ГЛАВА 29

Я не планировал рассказывать Слоан о своем прошлом. Я никогда никому не рассказывал о том, что случилось в том пожаре, но что-то было во вчерашнем вечере, в том, как она смотрела на меня, и в той легкости, которую я чувствовал рядом с ней, и это вытягивало из меня слова, прежде чем я осознал, что происходит.

Как только они вырвались, с моих плеч словно свалился огромный груз. Я не понимал, насколько сильно яд моего прошлого разъедает меня изнутри, пока не выплеснул его, а Слоан не только без осуждения выслушала меня, но и утешила после.

Слоан Кенсингтон не утешала людей, но она утешила меня. Если раньше я думал, что смогу уйти от нее, то вчерашний вечер подтвердил обратное.

Благодаря ей я также явился в офис Вука в пятницу утром, вооруженный своей новой стратегией. Я не брал с собой слайды или блестящие раздаточные материалы; я даже не принес свои старые эскизы баров. Я просто рассказал ему правду. Мои разладившиеся отношения с отцом, мой отказ возглавить его компанию из страха и злобы, его смерть и письмо матери… все, чем я поделился со Слоан, я превратил в историю, в которой речь шла не только о цифрах, но и о сердце, стоящем за ними.

— Ты боишься, что клуб рухнет и сгорит, если в мае комитет по наследству не примет решение в мою пользу, — сказал я. — Я бы тоже переживал, если бы был на твоем месте. Но дело вот в чем: я больше не делаю это ради наследства. — Вук вскинул брови. — Я больше не делаю это только ради наследства, — поправил я. — Всю свою жизнь я полагался на то, что давали мне другие люди. Я жил за счет того, чего не создавал, и говорил себе, что меня это устраивает, потому что у меня не хватало смелости свернуть с этого пути. Но этот клуб? Все, чего я достиг до сих пор? Это мое, и я чертовски горжусь этим.

Мне помогали на этом пути, потому что никто не строит империю в одиночку. Но видение и исполнение были моими, и до сих пор я не облажался. Дела шли хорошо, настолько хорошо, насколько вообще возможно начать новый бизнес в городе, и это заставляло меня думать, что я смогу это сделать — взять фамилию Кастильо и сделать ее своим достоянием.

— Я бы с удовольствием заключил с тобой партнерство, — сказал я. Как и ожидалось, Вук не произнес ни слова за время моего рассказа, но его глаза казались чуть теплее, чем когда я пришел. Либо это так, либо я бредил от недосыпания. — Но, если ты откажешься, клуб все равно откроется. Если я не смогу заполучить хранилище, то найду другое место. Оно будет неидеальным, но в бизнесе не все гладко. Главное — довести дело до конца, и я добьюсь этого с тобой или без тебя. — Я сделал паузу, давая своим словам осесть. — Однако я бы предпочел сделать это с тобой. Итак. — Я кивнул на контракт на его столе. — Какой твой ответ? Будешь рисковать или осторожничать?

Это была авантюра — так провоцировать Вука. Без него мой путь к открытию клуба был бы намного сложнее, но я справлюсь. Я не понимал этого, пока не сказал вслух, но я не врал, когда говорил, что смогу сделать это самостоятельно. Мне придется чертовски много бороться, и, возможно, я не буду спать с этого момента и до мая, но люди преодолевали и худшие препятствия, чтобы достичь своих целей.

Если они смогли это сделать, то и я смогу.

Вук изучал меня, его глаза были настолько бледными, что почти не имели цвета. Он не двигался. Он не улыбался. Он молчал.

Я не сводил с него взгляда, сердце колотилось в зловещем ритме.

Затем, после бесконечного, мучительного молчания, не произнеся ни слова, Вук Маркович пододвинул к себе договор, взял ручку и поставил свою подпись.

Я сделал это.

Я, блять, сделал это.

Вук официально стал моим деловым партнером, и после его одобрения все стало на свои места. В тот вечер мы со Слоан отпраздновали это событие с едой, вином, настолько плохой, что уже хорошей романтической комедией и большим количеством секса (очевидно).

