Король уныния

ГЛАВА 1

Проникновение на греческую виллу, ночь в которой стоила десять тысяч долларов, не входило в мои планы на день, но планам свойственно меняться, а людям — приспосабливаться, особенно если у них есть клиенты, которые максимально пытаются усложнить им жизнь.

Мои колени оказались на бетонном полу, когда я вскарабкалась на террасу и перелезла через перила. Если из-за этого я испорчу свое новое платье от Стеллы Алонсо, я убью его, воскрешу его, чтобы он разобрался с беспорядком, и убью его снова.

К счастью для него, я благополучно забралась на террасу без происшествий и натянула обратно сброшенные ранее туфли. Под шум своего сердцебиения я подошла к раздвижной стеклянной двери, где приложила к считывающему устройству ключ, который позаимствовала у одной из горничных.

Я могла войти через парадную дверь, но она была слишком заметной.

Задняя терраса была единственным вариантом.

Считыватель карт зажужжал, и на секунду я испугалась, что дверь не откроется. Затем индикатор загорелся зеленым, и я с облегчением вздохнула, прежде чем снова принялась за дело, стиснув зубы.

Взлом виллы был легкой частью. Чего не скажешь о том, что мне надо было доставить его в другую страну к закату.

Быстрым шагом я прошлась по кухне, гостиной и главной спальне. Я поморщилась, когда увидела пустые пивные бутылки, разбросанные по кухонному столу, и я еле сдержала себя, чтобы не выбросить их в мусорное ведро, продезинфицировать мрамор и опрыскать комнату освежителем воздуха.

Сосредоточься. На кону твоя профессиональная и личная репутация.

На вилле было прохладно и тихо, несмотря на лучи послеполуденного солнца, бьющие в окна, а в спальне было еще прохладнее и тише.

Возможно, именно поэтому, когда я подошла к кровати и бесцеремонно выплеснула на ее спящего владельца большую миску с ледяной водой, скорость его реакции заставила меня судорожно вздохнуть.

Сильная рука резко схватила меня за запястье. Пустая миска с грохотом упала на пол, а комната закружилась, когда он притянул меня и прижал к кровати прежде, чем я успела вздохнуть.

Ксавьер Кастильо смотрел на меня, будучи сверху, на его красивом лице застыла хмурая гримаса.

Единственный сын самого богатого человека Колумбии (и мой наименее сговорчивый клиент) обычно до невозможности непринужденный, но не было ничего непринужденного в том, как его предплечье прижалось к моему горлу, или в том, как сто восьмидесять фунтов крепких мышц удерживали меня под ним.

Его лицо расслабилось, когда гнев сменился на осознание и легкий ужас.

— Слоан?

— Это я, да, — я поднимаю подбородок, стараясь не обращать внимания на то, насколько он теплее влажного матраса под моей спиной. — А теперь, будь добр, немедленно освободи меня. Буду очень признательна, ведь я сейчас порчу свое платье за семьсот долларов.

— Mierda (прим. с исп. Черт), — выплевывает он ругательство и ослабляет хватку на моей шее, чтобы я могла встать. — Какого черта ты здесь делаешь?

— Выполняю свою работу, — я отталкиваю его от себя и встаю. Мне показалось, или в комнате стало холоднее, чем пять минут назад? — Сегодня двенадцатое. Ты знаешь, где должен быть, и явно не здесь. — Я уставилась на Ксавьера, не давая ему возможности поспорить со мной.

— Я подумал, что ты незваный гость. Я мог навредить тебе. — Теперь, когда мы убедились, что я здесь не для того, чтобы ограбить или похитить его, хмурый взгляд Ксавьера сменяется знакомой ухмылкой. Он невозмутимо ложится обратно на кровать. — Формально ты и есть незваный гость, но очень красивый. Если ты хотела оказаться в моей постели, стоило просто сказать об этом. Не нужно было себя так утруждать. — Он выгнул бровь, глядя на миску на полу. — Как ты вообще сюда попала?

— Я украла ключ-карту, и не пытайся меня отвлечь. — За три года работы с Ксавьером я привыкла к его уловкам. — Сейчас час дня. Твой самолет ждет нас в аэропорту. Если мы отправимся в ближайшие полчаса, то успеем оказаться в Лондоне, чтобы подготовиться к сегодняшнему торжеству.

— Отличный план, — Ксавьер вытянул руки над головой и зевнул. — За исключением одного — я не пойду.

Мои ногти впились в ладони, прежде чем я взяла себя в руки. Дыши.

Помни, убийство клиента считается признаком непрофессионализма.

