Куда уж хуже

35

– Джон! Эй! Джон, проснись! Ну проснись же!

– И вовсе я не сплю,– пробормотал Дортмундер и открыл глаза, перед которыми предстала темная комната, слегка подсвеченная дежурным освещением.

Энди склонился над ним, все еще тормоша за плечо.

– Ты заснул, Джон.

– С чего ты взял? – Дортмундер сел, свесил ноги с кровати и огляделся. Кровать была широкая и мягкая. Его туфли аккуратно стояли на коричневом коврике. Комната была похожа на спальню в доме в Каррпорте.– Который час?

– Без четверти пять. Он до сих пор не появился, Джон.

– Уверен, что он приедет. Завтра, точнее уже сегодня, он дает показания в Конгрессе. Невозможно продинамить выступление в Конгрессе.

– Джон, уже без четверти пять утра. Хочешь кофе?

– Да.

– А позавтракать?

– Да.

Энди вышел, а Дортмундер, скрипя суставами, слез с кровати и отправился в ванную, где в шкафчике обнаружил новую зубную щетку и еще ряд всяких полезных вещей.

В квартире располагались две большие спальни с собственными санузлами, просторная гостиная, симпатичная компактная кухня, крохотная столовая и длинный холл, отделяющий спальни от гостиной. С балкона открывался вид на реку и Вирджиния-авеню. Обстановка напоминала дом в Каррпорте, за исключением того, что здесь отсутствовали антикварные вещи и всякие драгоценные безделушки, которые всегда так приятно оттягивают карманы случайному страннику. Мать твою, здесь вообще нечего было красть, если, конечно, у кого-то не возникло бы желания бродить по ночному «Уотергейту» с телевизором подмышкой.

По всей квартире горело дежурное освещение у плинтусов. Это было удобно: позволяло им беспрепятственно передвигаться по квартире и не вызвало бы подозрений у Фербенкса, когда тот приедет. Только этот сукин сын все не появлялся.

В столовой, как и везде, царил полумрак. Энди накрыл поляну на одном конце стола: тосты с джемом и маслом, апельсиновый сок, молоко и кофе.

– Неплохо выглядит,– заметил Дортмундер, садясь за стол.

– Там был еще «Чириос»,– поведал Энди,– но в нем завелись жучки.

– Тогда не стоит,– согласился Дортмундер.

– Я решил, что вряд ли тебе захочется, чтобы твой завтрак вышел наружу.

– Инфефесфо, гфе ферфи нофяф Ферфенфса,– произнес Дортмундер с набитым ртом.

– Что? – удивленно уставился на него Энди.

Дортмундер некоторое время молча жевал, затем проглотил тост, запил его кофе и пояснил:

– Фербенкс.

– Интересно, где его черти носят.

– Вот и я про то же.

– Я думал, этот парень более пунктуален, как все важные персоны.

– Все пошло наперекосяк, когда он неожиданно исчез с экрана радара на все выходные.

– Может, он узнал, что ты преследуешь его,– предположил Энди и улыбнулся, показывая, что шутит.

– Тем не менее, Дортмундер отнесся к этой идее серьезно, подумал, а потом покачал головой.

– Вряд ли. Он не может знать, что за ним следят. И даже если допустить это, то в нашу последнюю встречу я совсем не был похож на человека, способного преследовать кого-либо.

– Не сомневаюсь в этом.– На лице Энди промелькнула усмешка, но прежде чем Дортмундер успел точно в этом удостовериться, он торопливо поднес к губам кофейную чашку.

Дортмундер еще некоторое время задумчиво жевал тосты с джемом и маслом. Наконец, допив кофе, он предложил:

– Может, телевизор включим?

– Ты решил посмотреть кино?

– Нет. Вероятно, там будут какие-нибудь новости про Фербенкса.

– Почему?

– Потому что этот парень достаточно богат и знаменит, да и Конгресс – не последнее место. И когда первого приглашают во второй, об этом непременно сообщат по телевидению.

– Ха! Это мне не приходило в голову. Возможно, ты и прав.

– Спасибо, Энди,– с достоинством произнес Дортмундер.

