Кровавый плен 2

Глава 23. Другая она

Изар провожал оглядывающихся девушек недовольным взглядом, пока те не скрылись за деревьями, а затем шумно, словно сварливый старик, вздохнул и повернулся к фонтану. Ветер заставил его поежиться. Одет бессмертный был не по погоде легко. Сумерки углубляли тени и резко очерчивали контуры тела статуи. Прекрасная каменная дева внушала благоговение и вместе с тем заставляла чувствовать себя неуютно, навевая ощущение едва уловимого зловещего предзнаменования.

– Искусная работа. Забавно, что никто в Кейтане не обратил внимание на ее сходство с Ванчер.

– Молара совсем другая, – Лэйрьен приблизился, встав рядом с бессмертным почти плечом к плечу.

– Но все же. Похожие черты угадываются, – Изар прищурился, скользя взглядом по плавным изгибам. – Я и не знал, что вы так сентиментальны, директор.

– Так же как и я не подозревал, что почтенный старец вроде вас, лорд, сможет так легко отыграть строптивого подростка.

– Я не играл, – возмутился бессмертный. – Юность – это состояние души, знаешь ли. И вообще, за излишнюю дерзость я ведь и колени тебя могу заставить преклонить, не забывай.

– Ты вроде не перевариваешь всю эту царскую суету.

Лорд угрожающе покосился в сторону директора.

– Ладно, дерзи, пока еще можешь, – Изар уселся на мраморный бортик фонтана, задумчиво изучая лицо мужчины перед собой. – Ты не вызываешь у меня неприязни. Как и Белоснежка. Но я не собираюсь ставить любого из вас выше своих интересов, как бы хорошо к вам не относился. Надеюсь, ты это понимаешь. Ничего личного.

– Отпусти Молару, она тебе не нужна.

– Не нужна, – согласился лорд. – Но она сама нарвалась на мой гнев и теперь пожинает плоды. Месть не даст ей спокойно спать по ночам. Ванчер использует любую возможность убить принцессу, поэтому я еще не решил, что с ней делать.

– Я поговорю с ней.

– Как в прошлый раз? – прыснул Изар, закидывая ногу на ногу. – Когда я чуть не лишился своего единственного билета в загробный мир?

– Не драматизируй. У тебя все было под контролем.

– Я о том, Лэйрьен, что любые твои аргументы она пропустит мимо ушей, если в них не содержится план мести. Кроме, разве что, весомых доказательств… невиновности Белоснежки.

Упоминание животрепещущей темы пробудило в директоре едва теплящуюся надежду на собственную правоту о подозрениях организованного заговора.

– По непонятной мне причине принцесса настолько одержима твоей ненаглядной Марией, что не хочет ждать возвращения утраченных воспоминаний, – Изар достал из пачки сигарету и тут же принялся прикуривать ее. Колесико зажигалки вращалось, но под шквальными порывами ветра пламя из искр извлекаться не торопилось. – Желает докопаться до истины немедленно. И я разрешил ей поиграть в детектива. В обмен на то, что она не станет сопротивляться моим… нуждам. Я не сказал ей, каким образом возвращается дар. Надеюсь, ты будешь благоразумен и так же умолчишь об этом. Лишние трагедии мне ни к чему.

Наконец совладав с капризным огоньком, юноша выпустил облачко дыма, которое тут же улетело в сторону и растаяло.

– Можешь примкнуть к нашей следственной группе. Поможешь выяснить обстоятельства смерти своей невесты. Это и в твоих интересах, – бессмертный качнул сигарету в зубах и нахмурился. – И я даже не буду препятствовать вашему с Белоснежкой... общению. Но не забывай, что вне зависимости от результатов расследования, ты все равно умрешь.

***

Слуга свернул на обочину, примостившись в тени придорожного кафе с потертой, выжженной солнцем, вывеской, на которой все еще безошибочно угадывался бокал с маргаритой.

– Мадс, в чем дело? – Вилейн оторвала глаза от книги и окинула светловолосого водителя настороженным взглядом.

Жара стояла страшная. Казалось, плавится даже широкая трасса, по которой они продвигались к дальнему частному курорту. Асфальт расплывался волнами подрагивающего марева. Редкие засушенные пальмы на обочине грустно поникли, сиротливо кренясь друг к другу. От адского котла спасал только кондиционер, переставший работать сразу же, как только двигатель заглох.

