Исключение

Кристофф

«Я не ожидал, что ты сегодня здесь», — сказал я Байрону, когда я сел за свой стол, а он сел на стул напротив меня.

Он протянул мне папку. «Черт, Байрон. Надеюсь, это не та информация, которую вы пропустили о слиянии. Сегодня мы закрываемся».

«Речь идет не о слиянии», — ответил он. — Речь идет о твоей бывшей жене и Джемме.

Я мгновенно напрягся. "Что ты имеешь в виду?"

«Твой бывший копается в Джемме, передавая информацию таблоидам».

Я сжал кулаки, гнев кипел в моей груди. Если и была женщина, которая заслуживала того, чтобы ее исключили, то это была эта сука. В теле этой женщины не было ни одной кости, которая беспокоилась бы о ком-то еще, кроме нее самой. Ее сыну повезло с отцом, потому что манеры он определенно не унаследовал от матери-алкоголички. Несмотря на все мои несогласия по поводу предательства Джонатана, я не мог отнять этого у него.

«Что она знает?» Я задавал ему вопросы, просматривая папку. Казалось, там были только факты.

«Не так много», — ответил он. «Только факты. Это не мешает ей сочинять всякое дерьмо.

Не говоря ни слова, я набрал номер Жаклин. Она сменила номер телефона, как нижнее белье, но эта тупая сука всегда присылала мне свой новый номер. Как будто меня это заботило. Я прокрутил вниз до сообщений с несохраненных номеров и нашел их.

Я позвонил ей. Она ответила с первого звонка.

— Кристофф, дорогая… — я оборвал ее, не давая ей возможности начать свою чушь.

«Напечатаешь, скажешь или хотя бы подумаешь еще что-нибудь о Женевьеве Роуз, — предупредил я, — и это будет последнее, что ты когда-либо сделаешь. Вы останетесь без гроша в кармане и будете исключены из всех социальных списков. Понял?"

"Не имею представления-"

"Является. Что. Понял?" Я заскрежетал.

"Да."

Я закончил разговор и встретился взглядом с Байроном. — Ты можешь продолжать следить за ней?

Он кивнул. — Так это она, да? — спросил он.

Я ему не ответил. В этом не было необходимости, потому что это было чертовски очевидно. Он встал, и я тоже. С Джеммой было не все в порядке, и я планировал позаботиться о ней. Приобретение может пойти к черту. Она пришла первой.

— Я твой должник, Байрон.

Он махнул рукой. — Ты бы сделал то же самое для меня.

«Я бы», — поклялся я. И я намеревался сдержать это слово. Что бы ему ни понадобилось, я помогу ему.

Мы пожали друг другу руки, и он покинул мой кабинет. Он направился к лифту, а я остановился у стола Джеммы и взял ее за руку.

«Пойдем со мной», — сказал я ей, осторожно взяв ее за локоть и потащив в свой кабинет.

Я закрыла за нами дверь, вытащила телефон, напечатала сообщение своему врачу, который навещал нас на дому, и сунула его обратно в карман.

"Идите сюда." Я заключил ее в свои объятия. Она уткнулась лицом мне в грудь и тихо вздохнула. Было так правильно заботиться о ней.

«У меня есть Адвил», — тихо сказал я. Ее простое черное платье подчеркивало ее талию в форме песочных часов, которая уже не была такой тонкой, как в тот день, когда я впервые встретил ее. Поверх нее был надет белый кардиган, но он все равно не контрастировал с сшитым на заказ платьем до колен. Она носила пару белых туфель на каблуках. Никакого макияжа, ее бледное лицо ударило меня прямо в живот.

Мне не нравилось видеть, как ей больно. Я лучше вынесу это, чем увижу, как она страдает.

«О, у могущественного и могущественного Кристоффа Болдуина есть запас Адвила, да?» — поддразнила она, хотя улыбка ее была слабой.

«Я держу немного на случай чрезвычайных ситуаций». У меня всегда была мини-аптечка с самым необходимым. Мне это редко требовалось, но подготовиться не помешало. Я подвел ее к маленькому двухместному дивану. "Садиться; Я принесу тебе стакан воды и адвил.