— Ты встанешь с постели, — сказала я настолько холодным голосом, что он мог заморозить капельки воды, оставшиеся на его коже. — Ты сядешь в этот самолет, посетишь торжество с улыбкой и будешь оставаться на протяжении всего мероприятия примерным представителем семьи Кастильо, потому что, если ты этого не сделаешь, я гарантирую, у тебя больше не будет ни секунды покоя, я сделаю это своей миссией. Я буду срывать все вечеринки, которые ты посещаешь, предупреждать любую женщину, достаточно глупую, чтобы попасть на твою орбиту, и вносить в черный список всех твоих друзей, которые подпитывают твои худшие импульсы во время моих мероприятий. Я могу превратить твою жизнь в сущий ад, так что не делай из меня врага.

Ксавьер снова зевнул.

Такие взаимоотношения у нас с тех пор, как его отец нанял меня три года назад, прямо перед переездом Ксавьера из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк, но мне надоело быть с ним мягкой.

— Итак, ты мой новый PR-агент — Ксавьер откинулся в кресле и закинул ноги на мой стол. Белые зубы блестели на фоне загорелой кожи, а в его глазах читалось лукавство, от которого я вздрогнула.

Прошло десять секунд после встречи с моим самым прибыльным клиентом, а я уже ненавижу его.

— Убери ноги с моего стола и сядь как подобает взрослому человеку, — мне наплевать, что Альберто Кастильо платил мне втрое больше обычного, чтобы я присмотрела за его сыном. Никто не смел проявлять неуважение ко мне в моем собственном офисе. — В противном случае ты можешь уйти и самостоятельно объяснить своему отцу, почему твой PR-агент бросила тебя в первый же день работы. Я предполагаю, что это окажет негативное влияние на твой денежный поток.

— А, ты одна из тех, — Ксавьер согласился, но его улыбка стала жестче при упоминании отца. — Строгая сторонница правил. Понятно. Так и стоило представляться, а не называть свое имя.

Моя любимая ручка треснула от того, как сильно я ее сжала.

Мне было ясно, что это не предвещало ничего хорошего для будущего наших взаимоотношений.

Я была права.

Я позволяла ему ускользнуть, когда дело доходило до определенных моментов, потому что договор с семьей Кастильо был крупнейшим в моей практике, но в мои обязанности входило поддержание в чистоте репутацию его семьи, а не целование задницы наследника.

Ксавьер был взрослым мужчиной. Пришло время ему соответственно себя вести.

— Это настоящая угроза, — протянул он. — Каждая вечеринка и женщина? Я, должно быть, тебе действительно нравлюсь.

Он выскользнул из постели с грацией ленивой пантеры, пробуждающейся ото сна. Пара серых спортивных штанов сидела низко на его бедрах, открывая золотисто-коричневую кожу и V-образный вырез, которого не ожидаешь от человека, проводящего большую часть своих дней на вечеринках и во сне. Черные татуировки покрывали его обнаженную грудь, плечи и спускались по рукам замысловатыми узорами.

Будь на его месте кто-либо другой, я бы восхитилась необузданной мужской красотой, но это был Ксавьер Кастильо. День, когда я стану восхищаться в нем чем-либо, кроме его приверженности ни перед чем не останавливаться, станет днем, когда я каким-то образом снова смогу физически плакать.

— Не волнуйся, Луна, — сказал он, поймав мой пристальный взгляд с легкой усмешкой. — Я не скажу твоим другим клиентам, что я твой любимчик.

Иногда он называет меня моим настоящим именем. В других случаях он называет меня Луной. Это не было моим прозвищем, вторым именем или что-то связанное со «Слоан», но Ксавьер отказался говорить мне почему он меня так зовет, а я давным-давно перестала заставлять его это делать или объясниться.

— Будь хоть раз серьезным, — сказала я. — Мероприятие проводится в честь твоего отца.

— Еще одна причина не идти. Не похоже, что мой старик будет там, чтобы принять награду, — улыбка Ксавьера не дрогнула, но в его глазах вспыхнула искра опасности. — Он умирает, помнишь?

Слова пронеслись между нами и словно высосали весь кислород из комнаты, пока мы смотрели друг на друга. Его невозмутимое спокойствие было скалой против моего растущего разочарования.

Отношения отца и сына Кастильо были печально известны, но Альберто Кастильо нанял меня следить за их репутацией, а не их личными проблемами — так было до тех пор, пока то, что происходило за закрытыми дверьми, не стало достоянием общественности.

— Люди уже думают, что ты никчемный сопляк из трастового фонда, раз уклоняешься от своих обязанностей после того, как твоему отцу поставили диагноз, — я не подбирала слова. — Если ты пропустишь мероприятие, где он получит награду за свою благотворительную деятельность, СМИ съедят тебя живьем.

