К забытым островам

ЗАГАДОЧНАЯ СЕНТ-ЛЮСИЯ

Государственный французский

и креоло-французский Город и вулкан Суфриер •

Пойнт Караиб • Наскальные рисунки

неизвестного происхождения

Колонизация и колониальные войны •

К самому «французскому» из всех британских островов (ранее принадлежавших Франции) я отправился на этот раз на пассажирском пароходе. Для этого после нескольких дней пребывания на Доминике я решил воспользоваться одним из двух «федеральных» судов. Мне сказали, что оба парохода одновременно пройдут мимо Розо: «Федерэл Пальм» — по пути на север, а «Федерэл Мейм» — на юг. Я тут же заказал каюту на том, что направлялся на юг через Сент-Люсию и Барбадос к Сент-Винсенту. В назначенный день, когда судно стояло на якоре, я поспешил на борт. И на следующее утро мы причалили к пристани столицы Сент-Люсии Кастри.

Самый распространенный язык на Сент-Люсии, конечно же, английский. Однако здесь, как и в других местах, население говорит и на креольском; тебя также поймут, если заговоришь и на «государственном французском»: многие сент-люсианцы бывали на Мартинике.

В матросских трактирах портовых кварталов и в домах плантаторов на Сент-Люсии часто можно встретить женщин с британских островов. Они здесь повсюду пользуются прекрасной репутацией: среди моряков — как удивительно непритязательные и надежные подруги, а у местной аристократии — как трудолюбивые служанки, «куда лучше мартиниканок».

На Сент-Люсии, вероятно вследствие тесного контакта с Мартиникой, народ гордится своим креоло-французским. Во время карнавалов здесь охотно распевают мартиникские народные песни. В 1962 году в Кастри во время карнавала я даже слышал хор, распевавший красивую мартиникскую песню «Гора зеленеет», посвященную Виктору Шельшеру, проведшему в жизнь решение французской революции 1848 года об отмене рабства в колониях[60].

А вот вдали от сохранившихся на Антилах французских культурных центров положение совсем иное. На всех британских территориях те, кто посещает школы, могут уже изъясняться на английском, говоря дома все еще и на креоло-французском. Преподавание в школах ведется на английском языке, который именно в связи с этим стал языком «образованных». И теперь на британских островах дело дошло до того, что народ даже стал стыдиться своего креоло-французского и рассматривать его как наследие времен рабства. Практически сейчас этот язык очень непопулярен, им пользуется лишь треть населения.

Вследствие этого креоло-французский язык начинает терять свое былое значение как «лингва франка» восточной части Карибского моря, что в общем трагично, так как подобное положение все более и более отдаляет британские острова от их высокоразвитых многонаселенных соседей Мартиники и Гваделупы. В настоящее время к северу от Гваделупы французский употребляется лишь на Сен-Бартельми, во французской части острова Сен-Мартена, где вообще-то говорят по-английски, и далее к западу, на Гаити. Но от Гваделупы до Тринидада креоль всегда был основным языком чернокожего населения, за исключением, пожалуй, британских Барбадоса и Сент-Винсента, где французская колонизация никогда не была длительной.

И тем более примечательно, что несколько лет назад на Сент-Люсии креоло-французский задумали даже сделать официальным языком наряду с английским. Британские власти отнеслись благожелательно к этой идее и стали даже издавать официальные документы на двух языках. Но вскоре проект провалился. По некоторым данным, причиной неудачи было то, что многие жители этого острова рассуждали примерно так: «Те из нас, кто хоть немного умеет читать, знает английский. Так какой же смысл развешивать вывески и печатать не на одном, а на двух языках?»

Но так ли это, я точно не знаю. Ведь на Сент-Люсии огромным влиянием пользуются именно английские семьи плантаторов. А один из них — секретарь островного «Археологического и исторического общества» — издает даже антифранцузские исторические опусы.

