Лехнаволокские истории

18

Тут громко хлопнула входная дверь, и в комнату влетел запыхавшийся Женька.

— Ну что, пошли, армянин проехал!

Суворов повернулся к нему.

— Погоди, Женя, я всё время в окно глядел, однако никакой машины не видел.

— Да вот только что пронеслась, неуж не заметил?

Суворов рассеянно пожал плечами, наверное, до сих пор находился под впечатлением своего рассказа. Еще несколько секунд он будто обдумывал что-то, потом сделал несколько глубоких затяжек, раздавил окурок в немытой пепельнице и поднялся.

— Тогда пойдем. Может, он там долго не задержится.

Виктор тоже встал. Нужно было что-то приготовить на обед. Оставалась еще банка тушенки, килограмма два перловки и с полведра картошки. Отварить перловку — на один зуб, хотелось чего-то жидкого. Он вышел во двор. На заросшем огороде Пашкина заметил густые заросли высокого крупнолистого ревеня. Близкий родственник кислого щавеля. Вот и зеленые щи.

Виктор нарвал молодых листьев, несколько пожевал. Почти такой же кислый, такой же вкусный.

Как надоела еда всухомятку. Почти неделю, словно бомжи. Как тут не опуститься, не обесценить себя, не наступить на глотку собственной гордости? И надо только иметь железную выдержку, чтобы окончательно не сползти на дно, надежду, держащую тебя на плаву, и веру, что всё это временное, преходящее и скоро забудется, как забывается все нехорошее, удручающее, мимолетное. Бывает ведь и хуже, бывает и горче.

К черту всё! Главное не думать о плохом, не загонять тоску в сердце, не раздувать его стенки взрывной массой горечи, только тогда и можно встретиться с бедой лицом к лицу и не сломаться, думал Виктор, срывая крупные сочные листья…

Малой проснулся то ли от голода, то ли от повисшего в воздухе острого запаха вареного ревеня, заглянул на кухню.

— Что готовишь? — спросил Виктора.

— Зеленые щи. Садись, уже готовы.

Нарезали сала — хохол без сала не хохол.

— Знаешь, — давясь едой, промугыкал Малой, — девки тобой заинтересовались. Хотят познакомиться.

Виктору стало любопытно, что ж такого Малой мог о нем рассказать, если они впервые с ним встретились лишь накануне отъезда в Карелию?

— И что же ты им рассказал?

— Сказал, что ты нормальный пацан и тебе нужна девчонка.

— Да ну! Содержательно. — Виктор не мог сдержать улыбки. — Это ты так решил или они?

— А что, разве тебе не нужна девчонка?

Виктор рассмеялся.

— Спасибо, конечно, за заботу, но уж что-что, а это я как-нибудь сам решу.

Малой не одобрил его ответ.

— Да ты не понимаешь ничего. Они же все тут голодные, сами на тебя вешаются. У них дикий край: все пацаны давно смотались, остались только женатики да алкаши — потенциальные импотенты! Подумай, — и пальцами шевелить не надо!

— Ладно, ладно, подумаю, — все еще улыбаясь, ответил Резник. Напористость Малого поражала. Малой волновался за него, как за родного брата, и не мог понять, как можно так долго нормальному здоровому мужику обходиться без женщины.

— Сегодня, кстати, — продолжал Малой, — у одной из девчонок День рождения. Она не возражает, если и ты придешь, народу будет немного: Ирка, Галка, Ленка, продавщица из магазина. Приметная бабенка. Был бы я постарше, запал на нее, но она на меня, сосунка, и не глянет, а вот ты ее можешь заинтересовать — серьезный, видный, можно даже сказать, интеллигентный. Соглашайся, расслабимся, повеселимся, чего думать?

— Серьезный, видный, интеллигентный… Ты мне льстишь, — сказал Виктор. — Но мы же собирались к Юрке в баню.

О бане можно было только мечтать: последний раз по-настоящему, с горячей водой они мылись только в Москве перед отъездом, но с тех пор прошла целая неделя. А в озере нормально не вымоешься, хотя и лето.

— В баню заранее пойдем. Я после обеда смотаюсь к Юрке, узнаю точно. Добавки дашь? — Малой протянул Резнику пустую тарелку.

— Куда ж тебя денешь.

Виктор, улыбнувшись, пошел к кастрюле за новой порцией.

Суворов шел быстрой твердой походкой, удивляясь, как он смог проморгать «Мерседес» армянина. Женька не отставал от него ни на шаг, иногда даже забегал вперед, хотя дороги к даче армянина совсем не знал.

Прошли почти весь поселок, пока слева от дороги, у самого озера за высоким деревянным забором Суворов не указал на безглазое двухэтажное строение без крыши.

— Только на прошлой неделе закончили каменщики, армянин наверняка приехал посмотреть, что делать дальше, — сказал на ходу Суворов.

Ворота во двор оказались открыты, армянин оставил машину возле дома и теперь бродил где-то внутри, осматривая помещения. Суворов с Женькой по деревянным сходням поднялись на крыльцо.

— Михалыч, а, Михалыч! — громко крикнул Суворов, переступив порог. — Можно тебя на минуту?

Хозяин появиться не замедлил. С его смугловатого круглого лица не сходила довольная улыбка, чувствовалось, что в эту дачу он вкладывал весь свой кавказский темперамент, всю свою душу.