Оставив грязную посуду на столе (на радость прислуге) они переместились в гостиную, где стоял телевизор, который никто точно не согласился бы тащить подмышкой. У него был огромный, почти до потолка экран, словно в кинотеатрах для автомобилистов. Из-за этого изображение на нем выглядело слегка смазанным и зернистым.

Программы, передаваемые в полшестого утра, выглядели на гигантском экране просто устрашающе. Дортмундер и Келп долго переключали каналы, пока не наткнулись на информационную программу (это был не Си-Эн-Эн, а что-то еще) про новости Конгресса. Им пришлось сорок минут наблюдать за кадрами с играющими в волейбол и пинг-понг конгрессменами, перемежающимися рекламой с гигантскими людьми, жующими шоколадные батончики, прежде чем блондинка с неестественно белыми зубами начала вещать про новости Конгресса. Понадобилось еще девять минут, прежде чем она сообщила:

«Этим утром перед подкомиссией по налоговой реформе предстанет медиамагнат Макс Фербенкс, генеральный директор крупного холдинга в области развлечений и недвижимости «ТрансГлобалЮниверсал Индастриз»,сокращенно «ТЮИ». Приезд мистера Фербенкса намечен на 11:00. Он, как ожидается, выступит с заявлением о том, что налоги на индустрию развлечений, принятые еще в эпоху Второй Мировой войны, могут значительно повлиять на конкурентоспособность американского кино и телевидения на международных рынках, и что единственный выход из этого положения – пересмотр размеров налогов в сторону кардинального снижения».

– Спорим, что этот канал принадлежит самому Фербенксу? – предложил Энди.

– Я – пас,– отозвался Дортмундер.

Итак, что дальше? Появится ли здесь Фербенкс сегодня вечером? Предполагается, что да, но, с другой стороны, он должен был приехать еще вчера. В 11:00 у него запланирована встреча с конгрессменами, где он будет просить снизить ему налоги. Вероятно, потом он пригласит некоторых из них на обед. Или, наоборот, они пожалеют бедняжку и накроют ему поляну за счет налогоплательщиков? После этого, как предполагается, он ничего не делает до завтра, пока не улетит на одном из своих самолетов в Чикаго.

Вопрос: заедет ли он сюда, чтобы переодеться, вздремнуть, обдумать ответный удар, просто расслабиться – или чем там еще занимаются в свободное время генеральные директора крупных компаний?

Возможно, что он прибудет с многочисленной свитой, с которой два безоружных гостя из Нью-Йорка не смогут справиться. Не исключена и такая возможность.

– В общем, не хотелось бы потерять из вида этого парня снова,– произнес Дортмундер.

– Согласен,– кивнул Энди.

– С меня хватит Вашингтона. Не хватало еще переться за ним в Чикаго.

– Абсолютно не хочется.

– Значит, мы во что бы то ни стало должны добраться до него именно здесь.

– Точно.

Это означало, прежде всего, что они должны помыть посуду, оставшуюся после завтрака, а также вернуть квартиру в тот вид, который она имела до их прибытия. Также придется забыть о тех немногих симпатичных вещицах, которые они все-таки присмотрели здесь. План изменился: им придется следить за квартирой снаружи и вернуться, если Фербенкс все-таки появится.

Уборка заняла примерно двадцать минут. Затем они взяли половую тряпку, которую нашли под раковиной на кухне, и повесили ее на балконных перилах. Они также оставили приоткрытой стеклянную дверь на балкон, чтобы оттуда заметно дуло. Таким образом, когда Фербенкс, наконец, припрется, они смогут узнать об этом снизу по исчезновению тряпки и закрытой балконной двери. При этом предполагалось, что тот спишет все не нерадивую горничную.

Был уже восьмой час утра, когда они закончили уборку и только собрались уходить, как вдруг зазвонил телефон. Чтобы не привлекать ничьего внимания, им пришлось топтаться у входной двери в ожидании, когда звонки закончатся. Но телефон все трезвонил и трезвонил, пока, наконец, не включился автоответчик: «В данный момент никого нет дома. Вы можете оставить свое сообщение после сигнала».