С другой стороны, Сент-Люсия — единственный остров, который, кажется, больше других возражал против создания новой федерации из британских территорий восточной части Карибского моря. И есть все основания полагать, что большую роль в этом отношении сыграли крепкие связи населения этого острова с Мартиникой, особенно с того момента, как Сент-Люсия стала крошечным самостоятельным государством и возможность новой попытки пропаганды креоло-французского оказалась реальной. А почему бы и нет?[61]

Ведь на голландских островах АВС (Аруба, Бонайр и Кюрасао) местный язык «папиаменто» получил настолько общенародное признание, что стал даже постепенно вытеснять официальный голландский язык. Сейчас на этом языке издаются и газеты. «Папиаменто» образовался из смеси испанского с португальским с заимствованием из голландского и английского[62].

А на Мартинике и Гваделупе одновременно со стремлением к самоуправлению начинает появляться все больше литературы именно на креоле.

Впервые, услышав этот язык, трудно что-либо понять, кроме отдельных слов. При этом не помогает даже сносное знание «государственного французского». Креоло-французский еще со времен рабства стал настолько от него отличаться, что сейчас языковеды рассматривают этот «диалект» как самостоятельный язык. Но, усвоив некоторые простые принципы построения креоло-французского, становится гораздо легче его понять.

Однажды во время первого своего пребывания на Сент-Люсии я решил рассмотреть загадочные наскальные рисунки у реки Пиайе, протекающей в южной части острова между двумя городками — Шуасель и Лаборье. Взобравшись на один из горных склонов, где разместилась небольшая деревушка, вспотевший и пыхтящий, я обратился по-французски к встречным женщинам со словами: «Иль фэ шо ожурдюи» (Сегодня жаркий день), и те, рассмеявшись, повторили: «И ка фэ шо жоди».

А такая фраза, как «Сегодня вечером я уезжаю»; по-французски звучит: «Же вэ тэн алле сё суар», а на креоло-французском: «Муан ке алле о суе ля». Первое слово, конечно, происходит от французского «муа» (меня) с последующей назализацией. «Ке» — будущее время от специфического вспомогательного глагола (настоящее время «ка»), который в соединении с характерными дополнительными назальными звуками придает креоло-французскому для непосвященного некую мистическую окраску.

Знание иностранцами некоторых фраз доставляет радость местным жителям. В ответ на них они обычно изъявляют восторг по поводу того, что ты говоришь на их диалекте. Полезно знание такой фразы вежливости, как «муан эмер уе у» («рад встретиться» или «рад встрече с тобой»).

А вот с использованием более краткого варианта этой фразы («муан эмер у») надо быть осторожным. Она означает «я люблю тебя» и нередко вызывает совсем нежелательную реакцию, особенно в некоторых районах Кастри, в портовых кварталах Мартиники и в соответствующих городских районах столицы Барбадоса Бриджтаун, где всегда масса девушек с Сент-Люсии. И без твоей инициативы ты тут же услышишь призыв: «у ке конкер авек муан?» Тот, кто знает, что французское «кок» означает «петух», не ошибется, расшифровывая приглашение подобного рода. А если ты откажешься от него, то девушка очень удивится.

Не боясь преувеличения, Сент-Люсию можно назвать самым «легкомысленным» из всех островов Вест-Индии. Сами жители извиняются порой за свои «французские замашки». Однако объяснение в основном следует искать все же в социальных условиях. Здесь, на 617 квадратных километрах, живет свыше 100 тысяч человек. А ведь на этой маленькой территории большие площади к тому же заняты высокими горами и землями, настолько поврежденными эрозией, что после падения цен на сахар в XIX веке их никто не рискует начать возделывать.

Особенно повреждена земля на юге и юго-востоке, где выпадает относительно немного осадков. Там, на бывших полях сахарного тростника, остались лишь руины резиденций плантаторов и трущоб рабов. Заброшенные плантации встречаются по всему острову. И чтобы увидеть «туристический объект» такого рода, нет необходимости отъезжать далеко от столицы. А вот уникальных исторических памятников на Сент-Люсии я так никогда и не встретил бы, если бы приветливый ирландец пастор К. Джесс не предложил мне свои услуги в осмотре острова.

