Когда мы молоды

МЕРАПИ

— Очень рад вас видеть, — сказал по-английски стройный миниатюрный яванец, когда их открытый «кадиллак» остановился перед домиком-кубиком, белевшим, словно зуб, в красноватой скале.

— Это… контора кофейной плантации? — неуверенно спросил Кристофер.

— Сожалею, но здесь вулканологическая станция.

— Какая станция?

— Вулканологическая, Крис, — заговорила Шарлотта. — Ты же видишь, все эти горы — вулканы. Не забудь, на Яве ужасно много вулканов. Не правда ли, мистер…

— Мандур. Нет, это не имя, это должность, мадам. Мандур — значит наблюдатель.

— Ха-ха, вот куда мы попали! — удивился Крис. — А нам говорили, что тут все дороги, если ехать в гору, ведут на кофейную плантацию…

— А вам туда?

— Не так, чтобы очень. Мы просто путешествуем. Бежим подальше от цивилизации.

— Милости прошу ко мне, — с изысканно-вежливой улыбкой произнес мандур. — Пожалуйста, никаких извинений, на Яве привыкли к туристам.

В комнате было прохладно и почти пусто. Женщина в саронге подала большой тыквенный сосуд с тамариндовым соком.

— Мы находимся на вулкане Келуд, — рассказывал изящный мандур. — Раньше он причинял людям много неприятностей…

— Извержения? — вставил Крис.

— Да, но особого рода. Келуд проливал слезы.

— Что-о?

— Слезы. Так у нас говорят. — Мандур улыбнулся одними губами. — Есть такая легенда — хотите узнать? Юноша Келуд полюбил красавицу Джувиту, дочь старого вулкана Бромо. Джувита тоже полюбила юношу, но старому Бромо он не нравился из-за небольшого роста. «Я отдам тебе дочь, — сказал старый вулкан, — но при условии: за одну ночь, до первых петухов, ты должен насыпать такой холм, чтобы с него был виден океан». Трудолюбивый юноша взялся за дело. Из глубины земных недр он черпал землю и строил гору. Не спал и старый Бромо в ту ночь, издали следя за работой. Гора росла на глазах. Келуд, судя по всему, успевал справиться с задачей. Тогда старик, не желавший расставаться с единственной дочерью, принялся изо всех сил молотить цепом рис. Шум разбудил петухов, и они запели. Их услышал юноша, океана ему еще не было видно, и он окаменел от горя, превратившись в мертвую гору. Но один глаз Келуда остался жив и порой наполняется слезами, которые льются вниз, как только их наберется слишком много.

— К такому выводу пришла вулканологическая станция? — спросил Крис.

— Это древнее народное толкование. А по научным данным, в кратере вулкана находится пробка затвердевшей лавы, а над ней — горячее озеро. При усилении вулканической деятельности пробка приподнимается, а озеро еще больше разогревается. Раньше вода переливалась через край, ее потоки устремлялись вниз по склонам, увлекая за собой массы обломков и мягкого грунта, неся гибель посевам, угрожая опасностью людям.

— А теперь? Келуд утешился? — спросила Шарлотта.

— Нет, мадам, он все так же горюет. Но слезы его текут в туннелях, проложенных в толще горы. — Мандур посмотрел на часы. — Если вам любопытно, я мог бы проводить вас на вершину. Мне как раз пора заняться очередными наблюдениями.

Склон вулкана покрывал переливавшийся всеми оттенками зелени ковер, украшенный узором из красных, коричневых, белых и черных точек, полос и пятен. Аккуратными прямоугольниками голубели насаждения агавы, террасы кукурузных полей напоминали издали застеленные бархатной дорожкой ступени лестницы; между ними, вдоль оврагов и щебнистых россыпей, пухлыми валиками, ветвясь, как коралл, расползлись заросли дикого кустарника. Вокруг конуса вулкана, похожий на меховой воротник, пушился ободок кофейных плантаций. Над ним, в зоне туманов, смутно темнели посадки хинного дерева. Еще выше, там, где горная прохлада заставляла забыть о близости экватора, древесное царство венчали стройные казуарины, дальше росли только травы. Ветер гулял в ветвях казуарин, с диким свистом раскачивая серебристые бороды мха, свисавшие с деревьев.