На вид ему было не больше пятидесяти, и был он в хорошей форме: крепкий телом, с уверенной пружинистой походкой. В Петрозаводске прожил долгих пятнадцать лет, потому говорил почти без акцента и, по словам знавших его поближе людей, считал себя — как ни странно это звучит — русским армянином.

Одевался неброско, даже просто, редко когда видели его при галстуке, чаще всего либо в джинсовом костюме, либо в непритязательной футболке, поверх которой он накидывал охотничью камуфлированную безрукавку со множеством накладных карманов, больших и маленьких клапанов.

Дело свое строительное знал и очень любил, прошел путь от мастера до управляющего трестом. До сих пор гордится построенными в Карелии дамбами, туннелями и гидроузлами, рассказывает о них с придыханием. А родную Армению девяностого года, искореженную небывалым землетрясением, вообще вспоминает как вершину своей карьеры и мастерства. Во времена перестройки он набрался коммерческого опыта и в 90-х, не мешкая, учредил частную строительную компанию с подрядами республиканского значения. Постепенно приобрел в республике полезные связи и даже получил звание почетного гражданина Петрозаводска за реконструкцию некоторых важных зданий в городе. Под свое крыло собрал лучших специалистов: каменщиков, бетонщиков, монтажников, жестянщиков, техников, инженеров.

— А, Мишаня, здравствуй, здравствуй, — приблизившись, горячо пожал он руку Суворову. — Здравствуйте, — поздоровался и с Женькой.

— Михалыч, — не стал тянуть резину Суворов, — я тут это… Ребята у нас появились, строители. В беду попали. Надо бы помочь. Мужики толковые, работы не боятся. Может, у тебя найдется что для них?

— Чьи ж такие будете? — Михалыч окинул Женьку цепким взглядом. — Откуда?

В мешковатом пиджаке, низкорослый, плохо выбритый, Женька выглядел, как беспризорник, но старался держаться молодцом.

— Мы с Украины, — он довольно сумбурно изложил нехитрую историю появления его бригады в здешних краях. Михалыч тем не менее выслушал его внимательно. Подумав, спросил:

— Сколько, говоришь, вас там? Пятеро?

— Да, — заторопился Женька, боясь что-нибудь упустить. — Можем по дереву, по жести, по бетону, с каменными работами дело имели.

— Что ж, пойдемте, посмотрим. Работы, сами видите, хватает. Где ж остановились-то? Есть крыша?

— У Пашкина они стоят, со мной вместе, — ответил за Женьку Суворов.

— И то ладно.

Они вышли из дома.

— Как тебе место, бригадир? Нравится?

— Хорошее место, — от души похвалил Женька. — Участок большой и озеро под боком. Рыбачить можно!

— Порыбачим еще, где наша не пропадала! — заулыбался, довольный, Михалыч, и Женька, наконец, смог вздохнуть с облегчением.

Минут через сорок Суворов вернулся домой.

— Вот, ребята, — сказал он Резнику и Малому, — появилась работа. Договорились с армянином: надо прокопать вдоль забора его дачи отвод. Женька потом обо всем подробнее скажет. Теперь не пропадете. Армянин свое слово держит и платит сразу же, как сделано дело.

— А где сам Женька? — спросил Малой.

— У Ирмы остался, она его по дороге перехватила.

Малой с Виктором прибодрились: удача все-таки не оставляла их. Кто знает, может, именно армянин и станет для них той спасительной ниточкой, на которую так все надеялись последние дни.

Малой стал переодеваться.

— Пошел к Юрке. Узнаю, когда приходить.

— Подожди уж, пойдем вместе. — Виктор собрался с ним. — Нарежу березовых веников: париться, так как положено.

Раньше в Карелии поверье было: если бань немного, значит, живут люди ладно: друг к другу в баню ходят. Юрка не обособился, пускал в свою баньку всякого, кто пожелает. Узнав, что Виктор с Николаем на именины собрались, натопил им, пока не стемнело. В назначенное время отправились они к нему с мылом, мочалками, полотенцами и вениками.

Банька для роста Виктора в метр девяносто была низковатой — он едва не упирался макушкой в потолок, где уж тут было обливаться из таза. Печь, как оказалось, располагалась внутри, дрова в топку нужно было подкладывать тут же. От этого в воздухе пахло гарью, дышалось трудно, паренье превращалась в пытку.

Помыться толком они тоже не смогли, так как мылиться пришлось, не покидая бани. Пар быстро насыщался мылом и начинал разъедать глаза и ноздри. К тому же пол в бане оказался земляным и, обливаясь, они просто месили грязь и пачкали ноги. Но уже одно то, что они ощутили, наконец, горячую воду, скрадывало все недостатки этой неприхотливой русской баньки.

Виктор и Николай быстро обмылись и стали просто париться, не подкладывая больше дров, а только время от времени обрызгивая водой раскаленные окатыши.

В предбаннике, куда время от времени выскакивали, чтобы поостыть и глотнуть свежего прохладного воздуха, они только жалели, что нет кваса или ледяной колодезной воды, утолившей бы их жажду.

Из бани вышли, как заново родившиеся. Такой легкости, такого блаженного опустошения они не испытывали, наверное, целую вечность.

А парное молоко, которое Юрка предложил им после, показалось и вовсе неземным.