– Небольшая неисправность. Не стоит вашего беспокойства, госпожа Вельфор, – широкие скулы молодого человека дрогнули, когда машина не завелась ни со второго, ни с третьего раза.

Пока хозяйка не заметила на его лице замешательства, слуга с уверенным видом отстегнулся и отправился взглянуть под капот. Даже в такую душную погоду молодой человек был одет в плотный костюм прислуги, как и няня, строившая с хозяйской дочерью башню из кубиков на заднем сидении.

Вилейн оглянулась назад убедиться, что внимание девочки все еще захвачено игрой и она не собирается хныкать, потому как сама уже закипала возмущением и добавлять к своим шатким нервам детский плач явно не планировала.

Между тем салон стал стремительно нагреваться. Заползающую в него духоту не могла сдержать даже тень от выцветшего грязно-оранжевого заведения. Слуга все не возвращался, пытаясь разобраться, что послужило причиной остановки.

Девочка наконец заметила, что авто не движется, и пошатываясь встала на ноги на сидении, вглядываясь в поблескивающее за окном море и бурлящую в воде и на берегу жизнь. Свободно болтающийся на ней льняной сарафан слегка помялся, пестря заломами на спине и подоле. Заплетенные в косу по периметру головы волосы подрастрепались, неприятно щекоча лоб и виски, поэтому ребенок все время морщился и пытался смахнуть их рукой.

Песок буквально кипел под ногами, но сумасшедшие камикадзе, посчитавшие температуру под сорок градусов Цельсия легкой помехой, жадно ловили волны на досках и запекались на пляже до хрустящей корочки.

Из недр оранжевой забегаловки выплыл грузный мужчина в распахнутой джинсовой жилетке и, прислонившись к опорным балкам террасы, принялся смачно заливать в себя гигантскую кружку пива, с интересом разглядывая припаркованный лиственно зеленый внедорожник.

Вилейн с видом, будто ее сейчас стошнит, отвернулась и с отвращением отшвырнула книгу на торпеду.

– Водичка, – промямлила девочка и повернулась к няне, изъявляя однозначное желание оказаться там, куда показывает.

Улыбчивая, с коротко остриженными шоколадными волосами, девушка придержала качнувшегося ребенка и украдкой покосилась на хозяйку.

– Госпожа Вельфор, возможно, нам стоит выйти на улицу? Еще немного и здесь невозможно будет находиться. У воды должно быть прохладнее.

Вилейн молчала, размышляя над ситуацией и недовольно косясь в сторону настойчиво наблюдающего за ней поклонника.

Мужчина с томным видом помахал предмету своего интереса пальцами, для удобства прислонив уже полупустую кружку к круглому, как барабан, животу.

Женщина опустила широкополую шляпу ниже, закрывая лицо от настырного наблюдателя и вымученно выдохнула.

– Водичка, – повторила девочка, снова прилипая к окну.

– Своди Каранель на пляж, Лайда, – наконец, разрешила Вилейн. – А Мадсу скажи: если через десять минут мы не двинемся дальше – он останется здесь, подрабатывать барменом в… – женщина прищурилась, пытаясь разобрать полустертую надпись, – в «Сладкой Маргарите».

Надев на девочку шляпку и взяв ее на руки, няня выбралась из машины и, прихватив с собой бежевый кружевной зонт от солнца, двинулась к суетящемуся у капота водителю. Проходя мимо него, девушка нацепила натянутую улыбку, намекая, что ситуация принимает критический оборот.

– Хозяйка злитсяяя, – едва слышно протянула она.

– Не пойму, что с этой проклятой тачкой не так! – слуга нервничал и уже чуть ли не грыз ногти на руках.

– Вызывай эвакуатор и машину на замену. Срочнооо, – девушка говорила, почти не размыкая губ, продолжая при этом улыбаться, как будто все в порядке.

– Да, да, точно, – молодой человек стал шарить по карманам в поисках телефона, прячась за открытым капотом, как за щитом.

Бережно раскрыв зонтик, няня поспешила отнести ребенка к воде, пока обе они не засохли в узкой пустыне, всего на каких-то сто метров отделяющей их от живительной влаги.

