Исетская Академия. Дневники мертвеца (СИ)

Глава сороковая, рассказывающая о преступлении и наказании

10 декабря 1830 года по Арагонскому календарю

Дмитрий смотрел, как дети рассаживаются по саням, и впервые за несколько лет подумал, что, возможно, пришло время отпустить старую боль, и попробовать все с начала. Его долг заключался не только в защите Исети, но и в обеспечении преемственности крови Михаила Онежского, ибо стены Академии были неприступными только пока жили его потомки.

Эно почувствовал мысли хозяина, и насмешливо сверкнул зелеными глазищами.

Мужчина не удержался от улыбки, подумав, что выбрал не самую подходящую девушку: вряд ли Ланж планировала переселяться в Российскую Империю. Как она призналась, даже годичный контракт вызвал у нее много протестов и внутренней борьбы, а если он попросит ее руки, и предложит навсегда остаться в провинции? Хотя, конечно, сердцу не прикажешь. Если она согласится — он сделает все, чтобы девушка никогда не пожалела о своем решении. Если же откажет… Второй раз он не покинет Исеть ради столичных развлечений.

Однако счастливые мысли развеялись, как утренний туман над рекой, когда он увидел стражей из Академии. Ни темп их шагов, ни напряженные лица не свидетельствовали ни о чем хорошем, поэтому Дмитрий приготовился услышать очередную плохую новость, но, видит Бог, от последующего известия даже у него сдали нервы.

— Герцог сбежал, стража мертва, их распылили темным заклинанием.

— Как? — только и спросил Онежский.

Стражник нахмурился.

— Рядом с камерой обнаружили мадмуазель Ганьон и ученицу. Ребенок был мертв.

Когда все вернулись в Академию, студентов отправили в общежития, запретив покидать комнаты до особого распоряжения. Так как дети стали сопротивляться, ответственным за выполнение указа ректора назначили Глеба Рыкова: он бросил несколько зверских взглядов, накричал на саркастично пошутивших витряников, и студенты нехотя покорились. Тем временем ректор и главный библиотекарь помчались в подземелье, где встретили стражей, оцепивших место преступления.

От охраны практически ничего не осталось, только одежда и личные вещи: вязь распыления была излюбленным заклинанием темных магов, так как позволяла избавиться от жертв основательно. Дверь в камеру Германа Герцога была открыта, а самого узника, естественно, и след простыл. Зато там лежала на земле ученица, и даже остекленевший взгляд выдавал недавний ужас. Фамильяр бесследно исчез, хотя их физические оболочки после смерти остаются.

— Как это произошло? — гневно спросил Мизинцев.

— Мы засекли использование темной магии, примчались, и увидели, как мадмуазель Ганьон склонилась над ребенком. Мы ее оглушили, и поместили в соседнюю камеру. Стража уже была мертва. Я сразу отправил людей сообщить вам о случившемся, а сам допросил персонал, и узнал, что несколько служанок видели, как парижанка бежала в подземелье, а за ней следила ученица.

— С чего они взяли, что ученица следила за парижанкой?

— Сказали, что девочка следовала за ней перебежками, чтобы не попасться на глаза. Служанки подумали, что тут замешаны какие-то секреты, и что по Академии скоро поползут сплетни, поэтому не стали окликать студентку.

— Итак, мне все ясно, — вздохнул Мизинцев. — Ганьон специально ускользнула от нас, вернулась в Академию, чтобы освободить своего подельника Герцога. Бедная ученица узнала о ее намерениях, пошла за ней, и поплатилась жизнью. Как и стражники, ставшие у нее на пути.

— Но куда пропал Герцог, почему он не помог сообщнице? И фамильяр ученицы исчез, а такого быть не может: физическое тело остается на месте, когда дух уходит в забытье.

— Вот и выясните, это ваша работа! — строго возразил библиотекарь. — А парижанку застукали на месте преступления, больше никто не смог бы так мастерски использовать темное заклинание. Господин ректор, — обратился он к Дмитрию, — мы должны принять меры.

Онежский был бледен, но лишь Эно знал, какой огонь кипит в его груди.

— Слишком много совпадений, — настаивал Мизинцев, — настолько, что теперь очевидна ее причастность! Они с Буниным сговорились, и погубили несколько жизней.

Через три часа в камеру вошло пятеро мужчин. Ланж окинула их испуганным взглядом, и попыталась что-то сказать, но наложенное на нее заклинание не пропустило ни звука. Последним появился Онежский.

— Вы подозреваетесь в применении темной магии, убийстве стражей и ученицы Академии. С этого момента вас переводят в тюрьму в Оренбурге. Там вам выделят защитника.

Девушка судорожно дернулась, и, не в силах преодолеть немую вязь, во все глаза смотрела на ректора. Он поднял на нее взгляд, и Соланж обожгло его ненавистью и презрением.

— Уводите.

Второй раз в ее жизни девушку обвинили в убийстве, и заковали в цепи.