Лехнаволокские истории

20

День рождения Даши отмечали дома у Елены. Утром она отвезла сына к матери в Заозерье, как часто делала, когда возникала такая необходимость, а вернувшись, подключилась к подготовке торжества. Девчата накануне закончили покраску очередной выросшей в их местах дачи, получили калым, потому и стол выглядел богато: с ветчиной, сыром, рыбными консервами, зеленым горошком и полусладким шампанским. Все это изобилие обеспечила Елена, а за фруктами Даша сама съездила в Петрозаводск, оттуда же привезла и небольшой бисквитный торт к чаю.

Малой с Резником подошли к семи, когда стол, в основном, был накрыт. Оставалась самая малость. Ирина дорезала хлеб, Галина расставляла приборы, Елена протирала полотенцем рюмки.

— Не опоздали? — по-свойски спросил Николай.

— В самый раз.

— Знакомьтесь, — Николай представил девчатам Виктора, хотя такое представление было излишним — в поселке давно приметили шабашников и почти всё уже знали про них: кто такие и откуда.

Виктор обрадовался, увидев среди девушек Елену — собственно говоря, только ради нее и пришел. Постарался оказаться с ней рядом, и когда она улыбнулась ему, как знакомому, сказал:

— Рад видеть вас здесь. Но все-таки — какими судьбами?

— Я двоюродная тетка вон той маленькой бестии, — кивнула Елена на Ирину, — а это мой дом.

— Вот оно что, — Виктор обвел глазами комнату. — Хорошо у вас. Уютно… А почему — бестии?

— Слишком заводная, никогда не угомонится, все ей чего-то не так.

— А вы смотрите на мир по-другому? (Виктор заметил в шкафу ряды книг.) Наверное, как философы, — отстраненно?

— Скажете тоже, разве в наше время можно быть отстраненным? Сейчас одна философия — все сразу, побольше и поскорее, — улыбнулась Елена.

— Ну, это у молодых так — все разом. Вы же, я думаю, совсем не придерживаетесь подобных принципов. Вы совсем не похожи не бездумную особу и уж наверняка не торопите события.

— Вы читаете чужие мысли?

— Исключительно по глазам.

— Потому и прячете свои, когда общаетесь? — Елена игриво посмотрела Виктору прямо в глаза.

— Ну, если вы насчет магазина, то, признаюсь, там я был несколько скован.

— Что изменилось?

— Мы познакомились поближе, и знаете… Я был бы очень рад, если бы вы на правах хозяйки дома усадили меня рядом с собой!

Елена засмеялась.

— Нет ничего проще. Сейчас рюмки расставим и — милости прошу. Вот сюда… — она указала куда.

— С удовольствием, — сказал Виктор.

— Ахматова, Цветаева, Лохвицкая, Иннокентий Анненский, — пробежался он по цветным корешкам книг в шкафу. — Вы, как я вижу, любитель хорошей поэзии.

— Это что, — услышав замечание Виктора, подала голос Даша. — Она и сама иногда стихи сочиняет.

— Почитаете что-нибудь? — с возросшим интересом спросил Елену Виктор.

— Если будет настроение… — уклонилась она от продолжения темы и ушла на кухню к девушкам.

— В следующий раз держи язык за зубами, — бросила она Даше, тоже вернувшейся на кухню.

— А что я такого сказала? Об этом знают все.

Виктор стал рассматривать вывешенные на стене рядом с сервантом фотографии в рамках.

— Это моя родня, — сказала Елена, вернувшись и доставая салфетки из нижнего отделения серванта. — Дедушка, бабушка… Это я в выпускном классе, а здесь мой сын, сейчас он у бабушки — тут недалеко, в Заозерье.

Елена окинула придирчивым взглядом накрытый стол и повернулась к Даше:

— Ну, что именинница, долго будешь морить нас голодом? Приглашай гостей к столу!