Я также с удовольствием персонально поделился новостями с Алексу по телефону. Он встретил новость с такой же эмоциональностью, как гранитная глыба, но в конце сказал то, что заставило меня улыбнуться.

— Предоставил на две недели раньше срока, — сказал он. — Возможно, ты все-таки выживешь в этой индустрии.

Это был самый близкий к комплименту ответ, который можно было ожидать от Алекса Волкова.

Но самое главное? Банковское хранилище было моим.

Джулс ускорила получение разрешений и лицензий и в настоящее время работала с юристами Алекса над договором коммерческой аренды. Мои отношения со Слоан переросли в нечто большее, чем я предполагал, а финансирование от Davenport Capital находилось на финальной стадии одобрения.

Для быстрого открытия такого большого ночного клуба требовалась много капитала, а поскольку мое наследство было ограничено, а Вук не хотел вкладывать слишком много денег в непроверенное предприятие, я полагался на финансирование Дэвенпорта, чтобы покрыть недостачу. Я был уверен, что все получится, особенно в партнерстве с Вуком.

В общем, жизнь была хороша. Действительно хороша.

Но, как сказал кто-то мудрый, всему хорошему приходит конец, и эта полоса везения внезапно оборвалась в следующий понедельник.

Лука: Ты это видел?

В его следующем сообщении была ссылка на запись в блоге Перри Уилсона.

Я взял свой кофе в своем любимом месте и положил двадцатидолларовую купюру в банку для чаевых, прежде чем перейти по ссылке. Перри всегда нес всякую чушь, и люди знали, что лучше не воспринимать всерьез половину того, что он говорит.

Что было на этот раз? Устроил ли я оргию с моделями посреди Пятой авеню? Ввязался в драку с кем-то в клубе? К этому времени общественность знала, что мы со Слоан встречаемся. Это вызвало несколько неодобрительных шепотков и споров среди более консервативной публики, но люди не скандалили так сильно, как Перри изначально ожидал.

Во-первых, не было конкретных доказательств. Во-вторых, это был Нью-Йорк — каждый день случаются более пикантные вещи. И в-третьих, Слоан была слишком хороша в своей работе, чтобы ее клиенты бросили ее из-за такого маленького «скандала».

Однако моя незаинтересованность переросла в шок, когда я увидел запись в блоге Перри. Речь шла обо мне и Слоан, но это было не то, чего я ожидал.

Кенсингтоны не так уж и отдалились друг от друга? Что происходит с самой известной неблагополучной семьей Нью-Йорка?

Текста почти не было, зато были фотографии. Десятки.

Мы со Слоан входим в симуляционный центр в Queens. Мы уезжаем с Реей и Пен. Я обнимаю Пен на прощание. И так далее, и так далее, наш идеальный, секретный день, детально запечатленный для всего мира.

Я прокрутил страницу до конца, и мой пульс заглушил гудки машин и шум транспорта на улице.

Если там были наши фотографии в отеле, и он опубликовал обнаженную Слоан…

Ярость захлестнула панику, а затем последовало облегчение, когда сообщение закончилось без упоминания о нашей ночи в отеле. Я не знал, как долго фотограф Перри следил за нами, но очевидно, что это не распространялось на остаток той недели.

Однако вскоре мое облегчение переросло в отвратительное, грызущее чувство вины.

Пен. Слоан. Рея. Все они были под ударом из-за моего решения. Я был настолько уверен, что смогу организовать встречу незаметно, и сделал это, не посоветовавшись со Слоан, хотя и знал о риске. Она так переживала за сестру, а я сделать ей что-то приятное. Я боялся, что она отговорит меня, если я расскажу ей, и, черт возьми, она была права.

Потому что я мог просто убить все шансы на то, что она в будущем снова увидит Пен.

Черт. Я резко повернул от своего дома в сторону ее офиса.

Ее семья, должно быть, уже увидела запись в блоге. Никто не хотел этого признавать, но все читали Перри Уилсона хотя бы для того, чтобы убедиться, что они не являются его мишенью.