Начинающий полнеть Крис обливался потом, взбираясь по узкой, изрытой дождями тропе. Чтобы помочь ему, Шарлотта взяла его под руку. А ему думалось: «Господи, еще и она вцепилась…» Но он молчал. Впереди, с легкостью мотылька, подымался по крутому склону обвешанный приборами мандур.

Вершина возникла внезапно. Тропа кончилась, приведя на маленькую утоптанную площадку. С краю виднелась хижина, сооруженная из листов жести, перед ней чернело большое, гладко вылизанное ветрами пятно от костра, вокруг несколько головешек. Над этим убогим приютом вздымалась могучая округлая стена кратера с причудливо изглоданными рваными зубцами. Почти до самой вершины густо зеленел травяной ковер, расшитый узором из яванского эдельвейса. Желтые розы, что приживаются на самом твердом камне, разрушая его корнями, жались к стенам жестяной хижины.

По краю кратера уже ничего не росло. Лишь красноватые глыбы затвердевшей лавы, ноздристый серый камень, глубокие зазубрины и расселины — из их беспорядочного нагромождения состоял безупречный по форме венец, парапет вокруг гигантской таинственной воронки, ведущей в глубь земли…

Стоя на площадке, Крис и Шарлотта видели за широкой каменной дугой венца невероятно глубокое небо, и в нем, совсем рядом, почти над самой головой, стремительно мчались прозрачные облака. А на юге, за зеленой полосой суши, тонущей в густой, едва просвечивающей дымке земных испарений, сверкал голубой простор — и не простор даже, целый мир: выпуклый, как на глобусе, Индийский океан, которого не увидел влюбленный юноша Келуд…

Позади последние полсотни метров подъема, и вот они уже на самой вершине, на скалистом венце, над огромным, в полкилометра шириной, отверстием. Двумя крутыми уступами обрываются вглубь стены кратера. Солнце, перешагнув зенит, ярко озаряет одну половину воронки, оставляя другую в густой тени. Резкая граница между светом и тенью делит надвое озеро, зеленоватым кошачьим глазом глядящее со дна кратера. Кажется, будто в озере две воды, не смешивающиеся между собой: светлая, что нехотя впитывает солнечные лучи, которые будоражат ее зеленоватую муть, и матовая — в глубине ее стеклянной неподвижности хранится какая-то тайна.

— Видите отверстия туннелей? — спросил мандур.

Какие туннели? Крис и Шарлотта совсем забыли о них. Ах да, отводы для стока слез!..

— Вон, обратите внимание, у самой границы тени, на светлой стороне, чуть выше поверхности озера, — там первая труба…

Действительно, круглая дыра в стене кратера!

— Вторая, смотрите, вон там, как раз под острым зубцом вершины. А вон третья… Четвертую отсюда не увидим, она под нами, пятую тоже, она скрыта выступом стены. Пять труб на разных уровнях, диаметром три метра каждая. Когда озеро немного поднимается, вода уходит в первую трубу, поднимется выше — действует и вторая, потом третья — просто, не правда ли? Трубы отводят горячую воду в глубокие ущелья.

— Значит, теперь Келуд совсем не опасен? — спросила Шарлотта с оттенком разочарования.

— Да, мадам, — подтвердил яванец. — Тем не менее мы постоянно наблюдаем за озером. Вулканические явления подчиняются определенному ритму. Но не всегда. Вулканы своенравны.

Мандур посмотрел в бинокль на водомерную рейку, записал данные в блокнот и вежливо стоял в стороне, пока гости любовались красотами, открывающимися с высоты. Но восторгу Шарлотты и Криса, казалось, не будет конца.

С трех сторон, вдали и совсем близко, высились шатры вулканов, пологие у подножия и стройные к вершине.