Даша оживилась:

— Рассаживайтесь, дорогие гости! Где кому нравится!

— Ишь, раскомандовалась! — вспыхнула Галка. — Прям у себя дома!

— Сегодня ей можно, — заступилась за Дашу Елена. — Ее праздник — ей и командовать…

— Слышала, пиявка? — осадила Даша Галку. — Прыгай уже за стол и не бурчи!

— Сама не бурчи! — отпарировала Галка.

— Да успокоитесь вы уже или нет? — прикрикнул на обеих Николай. — И тут не можете сдержаться, чтобы не укусить друг друга!

Расселись по местам. Когда разлили по рюмкам шампанское, Елена поднялась и сказала:

— Как старшая подруга новорожденной — предлагаю поднять фужеры в честь именинницы с пожеланием исполнения всего, чего ей хочется, о чем она мечтает! С Днем рождения тебя, дорогая!

— С Днем рождения! — подхватили все, тоже поднялись и стали чокаться.

Вечер прошел на одном дыхании. Ребята органично влились в компанию девчонок. Если бы кто чужой ненароком заглянул к ним в дом, однозначно подумал, что все друг друга давно знают. Смех и шутки лились рекой, курить выходили вместе, танцевали в одном кругу.

Впервые за эти трудные, тягостные дни Виктор почувствовал себя легко, мрачные мысли отошли в сторону, а думать о будущем совсем не хотелось. Ему было приятно сидеть рядом с Еленой, смешить ее веселыми репликами, заботливо следить за своевременным наполнением ее фужера шампанским, церемонно благодарить за незамедлительное пополнение его тарелки салатом и прочими закусками.

В разговоре они как-то незаметно перешли «на ты», и Виктор почувствовал, как исподволь крепнет их взаимное влечение и доверие. Даже брошенное вскользь Еленой замечание о том, что жена Виктора, должно быть, хорошо знает вкусы мужа и умело их учитывает, никак не поколебало этой доверительности общения. Виктор просто подтвердил справедливость догадки, а что Елену его подтверждение не смутило, а даже как будто порадовало, самым естественным образом устранило из разговора возможный повод для неловкости.

Он поймал себя на мысли, что исподтишка наблюдает за ней. Ему в ней нравилось исключительно все: как она улыбается (на ее щеках при этом проступают легкие ямочки), как озорно и с вызовом смотрит на него, как откидывает со лба челку, как грациозно накалывает вилкой сыр, и даже как строго — на правах тетки — иногда поглядывает на Ирину, когда та в своем веселье чересчур разойдется.

А Ирина и вправду как никогда пребывала в радужном настроении. И хотя Николай сидел между ней и Дашей, был говорлив и внимателен ко всем, она знала, что он здесь исключительно ради нее, потому что в промежутках между шутками, он как бы невзначай поворачивался к ней и быстро шептал на ушко: «Какая ты красивая» или «Сегодня ты просто прелесть», чем еще больше воодушевлял. Даже Даша обратила внимание на необычную раскрепощенность подруги и несколько раз спросила ее: «Чего эт ты разошлась?» Но Ирина отмахивалась от нее: «Да отстань ты. Чего я разошлась? Просто весело». Одна Елена догадывалась о причине веселья племянницы, замечая, как Ирина украдкой бросает на Николая восторженные взгляды.

— Я вот ни за что бы не сорвалась с насиженного места и не уехала за тысячу километров. Надо быть, наверное, или слишком смелым, или бесшабашным, — говорила Ирина с каким-то волнением.

— Мы разве по своей воле колесим по миру, Ирочка, — снисходительно отвечал ей Николай. — Вон Виктор вообще без работы остался, а принимать никто не принимает, сокращают только.

— И все равно — за тысячу километров! Нельзя было ту же стройку поближе найти?

— Нашли бы, не приехали сюда, к таким девчатам! — озорно поглядывал на нее Николай.