В обществе нескольких его коллег, возвращавшихся из Кастри домой, в маленький городок с типичным для многих островов названием Суфриер, мы изъездили все западное побережье. Прошлогодний ураган разрушил здесь все мосты, и нашей машине нередко приходилось бороздить мелководные реки. На этот раз Суфриер не очень пострадал, но до этого, в 1955 году, три пятых города сгорело, так же как в 1927, 1948 и 1951 годах сгорали центральные части Кастри. В обоих этих городах на месте развалин построек колониальных времен воздвигаются новые современные бетонные здания.

Под Суфриером мы посетили одноименный вулкан. Местные жители считают, что его низкий, легкодоступный кратер — единственный в мире, до которого можно проехать на машине. В действительности же гораздо больший вулкан, до самого кратера которого можно проехать, есть под Неаполем, это Сольватара ди Пацциоли. Но в Вест-Индии вулкан на Сент-Люсии, очевидно, действительно единственный в своем роде.

Земля в кратере Суфриер покрыта серой и другими вулканическими образованиями; во многих местах беспрерывно пузырится, вскипает и струится горячая сернистая вода. Время от времени маленький гейзер выбрасывает в воздух каскад воды, издающей такой острый запах серы, что не задохнуться от него можно лишь в тех местах, где ветер приносит свежий воздух.

Недалеко отсюда находятся сероводородные источники. Когда-то они использовались для «оздоровительных ванн». Говорят, что их вода хорошо излечивает ревматизм и другие недуги. Когда тогдашний губернатор барон де Лаборье в 1784 году попросил врачей сделать анализ воды в этих источниках, они оценили ее столь высоко, что Людовик XVI даже издал указ о постройке у Суфриера бани для его вест-индских войск. Правда, сооружения эти были разрушены во время последующих войн.

Окрестности города Суфриера украшают две «сахарные головы» — почти голые горы Большой Питон и Малый Питон. Обе они вулканического происхождения. Под воздействием ветра и воды их вершины стали остроконечными. И сейчас они торчат, бередя память о вулканической активности третичного периода на этом и под землей беспокойном архипелаге.

Об этих Питонах ходят удивительные рассказы. Из самого популярного из них можно узнать о том, как некогда одну из этих гор решило покорить британское войско. Но буквально все солдаты войска стали жертвами копьеголовых змей, и авантюра закончилась плачевно: ни один человек не вернулся из похода живым.

На следующий день мы продолжили свой путь на юг. Пастор Джесс и я отправились в Пойнт Караиб, у жителей которого до сих пор сохранились типичные карибские черты: относительно светлая кожа и характерные монголоидные черты лица. Жили ли их праотцы все время на Сент-Люсии — неизвестно: ведь жители южного конца острова всегда имели оживленные связи со своим соседом Сент-Винсентом, где во многих деревнях северо-восточной части тоже встречаются люди с характерными карибскими чертами.

Правда, у Пойнт Караиб мы нашли много черепков и других остатков индейских поселений древних времен; а ближе к побережью мы видели даже карибские наскальные рисунки. Все это мы обнаружили еще до того, как свернули в глубь страны, к реке Пиайе, чтобы посмотреть на знаменитые археологические памятники неизвестного происхождения.

Там, у местечка Гертрин, в скале выдолблено полуметровое изображение змеи. Оно не похоже ни на какие иные рисунки, известные в других местах Вест-Индии. Пастор Джесс полагает, что в этом месте была древняя карибская культовая площадка, и подтверждает свою мысль не только существованием наскальных рисунков на скале у реки, но и названием самой реки — Пиайе («пиаи» на языке карибов означает «знахарь»).

Известно, что карибам не был чужд культ змеи. Но ведь и африканцы принесли сюда со своей родины поклонение змеям. Еще и сегодня типичное для африканских племен колдовство под названием «обиа» обычно в Вест-Индии[63]. Так почему же нельзя предположить, что змею в горе выдолбил чернокожий «обиамэн». А может быть, еще и сегодня ее изображение используется для магических целей на острове, где местные жители в любой момент рискуют встретиться с опаснейшей из ядовитых змей Нового Света?

