Кузнец

Глава 6

— Конечно, расслабляюсь, но не на переговорах.

У меня есть интересное наблюдение с противоположным полом. Чем меньше ты реагируешь на их заигрывания, тем больше в них появляется азарта.

Когда мы показались в дверях, Владимир расправил плечи и широко раскинул руки:

— Михаил! Вот и ты! — в его движениях сквозила уверенность человека, привыкшего повелевать. — У меня есть нечто особенное на примете.

Я окинул взглядом просторный холл, где каждая деталь интерьера говорила о безупречном вкусе хозяев. Минималистичные линии здесь искусно переплетались с элементами роскоши, создавая поистине впечатляющую картину.

— Здравствуйте, Владимир, — я протянул руку для приветствия, в очередной раз отметив крепость его рукопожатия. — Ваша супруга уже провела для меня подробную экскурсию.

По его губам скользнула хитрая улыбка, а в глазах промелькнул азартный блеск.

— О, она показала лишь то, что интересно ей самой, — он понизил голос до заговорщического шёпота. — А теперь я познакомлю тебя с настоящим сокровищем.

— Вы мастерски умеете разжечь любопытство, — я не стал скрывать искреннего интереса. — Теперь и правда не терпится увидеть, что же вы приготовили.

— Не торопись, юноша, — Владимир поднял палец, растягивая момент. Его глаза внимательно изучали моё лицо. — Мне льстит, что ты так увлёкся и забыл о своей посылке, но давай всё же вернёмся к ней.

«Как же забыл», — промелькнуло у меня в голове. Просто я хорошо усвоил негласное правило торговли: держи свой интерес при себе до последнего момента.

— Клеймо «М.М.» с рисунком Молотова... — Владимир задумчиво потёр подбородок. — Необычно. Мастер всегда ставил одну букву «М». Судя по исполнению, это работа либо подмастерья, либо... твоя?

— Верно подмечено. Это мои инициалы.

Владимир удовлетворённо кивнул, явно наслаждаясь своей проницательностью.

— В таких вещах меня не провести, — он наклонился ближе, его голос стал вкрадчивым. — Но должен признать, качество меча впечатляет.

Я понимал, что моя работа могла бы принадлежать мастеру с десятилетним опытом, но у меня был свой секрет — способность впитывать знания как губка и применять их на практике с невероятной скоростью.

— Как думаете, для каких целей этот меч подойдёт лучше всего?

Владимир поднял взгляд к потолку, словно там были написаны ответы на все вопросы.

— Для начинающего воина в поединках без дара — самое то, — он говорил медленно, взвешивая каждое слово. — При правильном подходе найдём и покупателя.

— Ваша оценка много значит для меня.

— При грамотной подаче и толковой рекламе твои работы могут найти свою нишу, — в его голосе появились деловые нотки. — Всё зависит от того, кто возьмётся за продажу.

— А вы? — я встретился с ним взглядом. — Не хотели бы представлять мои интересы?

Он сделал вид, что пропустил вопрос мимо ушей, но по еле заметному прищуру я понял — он уже просчитывает возможные выгоды. Конечно, мои работы пока не могли соперничать с изделиями признанных мастеров, но определённый потенциал в них был.

— Амбиции, я смотрю, у тебя немалые, — он по-отечески похлопал меня по плечу, направляясь вглубь помещения. — Но мои услуги недешевы.

Типичный торговый приём — набить себе цену. Я ожидал этого.

— Насчёт цены, думаю, договоримся, но суть в другом, — я заметил, как напряглись его плечи при этих словах. — Мне всего шестнадцать, а моя работа уже привлекла ваше внимание. С таким наставником, как мой отец, и моими амбициями успех неизбежен. Вопрос лишь в том, кто из торговцев будет со мной работать в будущем.

По его лицу пробежала тень — мысль об упущенной долгосрочной выгоде явно задела его за живое. Такие люди, как Владимир, мыслят не разовыми сделками, а постоянным доходом и, главное, монополией на него.