Вилейн не выдержала и вышла из машины стоять у водителя над душой. Натянув длинные белоснежные перчатки и укрывшись под зонтом, она всем своим видом демонстрировала неприязнь к месту, в котором оказалась, и гнев по отношению к бестолковому слуге.

Ветер у берега дул ощутимее, но все равно был сухим и знойным. Шелест прибоя немного расслаблял, сглаживая невыносимо палящее солнце.

Няня посадила девочку в скудной тени одинокой пальмы на берегу и, пока хозяйка не видит, расстегнула верхние пуговицы своей белой рубашки, безрезультатно пытаясь увеличить приток воздуха.

Придерживая над ребенком зонт, девушка присела на корточки и принялась помогать строить крепость из песка, попутно поглядывая за окружающими людьми. Плавящиеся на солнце тела никак не реагировали на вновь прибывших, как и те, что плескались в воде. Однако ее несколько беспокоили нетрезвые отдыхающие, шумящие неподалеку. Громкая музыка, коктейли в руках и вульгарный смех совершенно точно довел бы хозяйку до ручки, будь она рядом.

Лайда обернулась, вглядываясь в две фигуры у машины. Бедняга Мадс, красный как рак больше от стресса, чем от жары, договаривался по телефону о другой машине для них, а Вилейн раздраженно ходила кругами, отчитывая молодого человека все яростней. Подол ее струящегося платья на тонких бретелях качался в такт нервных шагов, поднимая волну пыли под ногами.

Потеряв интерес к песку, ребенок вцепился в ручку зонта, решительно забирая его из рук няни. Девушка улыбнулась и послушно отдала требуемую вещь, но внезапно налетевший порыв ветра тут же выдрал кружевной купол из рук девочки и погнал его по пляжу. Няня рванула догонять дорогущий дизайнерский зонт, за утерю которого хозяйка совершенно точно оставит ее в качестве официантки «Сладкой Маргариты» вместе с водителем.

Каранель оглянулась через плечо на бегущую за зонтом девушку и тут же без интереса отвернулась, принявшись снова ковыряться в песке. Маленькие кривые башенки обдувались ветром и стояли очень неустойчиво, но девочка старательно их укрепляла.

От компании отдыхающих неподалеку отделилась парочка, принявшаяся бегать по песку кругами. Женщина задорно визжала, удирая от мускулистого загорелого кавалера с сальной улыбочкой и бокалом маргариты в руке.

Пробегая рядом с пальмой, мужчина оступился. Ноги его разъехались в стороны. Расплескав выпивку, но удержавшись в вертикальном положении, он резко затормозил, с размаху залетев ступней в песчаный замок и сравняв его с землей. Дождь колючих песчинок окатил девочку с ног до головы, но мужчина даже не заметил этого, продолжая громко смеяться и кидать на свою подругу жгучие взгляды.

Съежившись и вовремя зажмурившись от чуть не залетевшего в глаза песка, девочка замерла.

Няня, заметив рядом с хозяйской дочерью постороннего, уже спешила обратно с пойманным зонтом.

Устав от активных игрищ и жары, расслабленный алкоголем мужчина поплелся к своей компании на шезлонгах, не обратив ни на ребенка, ни на разрушенную крепость совершенно никакого внимания.

Девочка приоткрыла веки, провожая разрушителя замка внимательным тяжелым взглядом. В ней кипела злость. Оттого, что не могла ответить обидчику. Оттого, что старания пропали впустую. Оттого, что песчинки неприятно жалили кожу. Серые глаза заволоклись алой пеленой. Мерцание, жаром раскатившееся от позвоночника, резануло пространство на сотню метров вокруг.

Секунду назад смеющиеся люди с фонтанами алых брызг попадали на песок и затихли. Каранель вздрогнула и сморгнула, рассеивая завладевшую ей энергию.

Воцарилась умиротворенная тишина, нарушаемая лишь шумом волн.

Горячий золотистый песок вмиг стал темным и влажным. Белоснежные шезлонги выглядели так, будто их оросили вином. Загорающие на них так и остались лежать, но уже не только без движения, но и без дыхания.

