Лирика 30-х годов

Пока я сижу за столом

В своем одиночестве строгом,

Апрель, золотым помелом

Махая, идет по дорогам.

Потоки торопятся с гор,

И снегу последнему жарко,

И слышен скворцов разговор

Над смолкнувшим тракторным парком.

Пока я сижу за столом

И призрачны строки, как тени,

Предвестник цветения — гром

Срывается с веток весенних.

Кто свежей пойдет бороздой,

Кто к выезду ладил машины,

Кто сердца надеждой простой

Встречает прилет журавлиный,

Тот счастлив, как я за столом:

Он с тою же думой упорной

Взращенные где-то в былом

Засеет отборные зерна.

Между городом и горою,

На которой лежат облака,

Мчится злая, любимая мною,

Несмолкающая река.

Мчится так:

И звеня, и воя,

И швыряя на берега,

Точно кружево дорогое,

Пену белую, как снега.

Пробивается косо, криво

Мимо гор,

По горбам камней.

Сосны тундровые с обрыва

Простирают ветви над ней.

Вот январь озера и камни

Заковал, как в железо, в лед,

Но и в стужу поет река мне,

Неустанно стремясь вперед.

Знаю: так не умею петь я,

Но бессмертнее наша речь.

Отряхнули сосны столетья,

Словно иней,

С колючих плеч.

Над столетьями,

Над валунами,

Над узлами дикой воды

Вознесенный на взгорье нами,

Город наш, словно в небе ты.

Лунной пеной сияют крыши,

Как улыбки, огни легки.

Я иду над рекой и слышу

Силу звонкую той реки,

Что бескрайностью многоцветной,

Несравнимую ни с одной

Жизнь мою

Пронесет победно

Беспокойной крутой волной.

Года идут.

Мы вспоминаем даты

Своих рождений

И чужих смертей.

Ликуют рощи,

Падают закаты

И умирают на руках ветвей.

Года идут.

Двадцать шестой по счету,

Как птица, пролетает шумный май.

Глядят деревья в голубую воду,

Влюбленных к соловьям везет трамвай

Нева качает легкие байдарки,

Из скверов к людям тянутся цветы.

Любимая,

В распахнутые парки

Сегодня не со мною входишь ты.

Я версты мну по праву пешехода, —

Военного похода рядовой.

Я славлю многотрудный день народа,

Твоих друзей,

Поющих над Невой.

Они поют,

И пенная, как пиво,

Заря с балтийской встретится волной.

И кто-нибудь, веселый и красивый,

Тебе шепнет о счастье под луной…

Приемля жизни жесткие порядки,

От полусуточной ходьбы устав,

Я буду спать в брезентовой палатке,

Не жалуясь на воинский устав.

Пускай мне снится дом с высокой

крышей,

В знакомых окнах поздний блеск огня.

Мой современник, русый или рыжий,

Сочувствием встречающий меня.

И если станет правдой на рассвете

Весь этот сон…

Пока тоска остра,

Я вспомню все:

И заполярный ветер,

И сны в лесу,

И сказки у костра.

Суровых рек серебряное пенье,

Пчелиный гуд полуденных аллей…

И под шагами зашипят каменья

Неколебимых боевых путей.

С красноармейской дружбой

на привале,

Куря махорку,

Глядя в облака,

Я не скажу ни слова о печали,

Да будет и тебе судьба легка!

Что эта невеселая разлука?

Дни промелькнут,

Свершится наш поход.

Встречая нас,

Сады протянут руки,

Сверкающие, полные щедрот.

Ни за столом,

Ни на тропинке росной

Я никаких сочувствий не приму,

Пока страны немеркнущие весны

Не изменяют сердцу моему.

Великий город,

Старый Летний сад,

Железное бессмертие оград.

Почти живая строгость фонарей,

Над площадями окна этажей.

Я каждому окну пошлю привет,

Пусть фонари наполнит белый

свет.

Пусть липы словно в первый раз

цветут,

Пусть всех оркестры из квартир

зовут.

Да будет и влюбленным и

седым

Не горек твой неистребимый дым.

Пускай качает лодки их Нева,

Пускай такси их мчат на Острова.

Пускай, войдя в многоголосый круг,

Меня забудет незабвенный друг.

То не беды, —

Людского счастья знак.

Где сосен шум,

Где необъятен мрак,

И я не зря зажгу свой огонек.