Чем не преминул воспользоваться звонивший. Раздался слегка возбужденный молодой мужской голос:

– Мистер Фербенкс, это Сондерс. Я должен был приехать сегодня утром и забрать пакеты для КПД, но мне сказали, что вы сейчас находитесь в квартире, поскольку у вас сегодня утром слушания. Поэтому, чтобы не беспокоить вас, я приеду в районе одиннадцати, когда вы уже будете на Холме[36]. По времени я успеваю.

Раздался щелчок.

– Пакеты для КПД? – переспросил Энди.

– Может быть, он из «Федерал Экспресс»? – предположил Дортмундер.

Энди приподнял бровь.

– Поясни.

– Когда мне прислали кольцо, его принес посыльный из «Федерал Экспресс», и тогда на пакете тоже были какие-то буквы, кажется, «К» и «П». Поэтому, вероятно, Фербенкс пользуется их услугами.

– Но что это за пакеты?

– А я почем знаю?

– Думаю, неплохо бы найти их.

Дортмундер подумал и утвердительно кивнул.

– Время у нас пока есть.

Поиски не заняли много времени. В дальнем углу гостиной стоял прекрасный старинный письменный стол из красного дерева с блестящей столешницей и двумя зелеными настольными лампами. Рядом с ним располагались удобное вращающееся кожаное кресло и квадратная позолоченная корзина для бумаги. В нижнем правом ящике стола, оказавшемся незапертым, Келп обнаружил большой пакет из оберточной бумаги, на котором от руки красными чернилами было написано: «КПД».

– Вот он! – воскликнул Энди.

– И что значит эта надпись? – поинтересовался подошедший Дортмундер.– Это вообще по-английски?

– Джон, ты что, не знаешь, что такое КПД? – поразился Энди и, указывая на конверт, пояснил.– Это юридически узаконенная взятка.

– Что-что?

– Это законный способ с помощью подкупа решить проблему в Конгрессе. Например, ты решил подкупить конгрессмена...

– Еще чего!

– Давай допустим. Чисто гипотетически. Скажем, у тебя есть какая-то хрень, которую ты собираешься продать, но не хочешь платить с этого налоги. Тогда ты даешь определенному конгрессмену немного денег, и тот протаскивает поправку к закону, которая открывает для тебя некую лазейку. Но это чревато неприятностями. Вас могут застукать, и конгрессмен сядет в тюрьму, а тебя круто оштрафуют. Вот ради таких случаев они и придумали этот КПД, как некий перевалочный пункт для денег.

– И что значат эти буквы?

– Минуточку, я пытаюсь вспомнить.

– «П», вероятно, означает «политика»...

– Точно! Вспомнил! «Комитет политического действия»[37] – вот что это значит. Ты передаешь деньги в этот Комитет, оттуда они поступают конгрессмену, и тогда это считается законным.

– То есть они просто отмывают их.

– Ну да. Я думаю, они научились этому от ребят из колумбийских наркокартелей.

– Таким образом, это – тот самый пакет, о котором говорил парень по телефону.

– Скорее всего.

– Энди, получается, что в нем полно денег?

Они переглянулись и почтительно уставились на пакет. Энди вытащил его из ящика и положил на стол. Дортмундер закрыл ящик. Энди заглянул внутрь пакета и сообщил:

– Он набит белыми конвертами.

– А что в конвертах?

– Джон,– прошептал Энди, возбужденно сверкая глазами и тяжело дыша,– мне еще ни разу в жизни не давали взятку.

– Пожалуйста, покажи конверты.

Энди перевернул пакет и высыпал на стол десять пухлых белых конвертов. На каждом из них все теми же красными чернилами были написаны буквы: «П.А.КПД», «И.М.КПД», «Б.А.С.КПД» и так далее.

– Думаю, нам следует вскрыть один,– предложил Дортмундер.

Энди взял шикарный нож для бумаги с кожаной ручкой лежащий рядом с телефоном, и разрезал конверт с надписью «И.М.КПД». Оттуда вывалилась пачка из пятидесяти новеньких стодолларовых купюр.