— Хоть ты и молод, но всё внутри меня говорит, что с тобой нужно держать ухо востро, — Владимир попытался замаскировать напряжение смешком, но его скулы выдавали внутреннее беспокойство.

Я решил сменить тему, направляя разговор в нужное русло:

— Расскажите о поединках? — мой голос источал искреннее любопытство. — Думаю, именно в этом направлении стоит развиваться.

Глаза Владимира загорелись — я попал в точку. Его широкая ладонь рассекла воздух, словно отметая все предыдущие темы:

— Верное решение, юноша! — он подался вперёд, готовый делиться знаниями. — Существует две классификации: бои между магически одарёнными и без дара.

— О! Вот это действительно интересно. — я подался вперёд, демонстрируя полную вовлечённость.

— Про бои без дара и говорить нечего, — он небрежно махнул рукой, явно теряя интерес к этой части темы. — Ничего примечательного.

— А что насчёт магически одарённых? — я намеренно добавил нотки восхищения в голос.

— Одарённые делятся на два вида, — его глаза заблестели, выдавая страсть к теме.

— Всего два? — я специально перебил его, наблюдая за реакцией.

По его лицу пробежала тень раздражения, но он сдержался:

— Да, но какие! — в его голосе прозвучали торжественные нотки.

— И какие же? — я продолжал невинно провоцировать его.

— В первом классе сражаются воины с одинаковым магическим даром. Называется «Равные», — он говорил с воодушевлением, жестикулируя всё активнее.

— Вот это да-а-а! — я изобразил неприкрытый восторг юности. — А второй класс?

— Я бы уже давно рассказал, если бы ты меня постоянно не прерывал! — Владимир наконец не выдержал, его голос громом прокатился по помещению.

Я мгновенно сник, опустив плечи и нахмурив брови:

— Простите... Мне просто очень интересно. Буду молчать и слушать.

Его лицо смягчилось — он явно не ожидал такой реакции:

— Нет-нет, это я погорячился. Прости старика.

— Так что там с магами? — я осторожно вернул разговор в прежнее русло.

— Ах да, — Владимир оживился, как ребёнок, готовый поделиться любимой игрушкой. — Обладающие магической силой могут участвовать в классе абсолют.

— А это ещё что? — я изобразил наивное любопытство, хотя внутри уже посмеивался над тем, куда заведёт этот разговор.

Владимир расправил плечи, приняв позу просвещённого наставника. Его рыжая борода едва заметно подрагивала от важности момента. — Это когда они бьются в независимости, какая у них магия, — подытожил он с видом человека, открывающего великую истину. Гордость за свои познания буквально сочилась из каждого его жеста, хоть и не представляла особой ценности среди знающих.

— А в классе абсолют хоть раз бились воины без дара? — я невинно похлопал глазами, закидывая удочку.

Владимир застыл на полушаге, словно наткнулся на невидимую стену. Его лицо приняло то особенное выражение, которое бывает у человека, внезапно обнаружившего, что его любимая теория имеет существенный изъян.

— Как бы так сказать... — он начал смеяться, и его смех напоминал раскаты грома в весенний день. — Это самоубийственная тема.

— Вы в этом деле мастер, — я позволил себе лёгкую усмешку. — Вам лучше знать.

— В этом ты прав! — Владимир просиял, как начищенный медный таз, явно пропустив мимо ушей скрытую иронию. Его самодовольство можно было черпать ложкой.

Мы дошли до задней двери, ведущей во двор. То, что открылось моему взору, заставило забыть обо всём остальном. Владимир превратил задний двор в настоящий тренировочный комплекс: мишени для стрельбы из лука и арбалета тянулись вдоль дальней стены, массивные тренажёры для физического развития располагались под навесом, а замысловатая полоса препятствий змеилась по всей территории.

— Владимир, я впечатлён, — мой восторг был искренним. — Это действительно высший класс.