Жизнь вокруг замерла. Девочка повернула голову к морю, растерянно разглядывая качающиеся в воде тела и не понимая, что произошло. А затем, неуклюже опираясь на руки, развернулась назад в поисках пропавшей няни.

Утопая в багряном песке, девушка лежала на боку, придавив собой поломанный ажурный зонт.

Вилейн развеяла защитный барьер, укрывший ее за секунду до того, как кромсающая волна накрыла пространство. Женщина оторопело уставилась на замертво рухнувшего у машины слугу и медленно обернулась. Все на пляже были мертвы.

Шок во взгляде Вилейн сменился на торжество. Она довольно улыбалась, окидывая взором окрестности, точно превратившиеся в арену кровавой бойни.

Глядя на то, как алая пена накатывает на берег и оставляет на песке тонкую рубиновую пленку, девочка стала всхлипывать, готовясь оглушительно завыть.

– О, дорогая! – женщина отошла от восторженного наваждения и подлетела к дочери, поднимая ее на руки. – Не плачь. Ты не сделала ничего плохого. Все они – мусор, любовь моя, и не стоят твоих слез. Наконец-то! Наконец-то твоя сила пробудилась. Мама очень довольна, – женщина ласково шептала и гладила девочку по голове, удаляясь от пляжа и направляясь к припаркованным неподалеку машинам тех, кому они уже не понадобятся.

Освобождаясь от забвения, воспоминания топили сознание неуправляемым разрушительным потоком. Волнение, страх, гнев – итог всегда был один. Люди вокруг умирали. И она никак не могла контролировать свою физиологическую реакцию на стресс. Мать поощряла возникающие у нее стихийные всплески, уверяя, что чем больше их будет, тем быстрее дочь научится управлять своей силой. Но этот момент все не наступал.

Вскоре Каранель привыкла к смертям, но к душевной тоске из-за отнятых жизней привыкнуть было невозможно. Мать всячески старалась вбить в ее голову никчемность простых смертных, живущих бок о бок с древними, но девочка не могла разделить столь категоричного суждения. Внутренне она ощущала, что это неправильно. Ведь доброты от обычных людей она наблюдала гораздо больше, чем от своих сородичей. Но в силу возраста перечить матери была не в состоянии, поэтому лишь молча соглашалась с ней.

Заметив белое пятно среди деревьев, Каранель соскочила с качели и помчалась вглубь сада. Вилейн, не успевшая доплести ей косу, хмуро скрестила руки на груди, глядя вслед убегающему чаду.

Свернув с каменной тропинки в гущу кустарника, перемежающегося с деревьями, и цепляясь легким платьем за листву, девочка озиралась по сторонам в поисках того, что так привлекло ее внимание. Мелькнувшая в кронах птичка точно должна была сесть где-то на ближайших ветках.

Ребенок щурился, закрываясь рукой от слепящего солнца и продолжая вглядываться в верхушки деревьев. Но пернатого и след простыл. Расстроившись и уже собираясь вернуться к матери, Каранель вдруг остановилась, заметив в траве у вереницы барбарисов похожее на комок снега пятнышко. Темные пурпурные листья кустарника резко контрастировали с крохотным тельцем.

Девочка присела рядом на газон, грустно разглядывая редкий диковинный окрас воробушка. Толстенький, с желтым клювом и бархатными белоснежными перышками он лежал без движения в лужице света, пробивающегося сквозь шелестящие кроны. Каранель осторожно взяла его в ладони и опустила руки на колени. Все еще теплая, но угасающая птичка сковала душу мучительной щемящей печалью.

Почему такое необыкновенное создание вынуждено сегодня погибнуть в ее саду? Сострадание к невинному живому существу отозвалось тяжестью в сердце. Несправедливость и жестокость привычного хода вещей взыграла в ней отчаянным упрямством. Она желала, чтобы воробушек снова полетел. Она желала, чтобы он жил. Девочка прикрыла увлажнившиеся веки, не в силах смириться с тем, что мирозданию плевать на ее желания, и крик души останется неуслышанным.

Пронзительное чириканье заставило ребенка вздрогнуть. Воробей в ее руках перевернулся на живот и вспорхнул ввысь, скрываясь за кронами деревьев. Каранель застыла, широко распахнутыми глазами глядя на свои ладони, подернутые алой дымкой. Как замерла и мать за ее спиной, заставшая самый конец необъяснимого явления.