— Смотри, Крис!

— Смотри, Шар!

— А там! А там, смотри!

— А вон еще! Он дымится!

— Это Бромо, — пояснил предупредительный яванец. — Он дымит почти непрерывно. А тот остроконечный, правильный конус мы называем Джувитой. А вот тот, далеко к западу от нас, — Мерапи. Это коварный вулкан. Его извержения довольно часты, и предсказать их очень трудно. Они приносят большие бедствия населению.

— Раскаленная лава? — спросила Шарлотта.

— Нет, Мерапи не выбрасывает лавы. Опасны его горячие газы с примесью пепла, которые быстро скатываются по склонам, они тяжелее воздуха. В них задыхается все живое.

— Какой ужас! — вздрогнула Шарлотта.

— Смотри, Шар! — окликнул Крис. — Пароход!

В голубой дали океана сверкала белая точка.

— Крис, посмотри, что за чудные цветы там на склоне! Как розовая пена. Боже, до чего тут чудесно!

И она продолжала, обернувшись к мандуру:

— Ах, можно нам остаться здесь? Крис, давай останемся! Можно?

— Да, разумеется, — ответил яванец. — В хижине вы найдете котелок, немного рису и два тыквенных сосуда с водой. Желаю вам приятного отдыха.

Они были рады уходу яванца. Теперь их ничто не соединяло с внешним миром. Они стояли на вершине одного из выступов земли, стояли под самым небом, нет, прямо в небе, небо было вокруг, а земля, весь земной шар лежал у них под ногами. Нигде во всем мире нельзя было найти такого совершенного уединения. И только теперь они понимали, зачем плыли через океан, чего искали: настоящего уединения, в котором можно почувствовать себя первыми людьми на земле, Адамом и Евой.

— Шар, — заговорил Крис, держа руку на ее плече. — Жизнь начинается отсюда.

Потом они любовались закатом. Огромный красный диск, скрываясь одной половиной за земным горизонтом, другим своим краем окунулся в океан, по изумрудной глади рассыпались золотые и розовые лучи. Небо над заходящим светилом было багряным, чуть выше оно становилось фиолетовым, еще выше ярко светилось зеленоватой голубизной. На какое-то мгновение оно засияло сразу всеми цветами радуги — там, где крохотным угольком догорело исчезнувшее солнце. И тут же стало быстро темнеть, словно в зрительном зале, когда гасят свет. В наступившей тьме вдруг вспыхнули звезды. Даже нет, не звезды, вспыхнуло само небо — белым, ослепительным светом. Правда, черная бархатная завеса прикрывала это сплошное сияние, но тут и там, и повсюду пробивалось большими и малыми точками струящееся звездное серебро.

Но самое великое чудо было еще впереди. Они принесли из хижины дров, прижимая охапки к груди, как младенцев. Сложили поленья. Крис нащепал лучины… Зажигалка казалась почти святотатством, но не тереть же деревяшки, в самом деле!

Они сидели на голой земле, перед ними в черноте тропической ночи ярко пылала смолистая древесина казуарин. При каждом дуновении ветерка, заслоняя на мгновение сияние звезд, ввысь снопами взмывали большие красные искры. В котелке булькала вода, и Шарлотта палочкой помешивала рис.

— Шар… Я люблю тебя.

— Молчи, милый. Я так счастлива!..

Они сидели у костра, пока он не погас, потом пошли в хижину. Там стоял топчан, грубо сколоченная рама на четырех столбиках, с натянутой буйволиной шкурой. На этом ложе, тесно прижавшись друг к другу, чтобы согреться, они уснули, думая о том, что точно так же, наверное, устраивались на ночлег люди пять и десять тысяч лет назад.

На рассвете, дрожа от холода, они умылись остатками воды, поливая друг другу из тыквенного сосуда. Шарлотта хотела причесаться, но Крис торопил ее:

— Скорее, Шар, тут адский холод.

Она спрятала волосы под косынку. Чуть ли не бегом они устремились вниз.