— Ну же, Луна, возьми трубку, — пробормотал я, уворачиваясь от разгневанного таксиста и переходя улицу, пока свет был еще зеленым. Звонок перешел на голосовую почту, как и следующий, и последующие. К счастью, до ее офиса было всего несколько кварталов, и я добрался туда в рекордно быстро. По дороге я разозлил половину водителей в центре города, но мне было наплевать. Мне нужно было увидеть ее и убедиться, что с ней все в порядке.

— Ксавьер! — Джиллиан привстала, ее глаза расширились, когда я ворвался как сумасшедший. — Что…

— Она на собрании?

— Нет, но она сидит на интервью в журнале с Ашером Донованом. Молча наблюдает…

Когда она закончила фразу, я уже ушел.

Когда я вошел в ее кабинет, Слоан сидела за своим столом. Блузка и юбка-карандаш, волосы собраны в идеальный пучок, но я знал ее достаточно хорошо, чтобы уловить мельчайшие признаки напряжения: прямая осанка, едва заметное сжатие челюстей, ритмичное постукивание ручки о стол.

Она подняла глаза от компьютера при звуке открывающейся и закрывающейся двери. Должно быть, она прочитала невысказанный вопрос на моем лице, потому что она что-то нажала на своем компьютере, и ответ Ашера о его тренировках затих.

— Я видела, — сказала она. Ее скулы и кончик носа окрасились румянцем. — Сегодня утром мне позвонила Рея. Они ее уволили.

— Черт. — Зазубренные камни вины множились, утяжеляя мой живот и ноги, когда я пересекал комнату. — Мне чертовски жаль, Луна. Я не должен был приводить их в центр. Я не думал…

— Не извиняйся. У тебя были благие намерения, и ты сделал все возможное, чтобы свести к минимуму наши шансы быть пойманными. — Слоан одарила меня слабой улыбкой. — Это был идеальный день, Ксавьер. Я никогда не пожалею, что мне удалось увидеть Пен, и она была очень счастливой впервые за очень долгий промежуток времени. И все благодаря тебе. Не твоя вина, что Джордж и Кэролайн предпочитают свою мелочность, а не благополучие собственной дочери. — При упоминании отца и мачехи она крепче сжала ручку. — Это их вина. Не твоя.

Ее слова успокоения ослабили мое чувство вины совсем немного. Остальное ощущение продолжало гнить, как гнездо гадюк, их змеиные спирали скользили по моему нутру и сжимались все сильнее с каждым «что, если» и «не следовало».

Еще один случай, когда я облажался.

Но я могу заняться самобичеванием позже. Я был здесь, чтобы проведать Слоан, а не предаваться жалости к себе.

— Как Пен? — спросил я. — Ты знаешь?

Слоан покачала головой.

— Они выгнали Рею до того, как она проснулась. Она даже не успела попрощаться. Рея заботилась о ней с самого рождения, и я не могу представить… — Ее голос дрогнул. — В любом случае, когда Реи нет, у меня нет никакой информации о том, что происходит. Они могли уже отправить ее к дальнему кузену в Европу. Я бы не стала их недооценивать.

Она держала мужественный вид, но я видел, что под ее манерами скрываются трещины. Она ломалась, и меня чертовски убивало осознание того, что я стал причиной этого, пусть и косвенной.

Слоан могла не винить меня, но это не мешало мне винить себя.

Однако кое-что из сказанного ею натолкнуло меня на мысль. Поскольку Реи больше нет, у меня нет никакой информации о происходящем. У Слоан не было информации, но я знал кое-кого, кто мог ее получить. За правильную цену они могли достать что угодно.

Пока что я держал этот план при себе. Я не хотел обнадеживать ее, не проконсультировавшись сначала со своим связным.

Я заварил эту кашу. Теперь мне предстояло все исправить.

— Мы разберемся с этим. Обещаю. — Мне удалось криво улыбнуться. — Между нами, мы можем придумать что угодно. Мы же гении.

Слоан издала полувсхлип, полусмех.

Ее глаза были сухими, но когда я раскрыл объятия, она обошла стол и без протеста зарылась лицом в мою грудь. Ее плечи затряслись, и я поцеловал ее в макушку, желая, чтобы у меня хватило сил забрать ее боль, даже если для этого придется взять ее на себя.