Словно по сигналу появился Пётр. Его появление было столь же внезапным, сколь и показательным — прямая осанка, гордо поднятая голова. Рыжие кудрявые волосы в сочетании с россыпью веснушек на бледном лице и худощавым телосложением создавали странный контраст с его попытками выглядеть величественно. Даже безупречные аристократические манеры не могли скрыть глубокого безразличия ко всему происходящему в его глазах.

Я перевёл взгляд на Владимира, чувствуя тяжесть предстоящих слов:

— Владимир, мне искренне жаль, — мой голос стал серьёзным. — Вы вложили душу в создание этих условий для сына.

— К чему это сожаление? — его взгляд стал острым, как лезвие.

— Проблема вашего сына лежит в другой плоскости, и боюсь, моя правда вам не понравится.

Улыбка медленно стекла с его лица, словно вода. Мышцы шеи напряглись, выдавая внутреннее напряжение. Краем глаза я заметил Олесю, которая всё это время молча наблюдала за нами. Она прикрыла глаза рукой и массировала виски, явно предчувствуя надвигающуюся бурю.

— В своей жизни я ценю лишь тех, кто говорит правду в глаза, — его голос стал низким и угрожающим.

Я глубоко вздохнул, собираясь с мыслями:

— Мог бы сказать, что вы сами просили, но не стану уходить от ответственности, — я выдержал паузу, глядя ему прямо в глаза. — Главная проблема — ваша гиперопека. Все эти усилия, вся эта забота... Он просто не может их оценить, потому что никогда не знал другой жизни. И именно поэтому так отчаянно сопротивляется.

— И что ты хочешь этим сказать? — нижняя губа Владимира начала предательски подрагивать, а пальцы с побелевшими костяшками сжались в кулаки.

Олеся замерла, не сводя глаз с мужа. В её взгляде читалась смесь тревоги и надежды — она давно пыталась донести до него эту же мысль, но её слова разбивались о стену упрямства. Каждый её вздох выдавал годы несказанных слов и непринятых советов.

Пётр стоял, сдвинув брови, его плечи едва заметно подрагивали от напряжения. В глазах юноши промелькнуло что-то похожее на благодарность — наконец-то кто-то озвучил то, о чём она не единожды намекала.

— Хочу сказать, что вы и есть его проблема, — мой голос звучал ровно, словно я зачитывал прогноз погоды. — Лучшее, что вы можете сделать — отпустить его. Дайте ему возможность самому разобраться в жизни. Всё необходимое вы в него уже вложили.

По лицу Владимира пробежала судорога. Каждое моё слово било по его самолюбию, по его представлению о том, каким должен быть заботливый отец.

— Всё сказал? — эти слова прозвучали как приговор, каждый слог был пропитан едва сдерживаемой яростью.

— Всё! — я намеренно повысил голос. — И мне пора.

— Да будь уж так любезен. — процедил он сквозь стиснутые зубы. Гостеприимный хозяин дома исчез, уступив место оскорблённому отцу.

Едва дверь захлопнулась за моей спиной, как грохот удара по столу сотряс воздух. Звон разбивающегося фарфора — прощальная песня чайного сервиза — эхом разнёсся по двору.

— Довольна? Этого ты хотела? — голос Владимира, намеренно тихий, был страшнее любого крика. — Мало мне одного, считающего меня обузой, так теперь второй взялся меня учить.

Тишина, последовавшая за его словами, была оглушительной. Даже птицы, казалось, замолчали, чувствуя накал страстей.

У выхода меня встретил Захар, его лицо светилось злорадной ухмылкой.

— Не такой уж ты и крутой, как казалось поначалу. — в его голосе сквозило плохо скрываемое удовольствие.

— Это мы ещё посмотрим.

Его брови сошлись на переносице — моя уверенность явно выбивалась из его картины мира.

— Оптимист, значит, — он усмехнулся, но в глазах мелькнула тень беспокойства. — Жизнь-то она другая.