– Пять тысяч долларов,– резюмировал Энди.

Дортмундер, словно пекарь, проверяющий качество хлеба, потыкал пальцем в другой конверт.

– Пять штук в каждом? Ну-ка, проверь этот.

«П.А.КПД»: пять тысяч долларов.

– Джон,– сказал Энди,– здесь пятьдесят тысяч наличными.

– Проклятье. Очень жаль.

– Жаль? Чего тебе жаль?!

– Даже не думай взять их. Сондерс приедет за ними в одиннадцать. Нам придется оставить их на месте.

– Джон, но это – пятьдесят штук!

– Если Сондерс не найдет их здесь, то он позвонит в полицию. Или, как вариант,– Фербенксу. В любом случае мы не сможем больше проникнуть сюда, даже если Фербенкс все-таки приедет домой.

– Джон, мы упустим пятьдесят тысяч баксов ради какого-то кольца?

– Да.

– Нет.

– Энди, не создавай мне лишних проблем, иначе...

– Минуточку! Дай подумать.

– Думай, кто тебе не дает?

– Мы ведь уже вскрыли два конверта, правильно? Тут имеется еще куча пустых конвертов и ручка с красными чернилами. Мы засунем деньги в новые конверты, подпишем их и оставим все, как было.

– Это будет позор, жалость и самый большой облом в нашей жизни! Иди, Джон, погуляй, дай подумать.

– Я не желаю навсегда потерять это кольцо.

– Знаю, Джон. Если честно, я никогда не встречал такой привязанности к вещам. Можно мне, наконец, подумать?

– Я просто говорю,– пожал плечами Дортмундер и удалился в противоположный конец гостиной, к приоткрытой двери балкона. Он встал там и принялся наблюдать за многочисленными людьми, трусцой совершающими утренний моцион по набережным реки. Дортмундер подумал, что это – самая бестолковая на свете трата времени и энергии. Ведь существует масса других способов времяпрепровождения. Например, сидение на диване.

– Все отлично. Джон!

Дортмундер обернулся к Энди, который уселся в кресло и чем-то увлеченно занимался за столом.

– Отлично? Что отлично?

– Вот, посмотри.

Дортмундер подошел к нему. Энди вытащил из ящика фирменный бланк с логотипом «ТЮИ» и красными чернилами написал на нем: «Сондерс, с пакетом КПД разберется моя секретарша. Фербенкс. Р.S.Эту записку забери с собой».

– «Эту записку забери с собой»? – переспросил Дортмундер.

– Ну да, нельзя, чтобы она здесь оставалась.

– А он не удивится, что надо забирать ее с собой?

– Удивится? Почему этот Сондерс должен удивиться? Этот обычный молодой клерк, которому платят не за удивление, а за прилежание. Если бы я попросил его сжечь записку, это было бы чересчур. А вот просто забрать с собой листок бумаги – это самое оно. Это Сондерс сделает, даже не задумываясь.

Дортмундер еще раз прочитал записку, хмуро взглянул на большой пакет из оберточной бумаги, содержащий десять пухлых белых конвертов и признал:

– Это может сработать.

– Джон, это наверняка сработает! Какие в худшем случае могут быть непредвиденные осложнения? Даже если появятся копы, мы в любом случае подождем снаружи, пока они не уедут. Мы должны рискнуть! Мы не можем оставить эти деньги здесь.

Дортмундер немного подумал, пожал плечами и признал:

– Ты прав. Иногда имеет смысл рискнуть.

– Вот и славно.

Когда Энди встал из-за стола, то толстый пакет из оберточной бумаги был крепко зажат у него подмышкой.

Когда Дортмундер и Келп вернулись в отель, обе женщины, уже проснувшиеся и одетые, сидели в номере у Мэй и смотрели утреннее шоу по телевизору. На их лицах, обращенных к вошедшим, были написаны ожидание и надежда. Мэй кинула взгляд на руку Дортмундера и все сразу поняла.

– Ты не вернул его.

– Он так и не приехал,– объяснил Дортмундер.