Сила, на краткий миг окутавшая девочку, была той же самой – убийственной и ненавистной, но в этот раз дар вел себя по-иному. Не забрал жизнь, а подарил, откликаясь на неукротимую волю хозяйки.

Мерцание развеялось, когда сверху донеслась очередная воробьиная трель.

Ребенок заметил стоящую позади женщину и радостно вскочил на ноги.

– Мама! Ты видела?! Ты видела?! Я…

Звонкая пощечина, спикировавшая на щеку, заставила девочку отшатнуться. Она приложила ладонь к полыхающей коже и кинула на мать взгляд, полный обиды и непонимания.

– Что. Это. Было? – Вилейн полыхала гневом и едва сдерживалась, чтобы не отвесить дочери еще одну оплеуху.

– Я оживила птичку, – заявила Каранель со всей досадой, что ощущала в этот момент. – Я спасла ее!

Женщина взяла себя в руки и с шумом выдохнула. Она была взвинчена и напугана, но перед дочерью держалась строгой и грозной.

– Ты больше никогда не повторишь этого, – Вилейн присела и сжала руку дочери. Мягко, но ощутимо. – Доброта и сострадание – это слабость. Они убьют тебя, если продолжишь в том же духе. Я запрещаю тебе взывать к этой части себя, – ледяной голос матери звенел приказом. И неприязнью к тому, что она увидела. – Ты должна развивать ту неукротимую мощь, что дала тебе природа. А не отвлекаться на подобные глупости. Поняла меня?

То был первый раз, когда ее ненавистный дар сделал для мира что-то хорошее, когда в ее душе всколыхнулось нечто такое, что смогло помочь живому существу спастись от хладных дланей смерти. И… последний.

– Дорогая, у нас есть еще час до открытия выставки. Пойдем купим тебе лимонад.

Каранель сдержанно кивнула. Глаза ее блестели от предвкушения прогулки. Редко когда удавалось побывать среди обычных людей. Мать ненавидела простых смертных и нечасто выбиралась на подобные мероприятия. Поэтому девочка почти всегда проводила время в изоляции в их родовом поместье. Она была ужасно рада, но старалась проявлять как можно меньше эмоций, даже положительных. В надежде, что так сила не сможет выйти из-под контроля.

Большой бизнес-центр напротив картинной галереи дышал шиком и роскошью. В место проще Вилейн бы ни за что не зашла. Кофейня на первом этаже утопала в зелени и похожих на маленькие планеты шарообразных светильниках, висящих над столиками по всему периметру помещения.

Женщина делала вид, что не замечает на себе заинтересованных мужских взглядов. Она выбрала место с диванчиком подальше от любопытных глаз, усадила дочь на кофейное бархатистое сиденье и присела рядом в ожидании официанта, изящно поднимая к лицу тонкое запястье с часами, не двузначно намекая, что персоналу необходимо пошевелиться. Одетые с иголочки солидные бизнесмены, прервавшие свой завтрак, продолжали внимательно следить за элегантной дамой, что демонстративно их игнорировала.

Незаметно возникший у столика официант склонил голову в приветствии и деликатно разложил перед дамами меню.

– Доброе утро, леди, чем желаете перекусить?

Вилейн молча подвинула дочери карту с прохладительными напитками и умилилась тому, с каким усердием чадо принялось разглядывать картинки лимонадов.

– Можно с манго? – девочка ткнула в понравившееся изображение и взглянула на мать в ожидании ее одобрения.

Женщина молча кивнула и махнула рукой, веля убрать меню со стола. Официант снова поклонился, так же незаметно удалился и почти сразу же принес высокий узкий бокал с ярко-оранжевым содержимым и плавающим внутри льдом.

Вилейн расплатилась, поднялась с дивана и, оправляя обтягивающий наряд из сапфирового кружева, направилась в дамскую комнату.

– Родная, я сейчас вернусь.

Потихоньку потягивая холодный лимонад из соломинки, Каранель теребила подол длинного кремового платья и болтала ногами, разглядывая зеленые шапки маленьких кустиков, усеявших перегородки между столиками, и немногочисленных посетителей кофейни. Здесь было приятно находиться. И безопасно – ничто не могло ее напугать или внезапно взволновать.