Оставив ее на диване, она откинула голову назад и закрыла глаза. Ее длинные темные ресницы обмахивали ее щеки, но лицо исказилось от боли. Я зашел в ванную и открыл маленькую аптечку. Я взял крошечную бутылочку Адвила, вынул две таблетки и налил стакан воды. Затем вернулся к Джемме.

«Вот, возьми это». Я предложил ей таблетки, садясь рядом с ней. Она открыла глаза и взяла таблетки, положив их в рот. Затем запил его стаканом воды.

Я взял ее стакан и поставил на маленький столик. "Идите сюда."

Без колебаний она наклонилась ко мне, и я потер ее по спине. Шли минуты, и она постепенно расслабилась. Я хотел отвезти ее домой, уложить в свою кровать, закрыть шторы и дать ей отдохнуть. Вот только я не думал, что она мне позволит. Она предлагала нежность, привязанность, но только до определенного момента. Она держала себя настороже, всегда с неохотной настороженностью.

В моих руках она чувствовала себя маленькой. Уязвимый. Я никогда не беспокоился о другом человеке так сильно, как о ней. И ее дочери. Я приходил узнать ее расписание и звонил ей поздно вечером, когда ее девочки уже укладывались спать. С каждым разговором я узнавал о ней все больше и больше. Она думала, что ей скучно, что весь ее мир вращается вокруг дочерей. Я думал, что она великолепна. Ей нравилось заниматься йогой со своими девочками и проводить время с Бетти и Риком. Без последнего я мог бы жить.

Иногда по ночам она даже отправлялась в прошлое, давая мне возможность взглянуть на свою боль. Возможно, именно это нас и связало. У нас обоих были испорченные отношения, которые превратили нас в людей, которые держат стены, чтобы защитить нас от еще большей боли. Черт, если бы я знал.

Все, что я знал, это то, что мне нравилось проводить с ней время. Да, мне нравилось трахать ее, но еще больше мне нравилось проводить время с ней и ее дочерьми. Мы даже несколько раз ужинали вместе, все пятеро. Черт возьми, я никогда не думал, что хочу семью. Не после фиаско с моим бывшим. И все же я был здесь, ужинал с ней и ее девочками. Я хотел, чтобы они были в моей жизни, заботился о них, обеспечивал их.

Никто из нас больше не упомянул о контракте, но он маячил между нами, как призрак. Она добровольно отдала мне свое тело. Этого должно быть достаточно. Но это не так. Я хотел, чтобы она была связана со мной юридически обязывающим соглашением. Так она будет моей.

«Брак» , — шептал мой разум. Я мог бы жениться на ней, и это привязало бы ее ко мне. Навсегда.

Для меня не было никого важнее нее. И я бы убил любого мужчину, который посмел бы взглянуть на нее, не говоря уже о том, чтобы прикоснуться к ней.

В памяти всплыл вчерашний разговор с мамой.

«Такие женщины, как Джемма, редки», — заметила она, и ее комментарий появился совершенно неожиданно.

— Да, — согласился я, не понимая, к чему она клонит. Я никогда не обсуждал с ней свои отношения или их отсутствие.

«Я была слишком молода, когда влюбилась в твоего отца», — начала она нерешительным голосом. Мы никогда о нем не говорили. Я ненавидел его до глубины души – за то, как он устроил скандал в нашей семье, сжег ее наследство и, больше всего, за то, как он относился к моей матери. Он выставлял напоказ своих любовниц перед ней, унижая ее наедине и публично. «Слишком наивно. Слишком слаб.

Я не подтвердил и не опроверг. В этом не было никакого смысла. Дело в том, что ей следовало использовать влияние дедушки и исключить моего отца из своей жизни.

«Джемма совсем не похожа на меня», — продолжила она. «Она сильная и независимая, с твердыми убеждениями. И самое главное, она поддерживает людей, которых любит».

Моя мать даже не знала, насколько она была права. Джемма пошла бы на убийство, чтобы защитить своих девочек.

Бля, я бы женился на ней. Вопрос заключался в том, как убедить ее принять на себя обязательство на всю жизнь, если она откажется принять на себя обязательство на более короткий период.