Мандур опять встречал их у порога белого домика.

— Прошу вас, моя жена приготовит вам завтрак.

— Нет спасибо, мы поедем.

— Как угодно. Вам в Джокьякарту?

— Да.

Мандур на минуту задумался.

— Дорога туда проходит у подножия Мерапи. Сегодня ночью Мерапи сильно чихнул…

— Чихнул? Да у вас все горы прямо живые!..

— Мы так говорим. Он выбросил облако газов. Может быть, дело этим и ограничится, а может быть…

— Извержение? — Кристофер и Шарлотта переглянулись. — Это опасно?

— Для вас едва ли, — улыбнулся мандур. — С вашим «кадиллаком»!.. Вы увидите, когда начнет дымиться конус. Впрочем, — добавил он, — если хотите, можете переждать у меня.

— Нет, мы поедем, — сказала Шарлотта. — Боже мой, с нашим «кадиллаком»!

— Смотри, Шар, — заговорил Крис, — может быть, в самом деле лучше остаться.

Слова выражали рыцарское отношение к даме, но в тоне голоса не слышалось тревоги.

— Нет, мы поедем, — решила Шарлотта. — Спасибо за гостеприимство!

Она подала мандуру руку.

Сидя за рулем, Крис то и дело оглядывался на молчаливый конус Мерапи. Мандур говорил, что дорога должна пройти у подножия вулкана, однако они ехали уже около часа, дорога, перестав петлять, привела их к нижним предгорьям с зеленеющими рисовыми полями, а Мерапи все еще оставался сзади.

— Куда мы едем, Крис? Я хочу в гостиницу.

— Я тоже. Сам не пойму, куда мы попали. Не помню этой дороги.

— Крис, мы заблудились. После спуска надо было повернуть налево, а ты повернул направо.

— Поворота налево не было.

— Был…

— Поворота налево не было, я все время ехал, куда вела дорога.

— Крис, ты споришь с фактами.

— Если кто и спорит, так только ты, Шар.

— Ты и вчера спорил, и вместо кофейной плантации мы попали в жерло вулкана.

— Ты жалеешь об этом?

— Нет, но я хочу иногда попадать и туда, куда мы направляемся.

А «кадиллак» все катил и катил по отличному шоссе со скоростью шестьдесят миль в час.

— Крис, давай лучше вернемся. Мы едем явно не туда. Ты посмотри, дорога опять пошла в гору.

Крис остановил машину, достал карту острова. Зеленое поле было сплошь исчерчено красными линиями дорог. Разобраться в их лабиринте было невозможно.

— Хорошо, вернемся, — и Крис стал разворачивать машину.

Теперь Мерапи маячил у них впереди, высокий зеленеющий конус, ярко освещенный солнцем. Напоенный пряными ароматами воздух, теплый и как будто густой, встречным потоком переваливался через ветровое стекло и теребил локоны Шарлотты, выбившиеся из-под косынки.

Вдруг Крис уловил запах гари. Он внимательно прислушался к звуку двигателя, взглянул на масляный манометр. Все как будто в порядке, но запах гари усиливался. Вот и Шарлотта тянет носом, вопросительно глядя на Криса. Он снова остановил машину, вылез, поднял капот. Двигатель работал нормально. Крис сунул в рот сигарету, прикурил. Они тронулись дальше.

По дороге шли какие-то люди. Здесь, во внутренней части острова, в отличие от северного побережья, где вдоль моря тянется нескончаемая цепочка селений, прохожие попадались лишь изредка. Но сейчас, как ни странно, дорога заметно ожила. Целыми семьями, как по чьему-то сигналу, крестьяне возвращались с полей. Кто-то катил тележку с кладью, другие вели за руку детей, несли за спиной младенцев. Было что-то общее в озабоченном выражении лиц, в странной поспешности движений. У одной из встречных групп Крис притормозил.

— Джокьякарта! — крикнул он, указывая рукой вперед.