Мужчина в космически черном костюме, сидящий за столиком с мягкими бирюзовыми креслами неподалеку и активнее прочих питающий к матери интерес, вдруг склонился над тарелкой с яичницей и вцепился в волосы на голове. Когда персонал заметил неладное, бизнесмен, уже вовсю бьющийся в судорогах, свалился на пол.

Посетители повскакивали с мест, вызывая скорую и спеша оказать ему первую помощь. Мужчину беспрестанно рвало. Официант, добравшийся до пострадавшего первым, повернул его на бок и положил под голову подушку, расстегнув затем верхние пуговицы на рубашке.

Кара замерла, ощутив нарастающее сердцебиение. Волнение могло вызвать в организме защитную реакцию на стресс, поэтому она старалась сохранять невозмутимость, глядя на то, как окружающие пытаются помочь человеку до приезда скорой. Она ощущала ужас от того, что вместе с мужчиной, время которого пришло, могли погибнуть и все остальные. Но уже не от естественных причин, а от ее проклятого дара.

Мимолетная мысль ненавязчиво проскользнула в снедаемое тревогой сознание. Сработает ли с ним то, что год назад она сотворила с тем белым воробушком? Хватит ли ей сил вытянуть человека из цепких лап надвигающейся смерти? Слабая надежда уже теплилась в душе, когда девочка встала из-за стола и направилась к суетящимся вокруг мужчины взрослым.

Всего лишь дотронуться.

Она подходила ближе.

Всего лишь сконцентрироваться.

Каранель протянула ладонь к плечу мужчины.

Всего лишь окунуться в разливающуюся в ней печаль.

Рука матери, подошедшей сзади, ощутимо легла ей на плечо. Девочка вздрогнула и обернулась.

– Уходим, дорогая. Мы ничем не можем помочь этому дяде, – голос женщины был тих и мягок, но взгляд холодных серых глаз пробирал до костей и морозил дочь порицанием того, что она собиралась ослушаться некогда данного ей наставления.

Вилейн взяла ребенка за руку и повела прочь. Каранель обернулась всего раз, у дверей, и тогда мать остановилась, едва слышно вопрошая истину, которую вбивала в нее все эти годы.

– Напомни, любовь моя, кто он?

Девочка последний раз скользнула по лежащему на полу мужчине печальным взглядом и отвернулась.

– Мусор.

Свадьба Марии Тэрелиас и Лэйрьена Римана должна была стать весьма масштабным и, к тому же, скандальным событием за последний век. Влюбленные пошли наперекор законам, и совет древних ничего не смог с этим поделать, потому что оба их семейства входили в правящую верхушку. Даже с учетом того, что клан Тэрелиасов временно отстранили от полномочий из-за отсутствия у главы клана магии предков, совсем наплевать на ее желания они не могли. Ведь по умолчанию родовая ветвь еще сохраняла перспективность за счет наличия дара у сестры Марии.

Никого не волновало то, что на продолжение рода и на отношения с мужчинами у Молары Тэрелиас имелись свои взгляды, которые окружающие предпочитали игнорировать, списывая все на молодой и горячий нрав. В целом, это массовое закрытие глаз на проблему помогало клану не выпадать из жизни древнего сообщества и принимать в нем активное участие. А после того, как Тэрелиасы породнятся с уважаемым семейством Риман, можно будет и вовсе не переживать о своем статусе. Какое-то время. Пока не родится дитя, как и мать лишенное дара. Но об этом будущие молодожены раньше времени старались не думать.

Каранель была невероятно счастлива, что матери пришлось принять их приглашение даже в отсутствие желания, но виду не подала. По обыкновению, счастье, как и все остальные сильные эмоции, теплилось в настолько дальнем уголке души, что внешне казалось – девочке все безразлично. Бесстрастное выражение лица, молчаливость и мрачная сдержанность – такой ее видели окружающие. Запрещая себе проявлять эмоции, она защищала их жизни. Но не все потрясения можно было подавить.