Я проигнорировал его слова, сохраняя безмятежное выражение лица. Всё шло по плану — чтобы с кем-то подружиться, иногда нужно с кем-то поссориться.

— Миш! Подожди! — звонкий голос Олеси разрезал воздух. Она спешила ко мне, её стройные ноги мелькали в складках роскошного синего платья. На её лице читалось беспокойство, смешанное с любопытством.

Я обернулся, встретив её взволнованный взгляд улыбкой.

— Ты это с самого начала планировал? — её проницательные глаза изучали моё лицо. В них читалось понимание, присущее умной женщине, способной разглядеть все тонкости мужских игр. — Что дальше?

— Жить своей жизнью, как и прежде.

Её удивлённый возглас прозвучал почти как смешок.

— Ты же пришёл не просто позлить его? У тебя есть план? — в её голосе проскользнула нотка упрёка.

— План есть всегда. Всё зависит от решения вашего мужа, — я встретил её взгляд с той же интенсивностью. — Я не стану навязываться, если он не захочет меня видеть.

— Это предоставь мне, — хитрая улыбка тронула её губы, заставив меня внутренне насладится победой. — Так что там с планом?

— Если справитесь, пусть приезжает послезавтра в семь утра. Остальное мы обсудим с ним.

Она хмыкнула, явно неудовлетворённая моим уклончивым ответом.

— Да, конечно. Всё никак не привыкну, — она мастерски сдерживала своё недовольство. — Спасибо за визит, прошу простить за произошедшее.

— Это моя вина, — я признал, понимая, что мои действия помешали проявить должное гостеприимство. — Хорошего вечера.

Возвращаясь домой, я размышлял о тонкостях провокации. Это искусство требует точности — один неверный ингредиент, и вся схема рассыпается как карточный домик. Оставалось надеяться, что все компоненты подобраны верно.

Дома меня встретила странная картина: Сан Саныч, погружённый в свои мысли, бродил по двору и дому, будто что-то искал, его движения были рассеянными, а взгляд — отсутствующим.

— Миш! — голос Сан Саныча прорезал вечернюю тишину мастерской. Его тяжёлый взгляд, острый, как отточенное лезвие, впился в моё лицо. — Я, может, чего-то не понимаю? Ничего не хочешь сказать?

Я молчал, не понимая, о чём идёт речь. В голове — пустота.

— Не понимаю, о чём ты. — выдавил я наконец.

Его взгляд заметался по мастерской, как будто выискивая улики. Жилистая рука машинально потянулась к затылку — жест, который я знал с детства. Так он делал всегда, когда что-то не сходилось в его расчётах.

— По моим наблюдениям у нас не хватает части угля и метла, — проговорил он, хмуря густые брови. — Может, какой воришка завёлся, иначе у меня нет объяснения этому.

Конечно, запасы! В попытках изготовить меч я извёл втрое больше материала, чем требовалось. Первые попытки вышли настолько неуклюжими, что пришлось их переделывать, вторые не дотягивали до моих собственных стандартов. К тому моменту, когда получилось что-то стоящее, я уже понимал — недостача будет заметной, но к настоящему моменту эта информация вылетела у меня из головы.

— Кузнечное мастерство — это единственный навык, которым я владею, — произнёс я в спину Сан Санычу, направлявшемуся к сараю. — Это я их израсходовал на выполнение заказа.

Он замер на полушаге, словно наткнулся на невидимую стену. Его широкие плечи окаменели.

— Ты хоть предупредил бы меня, а то я целый день себе места не нахожу, — в его голосе звучало непривычное спокойствие, от которого становилось ещё тревожнее. — Ну то, что израсходовал, это ничего страшного, но нужно же восполнить. Так что гони деньги хотя бы на это, а весь навар, так и быть, тебе.

— Со мной ещё не расплатились. — слова вышли глухими.

Его лицо потемнело, как грозовая туча. Он шагнул ко мне, сократив расстояние до длины руки.