— Они уже это делают, а благотворительная деятельность? — Ксавьер поднял брови. — Этот человек ежегодно выписывает чек на пару миллионов, и его не только освобождают от налогов, но и хвалят за то, что он «филантроп». Мы с тобой оба знаем, что эта награда ни хрена не значит. Ее может получить любой, у кого достаточно широкие карманы. Кроме того… — он прислонился к стене и скрестил руки на груди, — на Миконосе гораздо веселее, чем на очередном скучном торжестве. Тебе следует остаться. Океанский воздух пойдет только на пользу.

Черт возьми, я узнала этот тон. Это был его тон «ты можешь приставить пистолет к моей голове, и я все равно не сдамся, потому что это разозлит тебя». Я слышала это больше раз, чем могла сосчитать.

Я быстро просчитала свои перспективы в уме.

Я бы не добилась успеха в своей сфере, если бы сражалась в заведомо проигранных битвах. Мне нужно было быть в Лондоне сегодня вечером, и оставалось все меньше возможности для своевременного вылета. Пропустить встречу было невозможно, но если Ксавьер останется в Греции, мои обязанности требовали, чтобы я тоже осталась и присматривала за ним.

Поскольку у меня не было времени обвинять, угрожать или убеждать его сделать то, что я хочу, как я обычно это делала, у меня оставалось последнее средство.

Выгодная сделка.

Я скрестила руки на груди, повторяя его позу.

— Выкладывай.

Его брови приподнялись еще выше.

— Твое условие, — сказала я. — Что ты хочешь в обмен на посещение церемонии награждения. Все, что связано с сексом, наркотиками или незаконной деятельностью, исключается. В остальном я готова торговаться.

Он прищурился. Ксавьер не ожидал, что я так легко сдамся, и, если бы мне не нужно было быть в Лондоне к восьми вечера, я бы этого не сделала. Но я не могла пропустить свидание, так что это была сделка с дьяволом.

— Прекрасно, — Ксавьер улыбнулся, и на его щеках появились ямочки, хотя тень подозрения оставалась на его лице. — Раз ты так прямолинейна, я буду таким же. Я хочу отпуск.

— Ты уже в отпуске.

— Не для меня. Отпуск для тебя, — Ксавьер оттолкнулся от стены, его шаги были медленными и неторопливыми, когда он пересек комнату и остановился всего в нескольких дюймах от меня. — Я приду на торжество, если ты пообещаешь отправиться со мной в отпуск. Три недели в Испании. Никакой работы, только отдых.

Просьба прозвучала так неожиданно, что у меня перехватило дыхание, когда я попыталась уловить смысл.

— Ты хочешь, чтобы я взяла трехнедельный отпуск?

— Да.

— Ты сошел с ума.

С тех пор как шесть лет назад я основала Kensington PR, свою фирму по связям с общественностью, в общей сложности я отдыхала два раза. Первый был связан с похоронами моей бабушки. Второй — когда я попала в больницу с пневмонией (погоня за папарацци в разгар зимы дала о себе знать). Даже тогда я была на связи, и проверяла почту с телефона.

Я была работой. Работа была мной. От одной лишь мысли о том, чтобы оставить ее хоть на минуту, у меня сводило живот.

— Таковы условия, — Ксавьер пожал плечами. — Соглашайся или уходи с ничем.

— Забудь. Этого не будет.

— Прекрасно, — он снова повернулся к кровати. — В таком случае, я возвращаюсь ко сну. Можешь оставаться или лететь домой. Мне все равно.

Я стиснула зубы.

Вот ублюдок. Он знал, что я не улечу домой и не оставлю его здесь сеять хаос в мое отсутствие. С моей удачей он сегодня же вечером устроит публичную оргию на пляже, просто чтобы распустить сплетни и донести до всех тот факт, что его не было на торжестве, где он был обязан появиться.

Я взглянула на часы на стене. Нам нужно было уйти в ближайшие пятнадцать минут, если мы хотели успеть на торжество.

Если бы не свидание в Лондоне в восемь часов, я бы, может, и согласилась на блеф Ксавьера, но…

Черт возьми.

— Я могу обойтись двумя днями, — сказала я, смягчаясь. Одни выходные не убьют меня, верно?

— Две недели.

— Одна неделя.

— Договорились, — ямочки на его щеках снова ослепили меня, и я поняла, что меня обманули. Ксавьер намеренно начал с более высокого предложения, чтобы уговорить на свои первоначальные условия.

К несчастью, сожалеть было слишком поздно, и, когда он протянул мне руку, мне ничего не оставалось, кроме как пожать ее, и закрепить сделку.

Это было самое худшее в Ксавьере. Он был умным, но применял это совсем не там, где следовало.

— Не смотри на меня так, будто я убил твою домашнюю рыбку, — протянул он. — Я беру тебя в отпуск. Будет весело. Поверь мне.

Его улыбка стала шире от моего ледяного взгляда.

Одна неделя в Испании с одним из моих наименее любимых людей на планете. Что может пойти не так?