану ректором Академии, и поведу учеников к новым перспективам в новом, мертвом мире. Ну а ты, — он усмехнулся, — скоро встретишься со своей судьбой.

Выражение лица мага не понравилось девушке, и она задала последний интересующий вопрос.

— Но почему вам помогала Пиявка?

Дробилин обернулся к ящерке, и та ответила сама:

— Мой хозяин Мизинцев помешан на Онежском, любит его, как родного сына, одержим им, а меня это раздражает. Я — фамильяр Ильи, но наша связь не так сильна, как его привязанность к Онежскому. Я пробилась к Илье из забытья, а он отодвинул меня на второй план ради эгоиста, избалованного мальчишки, который бросил Исеть, забыл свой долг, променял на столичные развлечения. Поэтому я и пошла на службу к Антону, чтобы увидеть, как Дмитрий будет страдать, и наконец-то умрет.

— Господи, как же все у вас сложно! Вы сами надумали себе проблемы, сами влезли в навоз, и втянули в него невиновных, беззащитных детей! Вы — чудовища, причем не лучше Мары.

— А ты о них не думай, Соланж, у тебя теперь другая забота.

Она поперхнулась, увидел стоявшего в дверях Германа Герцога.