Мы не разговаривали. Она не пролила ни одной слезинки. Но я все равно держал ее в объятиях.


Некоторые люди после потрясений уходят в себя. Другие впадают в ярость.

Я? Я планировала.

У меня была неделя, чтобы проглотить свой шок, гнев, ужас и тысячу других эмоций, которые взорвались после сообщения Перри. Я могла бы зациклиться на несправедливом увольнении Реи или довести себя до состояния паники из-за того, что буду полностью отрезана от Пен, но это не принесло бы никому пользы. Вместо этого я занялась тем, что у меня получалось лучше всего: я придумала, как разрешить кризис.

Началось все с уничтожения Перри.

Я уже посадила семена для своей мести, пришло время собирать урожай.

Я постучала ручкой по колену и уставилась в ноутбук. Была среда перед Днем благодарения, и я снова работала дома. Я уже заполнила пять страниц заметок об операции ПУ (операция «Перри Уилсон»).

Сила Перри заключалась в двух вещах: информации и платформе для ее распространения. За годы работы маленький проныра обзавелся сетью шпионов от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса, которые снабжали его сочными сведениями о богатых, знаменитых и плохо себя ведущих. Некоторые из них были правдой, многие — приукрашены.

Полностью отсечь его источники было невозможно, потому что утечкой мог стать кто угодно. Горничные в отеле, садовники, шоферы, случайные прохожие на улице… не было никаких ограничений для тех, кто мог прислать анонимную наводку.

Поскольку я не могу устранить его источники, мне придется устранить причину, по которой люди хотели присылать наводки именно ему. Он не платил им, но те, кто хотел разоблачить знаменитость, отомстить кому-то, кто, по их мнению, обидел их, или просто получить удовольствие от того, что их наводку использовали, обращались к самой крупной рыбе в пруду. Люди знали, что у Перри есть средства, чтобы донести их наводки до огромной аудитории, что подводит меня ко второму столпу его власти: его платформам, а именно блогу и социальным сетям.

Они были конкретными. Осязаемыми. А значит, их можно было убрать.

Я не могла сделать это в одиночку. Мне нужна была армия, и, к счастью, я точно знала, где ее найти.

На моем зашифрованном сервере появилось новое сообщение. Мое сердце заколотилось, когда я читала и перечитывала его.

Подтверждаю.

Впервые с тех пор, как я увидела запись в блоге Перри, я улыбнулась.

Я знала, что Ксавьер винит себя в случившемся, но это была не его вина. Я не обижалась на него за то, что он организовал один из лучших моих дней за последнее время, но запись в блоге разожгла мой огонь, когда дело дошло до Перри, мать его, Уилсона.

Рядом со мной в аквариуме неторопливо плавала Рыбка. Большинство людей предпочитали ласковых питомцев вроде кошек и собак, но мне нравилось рыба. Наши роли были четкими, и наши миры никогда не пересекались. Она оставался в своем доме, я — в своем.

Но все равно было приятно иметь живое существо, с которым можно поговорить, когда я дома, даже если оно не может ответить.

— Ему конец, — сказала я забывчивой золотой рыбке. — Я не успокоюсь, пока карьера этого человека не сведется к написанию текстов для кошачьего корма Fast and Furriness.

Рыбка секунду смотрела на меня, а потом уплыла, равнодушна к моим интригам.

У меня зазвонил телефон, и я настолько отвлеклась на видения Перри, рыдающего над миской с влажным кошачьим кормом, что не проверила номер абонента, прежде чем ответить.

— Алло?

— Слоан.

От знакомого голоса у меня по спине пробежал холодок. Образы Перри с его неудачной прической и фирменным розовым галстуком-бабочкой исчезли, сменившись копной каштановых волос и голубыми глазами.

Я выпрямилась, моя рука сжалась вокруг телефона так сильно, что образовалась небольшая трещина.

— Не вешай трубку, — сказал Бентли. — Я знаю, что я последний, кого ты хочешь сейчас услышать, но нам нужно поговорить.

Загрузка...