И, бормоча созвучья новых строк,

Опять забуду в дальней тишине

Того, кто затоскует обо мне.

То не беды, —

Людского счастья знак.

Весна.

Нева.

Вокзал.

Да будет так!

Мне знакома дорога на Луки,

Край полуденный,

Невель,

Велúж,

Снова встречи мои и разлуки

Вспоминать, словно песни,

велишь.

Вдаль уходит мой поезд

почтовый,

Провожу его легкой тоской.

Еле видно в просветах сосновых,

Как мне спутница машет рукой.

Над озерной погибельной тиной,

Над прибитой померкшей листвой,

Выжидая ли вылет утиный,

Непонятный ли слушая вой,

Я забуду на миг об охоте —

Ни манок не возьму, ни ружье,

Вдруг в дорожном увидев блокноте

Быстрый скошенный почерк ее.

Вот припомни простую осень,

Листья желтые на лету,

Как их ветер метет, уносит,

Торжествуя в старом саду.

Так и я без тоски, без боли,

Просто жизнью делясь с другой,

Вспомню, как мы играли в поле,

Как махала ты мне рукой.

Промелькнувшая

Прядью тонкой

Темно-русых легких волос,

Где-то в детстве поешь

девчонкой…

Замечательная до слез,

Я тебя никогда не встречу,

И до дома не провожу,

На крутые белые плечи

Рук усталых не положу.

Ну, а плечи теперь крутые,

Груди — лебеди,

А глаза

Сероватые,

Молодые

И спокойные, как роса.

Впрочем, я не заплачу, если

Невозвратным потоком лет

Унесло это все,

И песни

Той далекой, как детство, нет.

Может, выцветшая

В покое,

Отбиваясь от мелких дум,

Вдруг услышишь в душе былое,

Как реки отдаленной шум.

Что ж,

Гляди в эти строки…

С тонкой

Темно-русой прядью волос,

Улыбаясь, поет девчонка,

Замечательная до слез.

Здесь я живу,

А где-то ты живешь,

И край мой по-осеннему хорош.

Он весь со мной сегодня заодно:

Однообразно дождь стучит в

окно,

Шумит багровый клен,

Волна шумит,

И кажется — одно их тяготит.

В согласье с ними думы у стогов

Под темными платками облаков.

И даже дым,

Ползущий наземь с крыш,

И приозерный

Гнущийся камыш,

И от ночных костров грязца золы,

И журавли,

Кричащие «курлы»,

И солнце,

Глянувшее невзначай, —

Все шлет тебе

И вторит мне:

«Прощай!»

Листья в овраге

Нашли приют.

Черны от влаги,

Дымятся тут.

А как шептали,

Шумели как!

Их снег завалит

И свяжет мрак.

Так умер лютик

И крик совы…

Так сходят люди

С дорог кривых.

И эти строки —

Мой вольный труд,

Как шум осоки,

Как вы, умрут.

Но то не слава ль?

Да, и она.

Упав под заваль,

спят семена.

Путей других нет,

Лишь с теплых туч

Их гром окликнет,

Обнимет луч.

И ветер дернет, —

Росток, ложись.

Ответят корни

Борьбой за жизнь:

Тот в кость

волчицы,

Тот в пень проник,

Как мы в

страницы

Заветных книг.

И коль сурова

Безмолвьем смерть,

Ты будешь снова,

Листва, шуметь

Ольховой веткой,

Цветком лесным,

Вздохнувшей клеткой,

Иглой сосны.

Так, может, к людям

Приду опять.

О чем мы будем

Тогда мечтать?

Бывает: вспомнится, приснится

Литературный особняк,

Где всяк, спеша за славой,

злится,

А славен далеко не всяк.

Где буквы вбиты в гладь

металла:

«Литфонд»,

«Драмсекция»,

«Группком».

Где от велика и до мала

Всяк с дипломатией знаком.

Где мне встречались чудо-люди,

Которым не сложить строки,

А между тем, они и судьи,

И авторы, и знатоки.

Все это вспомнится, приснится,

И как обрадуешься вдруг,

Что над тобою свищут птицы,

Косцы идут на дальний луг.

В дома, как солнце, глянет слава, —

Не дипломатия, не лесть:

Покрыла дальний луг отава,

А на лугу стогов не счесть!

Привет тебе, земля-отрада,

Как счастлив, что твою красу

Сквозь все невзгоды и преграды

Я незапятнанной несу.