Волнение, которое она испытывала от предвкушения праздника и того, что сама примет в нем непосредственное участие, заставляло ладошки потеть. Вытерев руки о легкую шифоновую ткань светло-серого платья с прикрепленным к груди кремовым бутоном розы, девочка в нерешительности открыла дверь и робко шагнула внутрь.

Зрелище сверкающего свадебного наряда Марии с длинным шлейфом ввело ее в полнейший транс. С неприкрытым восхищением глядя, как переливаются на нем драгоценные камни, Каранель застыла у порога, на миг забыв о напускной невозмутимости.

– Я ждала тебя, дитя, – Мария отвернулась от зеркала и подмигнула гостье. – Подойди, помоги мне.

Теплые зеленые глаза смотрели лукаво, без тени опасения или неприязни, что обычно проглядывалось в остальных. Стиснув в руках легкий тонкий подол, девочка прошла в зал.

Мария повернулась к ней спиной и опустилась на колени, предлагая помочь затянуть корсет.

– Тебе нравится Лэйрьен? – внезапный вопрос виновницы предстоящего торжества застал врасплох.

Каранель завязала ленты в бантик и задумалась. Она относилась к наследнику клана Риман… никак. Им не представлялось возможности узнать друг друга.

– Он… красивый, – ребенок вспомнил единственную вещь, что привлекала в молодом человеке.

– Ты тоже очень красивая, кнопка, – девушка повернулась и ласково потрепала девочку за щеку, из-за чего та очень смутилась и отвела взгляд.

Мария всегда была такой с ней. Легкой и игривой. Она одна не сторонилась древнее дитя, что не могло контролировать свою опасную кровь.

– Как это ни печально, как это ни прискорбно – моя любовь должна стать твоей.

Девушка говорила с улыбкой, но в ней проскальзывала горечь.

– Я не понимаю, – Каранель беспокойно сморгнула.

– Это я так, просто болтаю. Не бери в голову, – Мария отмахнулась и повернулась к зеркалу взглянуть на корсет, затянутый слабо и неуклюже, но девушка все равно довольно кивнула. Она взяла ребенка за руки и снова присела.

– Ты стабилизируешь силу лорда в момент, когда вернешь свою. Убивать его не придется.

– Я не…

Мария подалась вперед и заключила девочку в объятия.

– Прости, что взваливаю на тебя такое бремя. Но так надо. Прости меня, кнопка.

Каранель беспокойно встрепенулась, потому что по тону голоса невесты казалось, что она вот-вот заплачет. Но когда Мария отстранилась, лицо ее излучало прежнюю легкость и беззаботность.

– А теперь, – девушка взглянула на часы, висящие на стене, – ты должна разозлиться.

Каранель встревоженно заморгала, не понимая, что происходит. Ей нельзя было злиться. Да и зачем?

– Я не…

– Разве ты не видишь, что тебя используют? – ядовито прыснула Мария, рывком подтягивая девочку к себе. – Ты никому не нужна! Ты – ошибка!

Каранель предприняла попытку вырваться. Сердце ее упало на дно колодца, волной поднимая знакомые ощущения в теле. Силы. Нарастающей и жаждущей защитить ее. Единственным доступным способом.

Смысл происходящего не укладывался в детской голове. Все произошло слишком внезапно. Она не успела даже осознать, что к чему.

– Никто тебя не любит! – цепкие пальцы, вцепившиеся девочке в горло, принялись неумолимо сжиматься. Мария пылала злобой и ненавистью. Неистовое желание убить, исходящее от нее, возникло вдруг из ниоткуда. – У такой как ты нет права жить! Ты должна умереть!

Воспоминания возвратились, воссоединяя целостность личности. Дополняя ту часть сознания, что все эти десять лет Кара считала единственной истинной собой. Она отчетливо ощущала суть того, что из нее вырвалось. То, чему она запретила возвращаться. То, что несло погибель всем. На много миль вокруг. И злилась. Злилась так, что полностью отринула себя, лишь бы никто не пострадал. Нырнув в печаль и горечь. В несправедливость мироздания. В то светлое, что почти иссякло, задавленное разрушительным даром отнимать жизни. И вторая волна, едва ощутимая и невесомая, раскатилась столь стремительно, что поглотила своего жестокого собрата за миг до того, как случилось бы непоправимое.