— Тут два варианта, — каждое слово падало, как молот на наковальню. — Первый – я воспитал крысёныша в собственной семье, и тот зажал деньги даже на сырьё. И второй, я воспитал болвана, которого развели как лоха. Даже не знаю, какой из этих вариантов обидней.

За словом в карман он, как обычно, не лезет — эта черта характера Саныча была мне знакома с детства.

— Сам факт, что ты предполагаешь, будто я крысятничал, говорит о твоей собственной неуверенности, — процедил я сквозь зубы. — И нет, я не крысятничал.

— Та-а-ак, — Саныч протянул это слово с той особой интонацией, от которой у любого провинившегося ученика мороз пробегал по коже. Его глаза сузились. — Тогда ты...

— Вторым я себя тоже не считаю, — перебил я его. — Просто пока не расплатились.

— Ну и болван же ты, — звук ладони, встретившейся с его собственным лбом, эхом разнёсся. — Я, получается, просто так при встрече с Виноградовыми перед тобой распинался?!

— По твоим стопам иду, получается, — слова вырвались прежде, чем здравый смысл успел их остановить. Но разве удержишь язык за зубами?

Взгляд Саныча сверлил меня насквозь, словно раскалённое шило. В воздухе повисло ощущение надвигающейся грозы.

— Да ты ещё и хамить мне вздумал? — его рука метнулась молнией, отвешивая звонкий подзатыльник. — Хотел было простить твою тупость, но теперь отработаешь.

«Подумаешь, отработка», — мелькнуло в голове. В конце концов, на ошибках учатся, хотя в моём случае это больше похоже на целенаправленное обучение.

— Как скажешь, — выдохнул я с нарочитой небрежностью. — Что в этот раз?

Моё показное безразличие стало последней каплей. Саныч расплылся в улыбке, не предвещавшей ничего хорошего.

— Я хочу сидеть в новом сортире с видом на лес, а то устал в дверь старушки пялиться, — он величественным жестом указал на заросший бурьяном участок. — Это в качестве наказания, а отработку никто не отменял.

Глядя на его довольное лицо, я только головой покачал. Что за черти нашёптывают ему эти странные методы воспитания? Хотя чего уж там — сам виноват. Мог бы отделаться простой воспитательной беседой, если бы придержал язык за зубами. Говорят, люди учатся на ошибках, но это не мой случай.

Весь следующий день я копал выгребную яму, лопату за лопатой выгребая землю. Пот заливал глаза, руки гудели от напряжения. С каждым взмахом лопаты во мне росла глухая злость — не на Сан Саныча, а на самого себя. Память услужливо подбрасывала картины из прошлого: гильдия убийц, где я был и мусорщиком, и уборщиком, и мальчиком для битья. Злость превращалась в ярость, придавая силы уставшим мышцам.

Когда солнце скрылось за горизонтом, я стоял по шею в яме, которую выкопал. Живот подводило от голода — за весь день только позавтракал. Решил оставить остаток работы на завтра.

— Я стол накрыл, пора ужинать. — позвал я Сан Саныча.

Его не было дома целый день — обходил заведения в поисках заказов. Судя по хмурому лицу, поиски не задались. Неудивительно — репутацию пропить легче, чем восстановить.

— У меня с этими поисками желудок прилип к позвоночнику. Ещё и по нужде сходить некуда, — он метался по комнате как запертый зверь. — Я быстренько метнусь в уборную и за стол.

Пока раскладывал приборы, решил прилечь. Усталость навалилась как свинцовый плащ — отключился мгновенно. Очнулся минут через двадцать: еда остыла, а Сан Саныча всё нет. Вышел во двор, начал звать — в ответ только давящая тишина. Странно, он был слишком голоден, чтобы куда-то уйти.

И тут ночную тишину разорвал его стон — тяжёлый, мучительный. Мурашки побежали по спине, сердце пропустило удар. С ним что-то случилось!