– Но у нас появился новый план,– сообщил Энди и добавил, демонстрируя пакет из оберточной бумаги.– А также мы немного заработали. Здесь пятьдесят штук.

– Это то, о чем я думаю? – поинтересовалась Энн-Мэри.

– Это деньги КПД,– ответил Энди.

Очевидно, Энн-Мэри знала, о чем идет речь, поскольку звонко расхохоталась. Отсмеявшись, она заметила:

– Наконец-то теория просачивания благ[38] заработала.

– Джон, расскажи нам все,– попросила Мэй.

Что Дортмундер и сделал, то и дело прерываемый красочными добавлениями Энди и вопросами Энн-Мэри. Наконец, он подытожил:

– Таким образом, мы остаемся здесь еще на одну ночь. Вечером я все-таки встречусь с Максом Фербенксом и верну свое кольцо. Но для подстраховки, думаю, надо позвонить Уолли.

– Которому Уолли – Нурру? – уточнил Энди и пояснил для Энн-Мэри.– Это наш спец по компьютерам, он имеет доступ ко всему на свете.

– Мы ожидали, что Фербенкс появится вчера в этой квартире, но он не приехал,– продолжал Дортмундер.– Полагаю, что этим утром он все же выступит в Конгрессе, но совершенно не в курсе, что он намерен делать дальше. Он где-то пропадал все выходные. Что он задумал? Что вообще творится? Считаю, что просто необходимо узнать новости от Уолли. Семь минут девятого – не рано для звонка?

– Они там в Дадсоне все – ранние пташки,– заверил его Энди.

Дортмундер набрал номер, и сначала у него состоялся продолжительный милый разговор о пустяках с Миртл Стрит, подружкой Уолли, а потом к трубке подошел и он сам, более запыхавшийся, чем обычно.

– Джон! Я много раз пытался тебе дозвониться.

– Черт побери, я это чувствовал. Что случилось, Уолли?

– Не знаю что, но явно случилось. Фербенкс разослал всем сообщения, что с настоящего времени больше не будет поступать никакой информации о его местонахождении. Если кто-то хочет связаться с ним, то должен делать это через его штаб-квартиру в Вилмингтоне, штат Делавэр, где он не был ни разу в жизни, даже на церемонии закладки первого камня в фундамент нового здания.

– Мать твою! Но почему?

– Не знаю, Джон, прости. Мне лишь еще известно, что он запланировал две деловые встречи в Чикаго. Но когда он туда прибудет, где остановится и когда уедет, я не в курсе. Также мне известны ориентировочные даты его визита в Австралию, где он...

– Это мне не поможет.

– Понимаю, Джон. Еще через неделю, в следующий понедельник, он должен быть в Лас-Вегасе.

– То есть Вегас не отменился?

– Похоже, нет. Все было запланировано заранее и поэтому эту информацию не успели засекретить. Но вот после Лас-Вегаса – ни единого слова о том, куда он собирается. Ни единого!

– А есть конкретика про Вегас?

– Сразу по возвращению из Австралии он должен провести следующие понедельник и вторник в отеле «Гайети».

– Если снова не передумает.

– Сожалею, Джон, но я сделал все возможное, чтобы отследить его перемещения. Вообще-то все это очень не похоже на Макса Фербенкса. Возможно, за ним следит Налоговая служба или кто-то еще.

– Скорее, кто-то еще. Спасибо, Уолли. Если вдруг узнаешь что-то новенькое...

– О, я, конечно же, тут же сообщу тебе или Энди. Скорее Энди – у него есть автоответчик.

– Это точно.

– Передай, что я оставил ему целых четыре сообщения на автоответчике.

– Непременно, прямо сейчас,– заверил Дортмундер и тут же забыл про это.– Пока, Уолли.

Повесив трубку, он поведал остальным дурные вести.

– Значит, мы не доберемся до кольца,– вздохнул Энди.– Мне жаль, Джон, но ничего не поделаешь.

– Пошел к черту! – Дортмундер разозлился не на шутку.– Мы проделали весь этот долгий путь, и ради чего? Паршивых пятидесяти штук?