После встречи с армянином Женька ходил гоголем. Проходя мимо дома Ирмы, он остановился и как бы между прочим сказал Суворову:
— Ну, ты, пожалуй, иди, а я к Ирме загляну.
— Да, да, — понимающе произнес Суворов. — Я пошел, обрадую ребят насчет работы.
Двери в доме Ирмы никогда не запирались. С тех пор, как от своей тетки из Финляндии она получила письмо, в котором та звала её к себе, Ирма в ожидании официального вызова и оформления необходимых документов продала всю мебель, часть ненужной одежды и утвари. И хотя уже пошел второй месяц, как ей пришла официальная бумага и почти все деньги оказались проедены, Ирма не теряла надежды и верила, что к осени (в крайнем случае, к началу зимы) они с Галкой переберутся за границу и станут настоящими «суоми», ведь даже по паспорту Ирма являлась натуральной финкой. Об этом она рассказала Женьке в первый же вечер знакомства. В доказательство предъявила серпасто-молоткастый, который она даже не собиралась обменивать: «Зачем, если я и так уезжаю».
В доме, однако, никого не оказалось. Но Женька уходить не стал: раз дверь не на замке, значит, Ирма где-то неподалеку.
Он упал на одну из оставшихся металлических кроватей и вскоре уснул.
Разбудила его сама Ирма:
— Жень, а Жень, молока не хочешь?
Женька кончиками пальцев продрал слипшиеся глаза и сладко потянулся.
Он сразу почувствовал, что понравился Ирме. Может, потому, что был моложе её на десять лет и в сравнении с алкашами Лехнаволока не настолько испит и дряхл.
Казался он ей и человеком серьезным. Одно слово «бригадир» вызывало у неё почтение. Да и в постели он буквально истязал её, изматывая, как давно уже не изматывал никто.
— Я б и от тебя не отказался, — потянул он её к себе, но Ирма мягко отстранилась:
— Погоди маленько, вдруг Галка вернется, или Нюрка зайдет.
— А что Нюрка, — поймал он её ускользающую руку, — Можем и Нюрку. Да я вас обеих до головокружения доведу, — уверенный в своих силах, бахвалился Женька.
— Не сомневаюсь, — игриво ответила Ирма, — но подождал бы хоть до вечера.
— Ладно, — поднялся тогда с кровати Женька, — давай молока.
Ирма налила еще теплого парного молока в кружку и протянула Женьке. Он выпил на одном дыхании.
Тут в дом ввалились подруги Ирмы: Нюрка Редькина и Люська Крякина.
— А, молодой любовничек объявился. Чё прячешь, подружка? — накинулась на неё Люська.
Женька под куцым пиджаком выпятил впалую грудь.
— Можно и потише, бабоньки. Чего зря глотку драть?
— Хорош, кобель, — привыкшая говорить всё, что думает, проронила Люська, без стыда в упор рассматривая Женьку. — Может, поделишься, подружка, у меня ведь тоже давно мужика не было.
— Да они ж приходили знакомиться. Вон Нюрка была, где тебя носило?
— Да знакомились, — не удержалась, чтобы не съязвить, Нюрка. — Мой ухажер быстро пятками засверкал.
Но Люська пропустила Нюркины слова мимо ушей, подступила ближе к Женьке:
— И что ж там все такие, как ты? — спросила. — Говорят, вас там целая бригада приехала?
— Бригада, — с важностью ответил Женька.
— И ты, конечно, там у них за главного? — сверкнула она на него осоловелыми глазами.
— За него, за самого, — оттолкнула её от кровати Ирма. — Не лезь к нему, он со мной сейчас.
— Везучая… — протянула тогда, усаживаясь на табурет, Люська. — А ко мне позавчерась наведался Пашкин, но ничего у него не вышло, ох уж эти мужики!
— Небось, в дупель пьяный был?
— А кто его трезвым когда видал? Его ж и Любка, жена бывшая, кáк приучила: утром на работу уходит, к двери кнопочкой записочку колет: «Сашуня, дорогой, вымой посуду, покорми кур и наноси воды, вечером с меня пол-литра». Видали такое? Анекдот!
— Да ты на себя посмотри, — кольнула Ирма, но ее прервала Нюрка:
— Не заводись, подруга, все мы одним миром мазаны, давай лучше закуску какую, я тут спирту прихватила.
Ирма развела руками:
— Какая закуска, вон молока у тетки Пашки в долг взяла, молоком закусывать будешь?
— Давай петрушки, что ли, осталась хоть?
— Да куда ей деться, она и под снегом растет, сейчас нарву, — угомонилась Ирма. Ушла. Люська снова подсела к Женьке:
— Ну, ты познакомишь нас со своими хлопцами или жалко?
— Да чё жалко? — буркнул Женька. — Бери пол-литра, и пойдем знакомиться.
— А они у тебя не дерутся? Небось, все такие сильные, как ты, — сдавила она его предплечье.
— Ну ты, полегче! — рявкнула на неё с порога Ирма. — Отстань от него, говорю!
— Да ладно вам, бабы, давайте лучше выпьем, — приструнил их Женька.
Выпили. Зажевали петрушкой.
— Хоть бы хлеба в магазине купила, — скривилась после стопки Люська.
— За что? Калым последний просадили, шабашку Галка еще не отшабашила.
Женька поинтересовался, чем они занимаются. Красят дом у дачников. Галка, Дашка и Ирка.
— Тоже занятие, — одобряюще произнес Женька.
Не успели раздавить еще по одной, как в коридоре кто-то зашаркал.
— Мишаня. — сразу точно определила Ирма. — Только он так шаркает.
— Мишаня! — неожиданно громко крикнула Люська. — Ну-ка появись!
— А, и вы здесь, — по обыкновению сипло пробормотал Суворов. — Пьете, а друзей не зовете?
— Да что звать-то тебя, ты и сам на запах припрешься.
Суворов хоть и привык к колкостям Люськи, все ж не удержался, чтобы не ответить ей тем же.
— Ну, мне уж далеко до твоего носа, твой-то подлиней и посопливей моего будет.
Нос у Люськи и впрямь был длинноват.
— Я это, — сказал Суворов. — Ребятам всё рассказал. Они довольны.
— Да, со мной им не пропасть! — горделиво произнес Женька. — Я им не дам умереть.
В восторге от своей значимости он вытянул из кармана двадцатку и протянул Суворову:
— Сгоняй-ка, Мишаня, не в службу а в дружбу, за бананом. Надо ж отметить начало нашей, так сказать, трудовой деятельности.
Суворова долго упрашивать не пришлось. Через пятнадцать минут уже вся компания ничего не соображала. Женька, как самый молодой, еще держался, несколько раз уводил в спальню Ирму, а когда возвращался, ходил вокруг стола, как хозяин.
— Женька, и меня подсласти, — пристала к нему охмелевшая Люська, но в ответ слышала только доносящееся из спальни Ирмино:
— Я те подслащу, змея подколодная, я те подслащу, попробуй только!
— Ну ты и эгоистка, Ирма, а еще подруга, — обижалась на неё Люська и жадно затягивалась сигаретой.