Лехнаволокские истории

38

Раскидали часам к семи вечера. С лопатами и носилками двинулись было к сараю, как их окликнул как всегда чумазый, в залатанных на коленях штанах Сенька — забрался с внешней стороны на забор, уселся, поставив ноги на приколоченный к доскам верхний продольный брус, и, помахивая сигаретой, по-приятельски фамильярно, как ровесник, кинул Николаю:

— Колька, а Колька, у тебя спичка есть?

Николай улыбнулся и качнул слегка головой:

— От шпингалет, где уже сигарету стрельнул?

— Ирка дала, не такая жадная, как некоторые.

Николай поднял голову.

— Ирка? За что же? Всегда ж тебя гоняла за курево?

— А теперь сама дала. Сгоняй, говорит, к армянину на дачу, спроси, придет ли сегодня на остановку Колька.

— Врешь, поди! — не поверил Николай.

— Сам врешь, спички не даешь! Дай спичку!

— От людоед! Спускайся сюда, уши надеру!

— Держи карман шире! — огрызнулся мальчишка. — Так я и пришел. Спичку дашь?

Николай не спешил.

— А что Ирка-то, сама тебя прислала?

— А кто ж? Она. Иди, говорит, узнай. Да вон она стоит. Не веришь, сам спроси.

Виктор с Николаем подошли к высокому дачному забору и вскарабкались на него. И правда, неподалеку — в каких-то тридцати — сорока метрах — смущенно переминалась с ноги на ногу и оглядывалась по сторонам Ирина. Заметив их, сразу же развернулась и быстрым шагом пошла назад к поселку.

— От дура! — бросил Николай и соскочил с забора. Спрыгнул за ним и Виктор.

— Ладно, верю, — сказал Николай Сеньке и протянул зажигалку. — Прикуривай.

Сенька прикурил и жадно затянулся табачным дымом.

— Что она тебе еще говорила? — полюбопытствовал Николай, уставившись на пацана.

— Больше ничего. Только просила узнать, придешь или нет.

— Ясно, — сказал Николай и на минуту задумался.

— А еще новость слыхали? У Захаровых волчица молодого кобеля загрызла.

— У Юрки? — чуть ли не в один голос вырвалось у Малого с Резником.

— А то!

— Что ж раньше не сказал?

Виктор повернулся к Николаю:

— Надо к Юрке заглянуть, а оттуда можешь и гулять пойти.

— К Юрке надо, а гулять не пойду — надоели все. Буду отсыпаться перед работой. Тем более, завтра с утра с Казаряном едем. Скажи, — обратился Николай опять к Сеньке, — сегодня не приду.

— Ага, — выдохнул из себя дым сорванец, — так и скажу: спать будет!

— Вот егоза! — Николай не удержался, чтобы не расхохотаться, глядя с какой серьезностью малец произносит каждое слово. — Вали уже отсюда, надоел!

— А сигарету дашь? — уже подразнивая, сверкал глазами-щелками Сенька. — А то не уйду.

— Щас дам тебе сигарету! — стал подступать к нему Николай, но Сенька ловко перекинул ноги на другую сторону и, спрыгнув вниз, крикнул оттуда:

— Дай сигарету, жалко, что ли, да?

— Я те дам, я те дам! — пригрозил Николай.

Сенька затих. Ушел, наверное, так ничего и не дождавшись. Ребята занесли инструменты в сарай.

— Ты впрямь сегодня не пойдешь никуда? — спросил Виктор.

— Не знаю, еще не решил. Может, и пойду. Будет видно, — досадливо нахмурился Николай.

Они искупались. Вода зябко холодила тела. После душистой свежей ухи поспешили к Юрке-хохлу.

На автобусной остановке никого из девчат еще не было — рано.

— Тебе сегодня везет, — сказал Виктор, намекая на пустую остановку. — Сейчас не отвязался бы.

— Да надоели уже все! Можно подумать — я какой-то клоун для них: развлекай да балагурь!

Юрка появлению земляков обрадовался:

— Нашего полку прибыло! Только что-то поздновато вы, робяты, мы уж отужинали. Может, молока выпьете?

— Нет, спасибо, — поблагодарил Виктор. — Сами только из-за стола. Что у тебя стряслось?

— Лучше не спрашивайте, — чуть не застонал Юрка. — Волчица этой ночью Айну загрызла, прямо на цепи. Не знаю, что и делать. Два дня назад из сарая ягненка вытащила. Думал, свои, деревенские, пошалили. Но походил вокруг, присмотрелся — а следы-то волчьи, не иначе. Тут меня и осенило. Я ведь на прошлой неделе городских охотников в лес водил, волчьи тропы показывал. Они побродили дня два, вернулись, а в сумке — три волчонка. Как ухитрились поймать их, ума не приложу. Говорю им, вы что, мужики, с ума, что ли, посходили? Меня же теперь волчица живьем съест! «Да не тронет она тебя!» — уверенно так отвечают и спокойно отъезжают к себе в город. Через три дня — на тебе, словно по запаху тех волчат учуяла окаянная, явилась. Сначала ягненок, теперь Айна… Вот напасть! Неужели мстит мне?

— И что, никто ничего не слышал? — удивился Николай.