Встречные закивали головами, показывая туда же. Слава богу, теперь они едут правильно. Но беспокойство не улеглось. Что за люди, куда идут?

— Куда вы? — крикнул Крис, снова притормозив.

Они пожимали плечами: не понимаем. Но загалдели, зашумели, замахали руками, оглядываясь через плечо, и одно слово в гомоне чужого языка Шарлотта и Крис различили: М е р а п и!

Они посмотрели на вершину горы, которая теперь была уже близко. Оттуда сочилась, низко стелясь по склону, тонкая, прозрачная, еле заметная струйка дыма.

Пустяки! На их-то «кадиллаке»! Ведь гора уже почти рядом. Только миновать ее, и путь свободен до самой Джокьякарты. Только немного прибавить скорость…

Но легко сказать — прибавить! Проклятые яванцы, так и прутся по всему шоссе, прямо на машину. Что они, сигнала не слышат? Ошалели от страха. Какая-то струйка дыма!..

Как вспугнутая дичь, выскакивают из кустов и бегут, через дорогу. По ней уже никто не идет. Наверно, решили удирать напрямик через поля, дорога-то, похоже, опоясывает гору. Вон они бредут, месят жидкие рисовые поля, топчут нежные бледно-зеленые ростки…

Дьявол, то и дело приходится тормозить!

— Крис, ты не мог бы ехать быстрее?

— Да, я мог бы, я хотел бы, но не давить же людей.

Но что это? Шоссе совершенно свободно. Все ушли? Никого не осталось на склонах вулкана? Теперь можно прибавить скорость. Шестьдесят миль… Шестьдесят пять… Семьдесят.

Но почему не отстает гора? Вершина все время слева и даже, кажется, все время немного впереди. Нет, отстает… Нет, впереди!.. А, черт, это виляет дорога. Виляет, не уходит от горы. Да, дорога опоясывает вулкан.

Дорога опоясывает вулкан!

«С вашим «кадиллаком»!» Проклятый яванец! Позавидовал моему «кадиллаку»…

Что это? Какой дьявольский грохот… Туча дыма над жерлом Мерапи! Вот бы снять это на цветную пленку…

А туча быстро падает вниз. Вершины больше не видно. Она окутана серым дымом. Туча сползает все ниже!

Вот от чего удирали яванцы. Они-то знают повадки своего сатанинского Мерапи!

Что делать? Спокойно, Кристофер, спокойно. Теперь остается только одно — обогнать тучу. Оторваться от подножия вулкана раньше, чем туча сползет до шоссе. Она не может же вечно кружить вокруг вулкана!

Семьдесят миль… Семьдесят пять… Восемьдесят!

— Быстрей, Крис! Быстрей!

— Посмотри на спидометр.

— Спидометр! Люди делают и по сто двадцать миль без особой нужды.

— Вот с ними и надо было тебе ездить.

Кажется, дорога отрывается от горы. Господи боже, неужели, наконец… Но что это там, на склоне? Какая-то серая масса ползет вниз, обгоняя тучу!

— Шар, что это там, на склоне?

— Где? Где?

— Вон, ползет вниз, неужели не видишь?

— Боже! Это лава! Крис, быстрей! Быстрей, быстрей, мы погибли!

— Не ори. Какая лава, яванец говорил, у Мерапи не бывает лавы.

— «Яванец»! Что он понимает, твой яванец!

Дьявольски жарко. И этот ужасный запах! Черт возьми, как колотится сердце! А что будет, когда туча… Мы задохнемся!

— Быстрей, идиот! Не видишь, я… задыхаюсь?

Мы уже задыхаемся. Что же будет, когда сюда спустится туча?

Почти девяносто…

Серая масса все ниже сползает по склону. Лава?

Уже около ста…

Что это там впереди, на шоссе? Как стремительно приближается все на такой скорости…

— Зачем ты тормозишь? Хочешь слететь под откос?

На дороге опять полно людей. Теперь они движутся в ту же сторону, куда и мы. Значит, середину горы мы миновали. Мы удаляемся! Удаляемся!