— Правда, Ирка, что ты пристала со своими вопросами, пошли лучше танцевать, — срывалась Даша с места и снова включала магнитофон.

— Вот сколько помню, — говорила Елена Виктору, оставшемуся на месте, — у них всегда так: одна что-то скажет, другая ей наперекор, а подруги — не разлей вода.

Виктор неожиданно для себя наклонился к Елене и негромко, на ухо сказал:

— Итак, юная поэтесса, может, прочтешь что-нибудь свое?

— Скажешь тоже — поэтесса, — прыснула от смеха Елена. — Так иногда, накатит что-нибудь.

— И все-таки… прочти…

— Сейчас? Не-е-т! — безапелляционно протянула Елена.

— Хоть несколько строк.

Елена обернулась, внимательно взглянула на него. И вдруг — с улыбкой, с вызовом в глазах — так же, как и он, негромко проговорила:

Виктор вскинул брови и слегка похлопал в ладоши.

— А еще? — нетерпеливо попросил он. — Еще!

— Не сейчас… — все так же, глядя прямо ему в глаза, сказала Елена. — Думаю, на первый раз хватит. А потом, стихи у меня получаются грустные, мрачные, не знаю даже, отчего.

— Наверное, все больше про любовь.

— И про любовь тоже.

— Ладно, сдаюсь. Но еще как-нибудь прочтешь? Неуж хватает сил носить в себе и никому не показывать?

— На это даже у гигантов не хватит терпения. А девочки мои уже сто раз их слышали. Некоторые для них даже любимыми стали.

Музыка плавно сменилась с одного ритма на другой. Танцующие стали возвращаться к столу.

— С Днем рожденья меня! С Днем рожденья меня! — затянула на мотив известной американской мелодии «Happy birthday to you» Даша.

— Мы будем, в конце концов, пить, или нет? Мальчики, налейте всем шампанского!

Николай открыл бутылку откупоренного шампанского и разлил остатки по фужерам.

— С Днем рож-де-ни-я!.. — громко разнеслось по дому Елены.

Расходились, когда за окном уже высыпали звезды. Девчата и вслед за ними Николай вышли на улицу, Виктор задержался на пороге, спросил Елену: «Мне остаться?»

— Не торопись, — она положила руку ему на грудь и тепло посмотрела в глаза. Он потянулся к ней, но она остановила его и, сдержанно улыбнувшись, повторила:

— Не торопись. Вечер был такой замечательный. Есть, чему порадоваться. Есть, о чем подумать. Так что… Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — с нескрываемым разочарованием отозвался Виктор и отступил от порога.

Елена вздохнула и закрыла дверь.

Виктор мысленно обругал себя за глупость. На что он надеялся, на что рассчитывал? Что девушка в первый же вечер знакомства бросится в его объятья? Между ними, как разряд молнии, проскочила какая-то искра… Святая простота! Наивность… Чего он хотел? Сиюминутного романа, легкого флирта?

— Пойдешь с нами? — окликнул его Николай.

— В другой раз. — Виктор махнул ему рукой. — Пока!

— Как знаешь, — Николай повернулся к девчатам. — Ну что? Двинулись?

— Счастливо… — с грустью посмотрел вслед удаляющейся молодежи Виктор. «А где мои 17 лет!» — вспыхнуло в мгновенье и тут же унеслось куда-то.

Ближе к полуночи вся Женькина компания направилась к дому Пашкина. Виктор уже разделся и лег на диван. Укладывались на полу Бражко и Саленко, в который раз вернувшиеся с рыбалки с пустыми руками («Ну, нету у нас нормальных удочек!»). Малой еще пропадал на остановке.

— Эй, есть кто? Э-э-эй! — закричала Люська, переступая высокий порог.

— Чего орешь, как резаная? — выбрался из своей берлоги Пашкин. — Хлопцы уже спят, поди.