— Белому трудно получить достоверные сведения об этом. Даже американский этнограф профессор университета штата Луизиана Уильям Г. Хааг не рискнул объяснить изображение змеи. Он приезжал сюда во время своего отпуска и занимался раскопками на Сент-Люсии. Но изучал он другие удивительные памятники старины в самой горе — странные отверстия, о происхождении которых тоже никто не решается высказаться.

На вершине горы Гертрин существуют удивительные ряды глубоких круглых отверстий диаметром четыре-пять дециметров. Нынешнее население использует эти отверстия, вбивая в них сваи, на которые ставит свои деревянные дома. Но эти «сваи» значительно шире обычных. Неужели отверстия с самого начала предназначались для подобных целей? А может быть, они использовались для чего-то другого? Это тоже загадка.

На следующий день на юго-восточном побережье острова, у подножия горы Анс Жер, мы рассматривали другие загадочные сооружения — на большом голом бугре было множество четырехугольных небольших отверстий и выдолбленных желобов. Один из небольших четырехугольников выглядел так, что его вполне можно было принять за бывший очаг. Едва ли все эти четырехугольники представляли собой очертания фундаментов построек: все они были слишком малы и узки.

Маловероятно, что здесь было постоянное индейское поселение или село. Ведь и у араваков, которых я посещал в Гайане, и у карибов, гостем которых я был в Суринаме, хижины большие и просторные. Возможно, здесь был лагерь, используемый в определенных целях? Или лагерь рабов? Ведь хижины рабов часто были настолько тесны, что места в них едва хватало на двоих. Или, может быть, сооружения у Анс Жер представляли собой постоянный лагерь, построенный уже европейцами в XVI веке?

Единственное, в чем нельзя сомневаться, — отверстия в горе выдолблены человеком. Но никто еще не выяснил, когда, кем и зачем. В древней истории Сент-Люсии немало загадок.

И все же известно, что испанцы появились на Сент-Люсии в начале XVI века; судя по всему, уже в 1511 году испанский король считал этот остров одним из своих владений. Позднее остров, по всей вероятности, стал временным убежищем различных пиратов. Есть, между прочим, сведения, что уже в XVI веке голландцы, владевшие колониями в Южной Америке, посещали Сент-Люсию и даже построили там небольшой форт, следы которого не сохранились.

В 1605 году с британского судна «Олив Блоссом», бросившего у острова якорь по пути в Гвиану, высадилось на берег 67 человек под командованием капитана Николаса Сент Джона. Но случилась катастрофа. Как только корабль отплыл, произошла стычка с индейцами карибами. Большинство англичан было убито. В живых остались лишь 19 человек.

После высадки Сент Джона англичане стали считать Сент-Люсию своим владением. Более серьезная попытка колонизации острова была предпринята в 1638 году. На этот раз сюда прибыло около трехсот поселенцев с Бермудских островов и с самого Сент-Киттса — материнской колонии Британской Вест-Индии. Но и для них остров не стал источником обогащения. В одном издании Хаклюйтовского общества говорится о том, что в ноябре 1640 года некий капитан Филип Белл рапортовал в Лондон с Барбадоса, к тому времени уже колонизованного англичанами: «В Вест-Индии недалеко от Барбадоса есть остров, называемый Санта-Люсия; в последнее время им завладели англичане, которые сейчас сильно нуждаются в еде, одежде, оружии и амуниции. Все это им необходимо для того, чтобы иметь возможность не только продержаться на острове, но и сохранить его за собой в борьбе против врагов и индейцев».

Белл получил разрешение послать на Сент-Люсию провиант и 140 добровольцев. Но, судя по всему, помощь подоспела слишком поздно. В 1641 году многочисленное войско карибов напало на поселенцев, убило их губернатора и выкурило остальных, разложив костры с перцем подле полевых укреплений. Немногие из уцелевших бежали на Барбадос или на Сент-Киттс.

К этому времени островом Сент-Люсия заинтересовались и французы. В 1635 году они колонизовали Мартинику и претендовали на Сент-Люсию, утверждая, что последняя якобы передана кардиналом Ришелье французскому колонизатору острова Сент-Киттс д’Эснамбюку еще в 1626 году. А в 1651 году губернатор Мартиники Дидель дю Парк назначил на Сент-Люсию, или Сент-Алузи (так в те времена французы называли этот остров), французского губернатора.