— Да слышали! — махнул рукой Юрка. — Жена слышала, теща… Толку только! Пальма скулит, бабы бояться во двор выйти, а меня не добудиться — перебрал вчера маленько. Теперь не знаю, что дальше будет: у меня вон еще овца осталась, телка…

— А может, отстанет уже? — спросил Виктор.

— Да нет. Думаю, раз не нашла своих, будет мстить до последнего. Охотника бы хорошего, чтобы хоть отпугнул её. Те ухари оставляли мне свой телефон, да я засунул куда-то, не найду.

— А знаешь… — озарило Виктора. — Я могу с напарником своим переговорить, Степаном Комлевым. Старый охотник, у него и разрешение есть, и на крупного зверя ходил.

— А когда он будет? — ухватился за его слова Юрка.

— Да завтра в Петрозаводске мы с ним и увидимся, поедем к армянину на фирму за материалом. Я ему всё и расскажу.

— Хорошо бы, — загорелся Юрка, — а то, чувствую, не даст мне, треклятая, покоя.

Резник поднялся.

— Ну, я, наверное, пойду, почитаю еще перед сном, да на боковую. Коль, ты со мной?

— Побуду еще немного. Ты только дверь не закрывай, ночевать, скорее всего, приду к тебе, не хочу к Пашкину.

— Добро.

Виктор попрощался со всеми Захаровыми, с Митькой. Юрка пошел его проводить. У калитки спросил:

— Тебе хоть там не скучно одному? Вроде как и поговорить не с кем?

— Да почему не с кем? Днем целая орава работает: строители, электрики. Армянин скоро жестянщиков пригонит.

— Ну и ладно, я за тебя спокоен, — сказал на прощание Юрка. — Не забудешь своему напарнику про волчицу рассказать?

— Не переживай, скажу обязательно.

Тут Юрка засуетился.

— Тебе молока налить? Выпьешь там у себя.

— Если можно, — сказал Виктор. Домашнего молока он давненько не пил.

— Не стесняйся — надо чего, заходи. Придешь еще, картошки тебе накопаю, зелень есть, моркови надергаешь… Что ты там хоть ешь?

Виктор неловко передернул плечами.

— Дает немного армянин на пропитание.

— Не картошку же с зеленью?

Виктор усмехнулся. Юрка мотнулся обратно в дом, через минуту выскочил с литровой банкой молока в руках. Виктор поблагодарил.

— Да не за что, — снова заблистал глазами Юрка. — Спасибо — тебе.

— Я тогда загляну, как со Степаном переговорю?

— Заскакивай, — горячо пожал ему руку Юрка, и Виктор неторопливо побрел обратно на дачу армянина.

На остановке уже сидела Галка, но то ли издали не признала (он шел по другой — темной — стороне улицы), то ли не обратила на него никакого внимания, Виктор прошел незамеченным, думая о своем.

Решение Саленко и Бражко, разбередило душу всем. Даже Женька, как ни геройствовал, после прощания с земляками побрел по поселку, осунувшись, как потерянный. Малой ничего старался об этом не говорить. Не по себе было и Виктору. Но что он мог сделать? Возвращаться домой с пустыми руками было нельзя — ни своего хозяйства, ни огорода, ни скотины, ни птицы, — ничего, что помогло бы кое-как продержаться до весны. Обыкновенная городская двухкомнатная квартира, крыша над головой, за которую надо платить, и деньги для этого и всего остального должен добыть он, глава своего небольшого семейства. В передрягах первых дней неудачной шабашки он сознательно отодвигал мысли о доме, чтобы не терзаться лишней болью, но отъезд разочаровавшихся в пустой затее мужиков с новой силой напомнил о том, ради кого и ради чего он здесь…

Но кажется, не все еще потеряно. С Казаряном ему пока что везет, и он сделает все, чтобы не упустить этого везения. Тем более, что ничего особенного для этого не требуется — только работа. Старательная, добросовестная, с полной, как говорится, отдачей. Ну, с этим у него никогда проблем не было. И в институте, и на заводе, и в конструкторском бюро — везде и всегда он был на хорошем счету. Само собой это получалось, и, наверное, по-другому быть не могло. Таким уж, видно, родился. Таким получился. Таким, судя по всему, и останется…

Перед сном Виктор вышел из сарайчика на воздух. Постоял под темным бездонным небом, под яркой, в нежной дымке луной, под приглушенными ее светом знакомыми, но странно сдвинувшимися с привычных мест звездами — еле узнал среди них Кассиопею, не сразу разглядел ковш Большой медведицы — не та широта…

Ночь постепенно насытила уши тишиной. Отдельные звуки только обостряли её, гортанные переклики лягушек будто раздирали на части. Где-то неподалеку в озере плеснулась игривая рыбешка, откуда-то донесся звонкий девичий смех. Накатили сладкие воспоминания прошлого, но перемешались так, что вычленить что-либо из этого сумбура просто невозможно: яркие глаза дочки, теплая улыбка жены, книги на полках, гитара в руках… На душе просветлело…

Виктор забрался по крутой лестнице в свою «голубятню», наполнившуюся теплом от электрокамина, вытянулся на мягком матрасе, укрылся плотным спальным мешком и сладко заснул сном человека, довольного собой и своей, пусть на первый взгляд и мало примечательной, жизнью.