— А мы разбудим, разбудим, — не унималась Люська. — Ну-ка, показывай своих постояльцев, выбирать будем, — бесцеремонно прошла она в большую комнату. — О, какие мужички! — всё также громко продолжала неугомонная.

Бражко и Саленко хоть и тертые калачи, такой прыти от Люськи не ожидали и оба смутились. Виктор просто прикрыл глаза, прикинувшись спящим.

— Так, чего лежим? — обратилась она к уставившимся на неё горе-рыбакам. — Водка есть? Пить будем? Поднимайте-ка свои задницы, ребята!

Тут она приблизилась к Виктору.

— А этот что — спит? В такую рань у нас никто не ложится. Как его зовут? — спросила она Бражко.

— Виктор.

— Витя, Витенька, — зашарила Люська ладонью по ноге Виктора. — Витенька, солнышко, проснись.

В жизни ни разу не ударивший женщину, Виктор готов был в эту минуту без всяких церемоний отвесить надоедливой даме пощечину, если она только попробует своей похотливой лапой забраться повыше. Но ему не дал взорваться Женька. Он выдернул Люську из комнаты и увел на кухню:

— Пойдем, оставь пацана в покое!

За ними потянулись Саленко и Бражко. Все заработанные у дачницы деньги незамедлительно были превращены в спирт и водку. На закусь пошла перловая каша, сало и тушенка шабашников.

Люська невольно не только перебила Виктору сон, но и испортила настроение. Надо же было явиться им, когда он только-только засыпал, упоенный счастливо проведенным днем. Шум, гам, кутерьма, доносившиеся из кухни, не давали даже думать. И, судя по всему, атмосфера там все больше накалялась, так как разговоры коснулись Ирминого отъезда в Финляндию.

Женька настаивал на том, что нашему брату в чужой стороне делать нечего, дома, мол, и стены помогают. Но Люська, перетянувшая на свою сторону и Нюрку, упрямо твердила, что за границей Ирму ждет гораздо лучшая жизнь, так как там даже пособия по безработице хватает на то, чтобы безбедно жить. Женька попытался снова возразить ей, но Люська безжалостно кольнула его в самое сердце:

— Почему тогда вы сюда приехали? Не нужны, видать, стали, родине?

Все онемели. В ее грубых словах проявилась жестокая правда. Они действительно по большому счету родине не нужны. Маленькие люди… пыль под ногами новых хозяев жизни…

Выручил земляков Саленко, в ответ бросив Люське:

— А вы, разве вы здесь на вашей родине кому нужны?

— Да, простой человек никому не нужен, — с горечью констатировал Суворов, и несмотря на хмель, всем стало неловко то ли за свою безалаберную жизнь, то ли за горстку людей, решающих судьбы миллионов…

Увел собравшихся от мрачной темы безнадеги все тот же Суворов, сказав:

— Давайте, друзья, оставим бестолковые споры. Пусть каждый живет как хочет и как ему нравится. Спой лучше, Женька, а вы, бабы, послушайте, как хлопцы хорошо поют.

Женька затянул, за ним вступил Саленко, негромко стал подвывать им и Суворов, унося всех за пределы ограниченного стенами пространства. К их нестройному ряду голосов вскоре подключились и женщины, и песни стали обретать новую силу.

Под «Ой у гори два дубкы…» Виктор вскоре заснул. И засыпая, он вдруг, несмотря ни на что, почувствовал прилив счастья.

Наверное, даже лучше, думал он, что Елена не позволила ему остаться у нее на ночь. Ему не нужно будет потом лгать себе и уверять, что ничего плохого не случилось, что жизнь может разделяться на «здесь и сейчас» и «там и когда-то». Елена отказала, и ему стало даже легче: он остался перед своими чист. Да и то желание, он был уверен, было каким-то сиюминутным, мимолетным, вымученным. Должен ли он был ему поддаться?

Ночь ничего на это не ответила.