Лирика 30-х годов

Где объявился еж, змее уж там не место.

«Вот черт щетинистый! Вот проклятущий бес-то!

Ну, погоди ужо: долг красен платежом!»

Змея задумала расправиться с ежом,

Но, силы собственной на это не имея,

Она пустилася вправлять мозги зверьку

Хорьку:

«Приятель, погляди, что припасла к зиме я:

Какого крупного ежа!

Вот закусить кем можно плотно!

Одначе, дружбою с тобою дорожа,

Я это лакомство дарю тебе охотно.

Попробуешь, хорек, ежиного мясца,

Ввек не захочешь есть иного!»

Хорьку заманчиво и ново

Ежа испробовать. Бьет у хорька слюнца:

«С какого взять его конца?»

«Бери с любого!

Бери с любого! —

Советует змея. — С любого, голубок!

Зубами можешь ты ему вцепится в бок

Иль распороть ему брюшину,

Лишь не зевай!»

Но еж свернулся уж в клубок.

Хорь, изогнувши нервно спину,

От хищной радости дрожа,

Прыжком метнулся на ежа

И напоролся… на щетину.

Змея шипит: «Дави! Дави его! Дави!..

Да что ты пятишься? Ополоумел, что ли?!»

А у хорька темно в глазах от боли

И морда вся в крови.

«Дави сама его! — сказал змее он злобно. —

И ешь сама… без дележа.

Что до меня, то блюдо из ежа,

Мне кажется, не так-то уж съедобно!»

Мораль: враги б давно вонзили в нас клыки,

Когда б от хищников, грозящих нам войною,

Не ограждали нас щетиною стальною

Красноармейские штыки.

В саду зеленом и густом

Пчела под розовым кустом

Заботливо и радостно жужжала.

А под кустом змея лежала.

«Ах, пчелка, почему, скажи, судьба твоя

Счастливее гораздо, чем моя?»

Сказала так пчеле змея:

«В одной чести с тобой мне быть бы надлежало.

Людей мое пугает жало,

Но почему ж тогда тебе такая честь

И ты среди людей летаешь так привольно?

И у тебя ведь жало есть,

Которым жалишь ты, и жалишь очень больно!»

«Скажу, ты главного, я вижу, не учла, —

Змее ответила пчела, —

Что мы по-разному с тобою знамениты,

Что разное у нас с тобой житье-бытье,

Что ты пускаешь в ход оружие свое

Для нападения, я ж — только для защиты».

Зла в Афоне нет и следу,

Предушевный паренек.

Любит вечером к соседу

Он зайти на огонек.

«Добрый вечер, Пал-Иваныч!»

И пожатие руки.

Пал-Иваныч с книгой на ночь:

Над евангельем Луки.

«Добрый вечер, друг Афоня!

Из райкома аль в райком?

Посиди, за чем погоня?

Побалуемся чайком».

Так уютно,

Так приютно,

Самоварчик так поет.

Пал-Иваныч поминутно

Чашку с чаем подает.

Говорит он так солидно,

Речь такую слушать век, —

Сразу видно,

Сразу видно,

Что хороший человек.

Есть грешок в нем: богомолен.

Ну да бог ему простит,

Сам живет он, — всем доволен

И предрика угостит.

Жил когда-то он богато,

А теперь наоборот.

Мало ль было что когда-то?

Нынче он, как весь народ.

Все в колхоз, и он туда же,

Подтянув себе живот.

Получилось как-то даже:

Он в колхозе счетовод.

На мудрейшие задачи

У него готов ответ:

«Как по части хлебосдачи,

Пал-Иваныч, сбою нет?»

Пал-Иваныч тихо крякнет:

«Первым делом важен план-с». —

Раз-другой на счетах брякнет

И покажет весь баланс.

«Вот себя заобеспечим…

Не умрет без нас Москва…»

Крыть его, глядишь, и нечем,

Потому что — голова.

Видно все как на ладони,

Вот какие, мол, дела.

Ясно сразу для Афони:

Хлебосдача тяжела.

Вот с весны в колхозе кони

Чтой-то стали подыхать.

Ясно сразу для Афони:

Всей запашки не вспахать.

Нет порядочной супони,

А не то что — хомута.

Ясно сразу для Афони:

Не колхоз, а срамота.

Люди — лодыри и сони…

Хоть бежать отсель бегом…

Ясно, ясно для Афони:

Пал-Иваныч прав кругом.

Искривил Афоня губы,

Ус досадливо грызет:

«Отчего бы, почему бы

Так колхозу не везет?

Враг бы нам подставил ногу,

Так с врагами — благодать:

Кулаков у нас, ей-богу,

Не слыхать и не видать!»

«Весь колхоз перепололи.

Где тут взяться кулаку?..

Подогреть чаишку что-ли?

Я подбавлю сахарку».

Так уютно,

Так приютно,

Самоварчик так поет.

Пал-Иваныч поминутно

Чашку с чаем подает.

Говорит он так солидно.

Речь такую слушать век.

Сразу видно,

Сразу видно,

Что хор-ро-ший человек!

Смерть. С ней мирится ум, но сердце не

мирится,

Болезненно сжимаясь каждый раз.

Не верится, что нет бойца, что он — угас:

Улыбкою его лицо не озарится,

Морщинки ласково не набегут у глаз.

Внезапным натиском смертельного недуга

Боец сражен. Поникла голова.

…Последний путь. Прощальные слова.

С останками испытанного друга

Простилась скорбная Москва.

Прощай, Барбюс! Ты — мертв. Но образ

твой — он вечен,

Как вечно то, чему так честно ты служил.

На родине своей ты будешь встречен

Железным строем тех, чьей славой ты отмечен,

Чьей героической борьбой дышал и жил.

Нас разлучат с тобой леса, долины, реки,

Но ты для нас в краю своем родном

С друзьями нашими останешься навеки

Живым и творческим звеном.