Инклинги, Оксфорд.
Я мою пол, когда Пиллар входит в бар.
— Нет новостей от Джека?
— Ничего, — отвечаю я. — Как Вы и сказали, думаю, он сам покажется, он всегда так делает.
— Не могу поспорить с мальчишкой, который является лишь плодом собственного воображения. — Пиллар стучит тростью по полу. — Как на счет тебя, как ты себя чувствуешь?
— После того, как отпустила монстра? — Я смотрю прямо на него. — Ага. Я просто отлично.
— Послушай. Я не знал, что чума будет действовать лишь три дня. Кроме того, если бы ты убила Кэролуса, умер бы и Льюис.
— Вы не заметили, что мы только и делаем, как отпускаем Монстров — Чудесников одного за другим? Будто я вообще бесполезна.
— Ты не бесполезна. Ты еще учишься. Если ты думаешь, что станешь ночным героем из комиксов, ты заблуждаешься.
— А что на счет Вас, Пиллар? — Я откладываю швабру.
— А что на счет меня?
— Вы стали безжалостным убийцей в ночи или добрым наставником?
— Ты начинаешь говорить, как Фабиола.
— Может, мне стоит поучиться у нее.
Пиллар замолкает.
— Послушайте, я никогда не прощу Вас за то, что обманули меня и отняли ключ. Я даже не буду спрашивать, что у Вас с Фабиолой, детьми и Палачом. Я уважаю прошлого каждого из нас, — Я стараюсь сменить тему, насколько это вообще возможно. Честно, этот человек ужасно меня раздражает, всеми доступными способами. — Но будьте осторожны. Как только я научусь у Вас всему необходимому, мы больше не будем разговаривать.
— Понимаю. — Он вертит трость. — Не беспокойся. Я исчезну раньше, чем ты думаешь.
— Отлично. — Я пытаюсь не сказать ничего лишнего, чтобы, не приведи Господь, не смилостивиться к нему. После упрямство во мне одерживает верх. — Теперь, уходите. Инклинги рады лишь тем, кто ходит по белым клеткам шахмат.
— Ненавижу шахматы. — Он морщит нос. — Но я здесь не за этим. Я только что виделся с Мартовским Зайцем. Он сказал, что остались небольшие последствия после чумы.
— Какого рода последствия?
— Все в мире будут, сами того не желая, говорить правду снова с пяти до шести сегодня.
— Все? Включая нас?
— Да. И не имеет значения, курили мы кальян или же нет. Это отчасти заразно. Все в этом мире, кто бесновался на улицах в течение трех дней, заразился.
— Значит, это не закончилось?
— На самом деле, все довольно безвредно, есть верить Марту.
— Как это?
— Он говорит, что последствия индивидуальны. Каждый либо столкнется с истиной, либо тем, что ему дорого.
— Безобидная правда?
— Называй, как хочешь.
— Тогда ладно. — Я возвращаюсь к уборке. — Вам уже пора.
— Если бы мне каждый раз давали по сигарете, когда я слышу это, — бормочет Пиллар. Затем он колеблется, словно хочет сказать что-то еще. Я вижу его в зеркале на стене. Как он возится со своей тростью.
Тишина, кажется, затянулась на долгие годы. Но внезапно, он поворачивается и уходит.
— Пиллар, — язык предает меня.
— Да?
— Думаете, это плохо? Если единственный способ прийти к миру — солгать?
— Только если ты считаешь ложь противоположностью правды. — Он не оборачивается, его руки на дверной ручке.
— Что это должно значить?
— Это значит, что мы день изо дня избегаем правды любой ценой. Но на самом деле мы не лжем. Мы выдумываем. Словно в прекрасном романе, подстраиваем свои нужды под хорошего героя. Но в конце книги ты узнаешь, что это ложь, неправда, вот только и здесь ты попадешь впросак, если посчитаешь все обманом.
Мой разум снова наводнился идеями и метафорами. Как ему это удается?
— Послушайте. — Я выпрямляюсь. — Я была резка с Вами.
— Ничего подобного. Я и в самом деле ужасен. — Он открывает дверь, чтобы уйти. — Но не беспокойся, — судя по голосу, он вот-вот разобьет мне сердце, как никто и никогда не делал этого прежде. Так и есть. От последних слов Пиллара у меня подгибаются колени. — Ты больше не увидишь меня на протяжении еще четырнадцати лет. — Говорит Пиллар, закрывая за собой дверь и исчезая навсегда