Сколько людей! Они бегут. Они не слышат сигнала! Проклятье, опять приходится тормозить.

А страшный поток, где он? Господи, лава нас обгоняет. Узкий серый язык быстро движется по крутому откосу. Скоро он перережет шоссе!

У Шарлотты серое лицо. От пепла?

— И зачем я поехала с этим кретином, который даже автомобиль водить не умеет!

Сука! Такая же дрянь, как они все.

Не пробиться сквозь эту удирающую толпу. Сигнала не слышат! Старики, женщины, дети, мчатся как одержимые, они в самом деле обезумели, отступают в сторону лишь перед самым носом машины. Какого черта они толпятся на шоссе, шоссе — для автомобилей!

Почему так темно? Где туча? Вот она, опускается прямо на нас. Дышать все труднее.

И серый поток уже у дороги. Заполняет кювет там впереди и хлынет сейчас на асфальт.

— Крис! Лава!

Мы должны проскочить. Иначе конец…

Чего надо той бабе, что держит за руку мальчишку? Какого черта она не уходит с шоссе? Что, не слышит сигнала? Все она слышит. Стоит на дороге с поднятой рукой, хочет нас остановить. Мальчишка корчится от кашля. Мне не объехать их!

— Что ты делаешь, идиот! Не смей тормозить!

Какая сволочь эта Шарлотта! Но она права. Тормозить нельзя. Лава уже на асфальте.

Вперед, Кристофер Форджер, свободная личность, сильная личность! Мир много потеряет, если ты испечешься в лаве. Прочь с дороги, глупая баба, прочь, лучше уйди со своим жалким щенком. Прочь с дороги!.. Прочь!..

Что-то легонько стукнуло в передок. Или это только показалось? А где яванка с сыном? Не видать, промелькнули мимо, остались позади.

А колеса «кадиллака» уже врезались в серый поток. Да черт с ним, какая разница, задохнуться в дыму или сгореть в потоке лавы…

Мчимся дальше. Дорога свободна. Дышится легче. Впереди чистое небо!

А как же лава? Или… это была не лава?

В висках у Криса стучало. Нога все еще послушно давила на педаль, выжимая девяносто. Шарлотта сидела, прижавшись к дверце. Между ними хватило бы места для кого-то третьего.

— Куда ты гонишь теперь? — процедила она сквозь зубы. — За нами никто не гонится.

Дорога пошла под уклон. Впереди показались бетонные перила моста.

— Съезжай к реке, — приказала Шарлотта.

Крис осторожно свел громоздкий «кадиллак» с насыпи.

Шарлотта вышла первой. Крис с отвращением заставил себя вылезти и осмотреть колеса. Он уже догадывался… Ну да, конечно: колеса были в серой грязи. Лава! Ха, идиоты! Обычный грязевой поток. Мандур ведь говорил, Мерапи никогда не извергает лаву.

Открыв багажник, Шарлотта достала губку и сплюснутое в гармошку черное капроновое ведро, выпрямившееся подобно старинному цилиндру. Крис протянул было руку, но она сама спустилась к реке и зачерпнула воды…

Роняя прозрачные капли, желтая губка елозила по выпуклому стеклянному глазу фары и по нависшей брови хромированного козырька над ней. Кажется, все было уже чисто, но Крис все тер и тер зеркально поблескивающий козырек, опять мочил губку и промывал правый глаз «кадиллака», славно никак не мог смыть что-то, видное ему одному. Потом он тщательно вымыл колеса. Шарлотта, вытащив коврики, стряхнула серый пепел. «Кадиллак» горделиво сверкал черным лаком.

Они искупались, вытрясли одежду. Шарлотта смогла наконец причесаться. Крис молчал, лишь нетерпеливо поглядывал на часы.

За весь путь до гостиницы не было сказано ни слова.

Проводив Шарлотту к лифту, он на минуту задержался у расписания морских и воздушных сообщений.

Она миролюбиво ждала его у приоткрытой зеркальной дверцы лифта.

1964