Французам повезло больше. Их отношения с индейцами были дружелюбнее, чем у англичан. Сам губернатор де Руслан был даже женат на карибке. Но в дальнейшем и у них начались стычки с карибами. Так продолжалось до 60-х годов XVII века, когда был заключен мир, по которому карибы признали французское господство на Сент-Люсии. Договор был подписан многими французскими и английскими губернаторами. Но на Барбадосе с этим не согласились, и англичане продолжали косо посматривать на остров, с которым им так не повезло.

А так как в тот период британские колонии были относительно независимы от метрополии, то губернатор Барбадоса лорд Уиллоуби в 1663 году поручил Кэрибу Уорнеру — сыну Томаса Уорнера с Сент-Киттса и индианки — купить у карибов Сент-Люсию.

Уже в следующем году тот же Уиллоуби послал с Барбадоса войско в тысячу человек, которое без труда справилось со слабыми французскими силами, защищавшими Сент-Люсию.

Но новые пришельцы совершили глупость, лишив островных карибов их последних угодий. Индейцы ответили жестокостью на жестокость, и в 1666 году уцелевшие англичане вновь были вынуждены без оглядки бежать с острова.

Французы не замедлили тут же вернуться. Но всерьез французская колонизация острова началась лишь с первых лет XVIII века. С этого времени независимо от того, кому принадлежал этот остров, французские плантаторы уже не покидали его, хотя иногда и подвергались нападению со стороны англичан. Они оставались здесь даже тогда, когда Сент-Люсия официально по Аахенскому договору была объявлена владением карибов.

Лишь в результате Парижского договора 1763 года, позволившего англичанам «наложить лапу» на Доминику и Гренаду, Англия признала французские притязания на уже французскую по существу Сент-Люсию. И тогда на острове быстро начались строительные работы. Правда, к 1778 году между англичанами и французами вновь разразилась война. Когда на остров высадились численно преобладающие британские войска, пал даже наиболее крупный французский форт под Кастри — Морн Фортюн, предназначенный для защиты как гавани, так и самого города. И к тому моменту, когда адмирал Родни готовился у острова Пиджеи напасть на французский флот, шедший из Мартиники для нападения на Ямайку, Сент-Люсия находилась в руках, у англичан. Несмотря на большие потери, Франция па этот раз вернула себе Сент-Люсию. Но после французской революции, в 1794 году, англичане снова напали на остров Сент-Люсия, победили французов и перекрестили форт Мори Фортюн в форт Шарлотта в честь супруги тогдашнего короля Георга III.

Однако уже в следующем году революционные французские войска вернули себе и форт, и весь остров. А в 1796 году англичане снова захватили Сент-Люсию, оккупировав остров уже до Амьенского мира 1802 года, когда он вновь был признан владением Франции. Упрямые англичане вернулись сюда в 1803 году. С тех пор они не выпускали остров из рук, и Сент-Люсия по Парижскому договору 1814 года стала британской колонией.

Печальный памятник этих дней возвышается и у Кастри — это форт Морн Фортюн с его казармами, бастионами и другими сооружениями. Некоторые из них были воздвигнуты англичанами лишь в годы оккупации в XVIII и даже в XIX веке. Строительство возобновлялось и в 1901 году. II лишь после подписания в 1904 году договора о «единстве действий» Англии и Франции форт этот потерял свое значение.

А вот креоло-французский язык продолжает жить. Ведь и поныне на Сент-Люсии наряду с английскими семьями, пришедшими сюда в XIX веке, живут семьи французских плантаторов. Повсюду на торговых домах и других крупных предприятиях Кастри пестрят французские фамилии. И невольно задаешь себе вопрос: неужели уже сказано последнее слово в отношении политического будущего этого острова? Иногда я затевал здесь разговор о федерации территорий, где говорят на креоло-французском и вообще имеющих много общего, то есть о Гваделупе, Доминике, Мартинике и Сент-Люсии. Идея эта встречала поддержку у населения последнего острова.