Лирика 30-х годов

Жизнью ни голодною, ни сытой,

Как другие многие края,

Чем еще была ты знаменита,

Старая Смоленщина моя?

Бросовыми землями пустыми,

Непроезжей каторгой дорог,

Хуторской столыпинской пустыней,

Межами и вдоль и поперек.

Помню, в детстве, некий дядя Тихон,

Хмурый, враспояску, босиком, —

Говорил с безжалостностью тихой:

— Запустить бы все… под лес… кругом…

Да, земля была, как говорят,

Что посеешь, — не вернешь назад…

И лежали мхи непроходимые,

Золотые залежи тая,

Черт тебя возьми, моя родимая,

Старая Смоленщина моя!..

Край мой деревянный, шитый лыком,

Ты дивишься на свои дела.

Слава революции великой

Стороной тебя не обошла.

Деревушки бывшие и села,

Хуторские бывшие края

Славны жизнью сытой и веселой, —

Новая Смоленщина моя.

Хлеб прекрасный на земле родится,

На поля твои издалека —

С юга к северу идет пшеница,

Приучает к булке мужика.

Расстоянья сделались короче,

Стали ближе дальние места.

Грузовик из Рибшева грохочет

По настилу нового моста.

Еду незабытыми местами,

Новые поселки вижу я.

Знаешь ли сама, какой ты стала,

Родина смоленская моя?

Глубоко вдыхаю запах дыма я,

Сколько лет прошло? Немного лет…

Здравствуй, сторона моя родимая!

Дядя Тихон, жив ты или нет?!

Кто ж тебя знал, друг ты ласковый мой,

Что не своей заживешь ты судьбой?

Сумку да кнут по наследству носил, —

Только всего, что родился красив.

Двор без ворот да изба без окон, —

Только всего, что удался умен.

Рваный пиджак, кочедыг да копыл, —

Только всего, что ты дорог мне был.

Кто ж тебя знал, невеселый ты мой,

Что не своей заживешь ты судьбой?

Не было писано мне на роду

Замуж пойти из нужды да в нужду.

Голос мой девичий в доме утих.

Вывел меня на крылечко жених.

Пыль завилась, зазвенел бубенец,

Бабы запели — и жизни конец…

Сказано было — иди да живи, —

Только всего, что жила без любви.

Жизнь прожила у чужого стола, —

Только всего, что забыть не могла.

Поздно о том говорить, горевать.

Батьке бы с маткой заранее знать.

Знать бы, что жизнь повернется не так,

Знать бы, чем станет пастух да батрак.

Вот посидим, помолчим над рекой,

Будто мы — парень да девка с тобой.

Камушки моет вода под мостом,

Вслух говорит соловей за кустом.

Белые звезды мигают в реке.

Вальсы играет гармонь вдалеке…

Тихо, тихо пошла грузовая машина,

И в цветах колыхнулся твой гроб, Катерина.

Он проплыл, потревоженный легкою дрожью,

Над дорогой, что к мосту ведет из села,

Над зеленой землей, над светлеющей рожью,

Над рекой, где ты явор девчонкой рвала.

Над полями, где девушкой песни ты пела,

Где ты ноги свои обмывала росой,

Где замужнюю бил тебя муж, от нужды

одурелый,

Где ты плакала в голос, оставшись вдовой…

Здесь ты борозды все босиком исходила,

Здесь бригаду впервые свою повела,

Здесь легла твоя женская бодрость и сила —

Не за зря — за большие, родная, дела.

Нет, никем не рассказано это доныне,

Как стояла твоя на запоре изба,

Как ты, мать, забывала о маленьком сыне,

Как ты первой была на полях и в овине,

Как ты ночью глухой сторожила хлеба…

Находила ты слово про всякую душу —

И упреком, и лаской могла ты зажечь.

Только плохо свою берегли мы Катюшу —

Спохватились, как поздно уж было беречь…

И когда мы к могиле тебя подносили

И под чьей-то ногою земля, зашумев, сорвалась,

Вдруг две бабы в толпе по-старинному заголосили:

— А куда ж ты, Катя, уходишь от нас…

Полно, бабы. Не надо.

Не пугайте детей.

По-хорошему, крепко

Попрощаемся с ней.

Мы ее не забудем. И вырастим сына.

И в работе своей не опустим мы рук.

Отдыхай, Катерина.

Прощай, Катерина,

Дорогой наш товарищ и друг.

Пусть шумят эти липы

Молодой листвой,

Пусть веселые птицы

Поют над тобой.

Сам не помню и не знаю

Этой старой песни я.

Ну-ка, слушай, мать родная,

Митрофановна моя.

Под иголкой на пластинке

Вырастает песня вдруг,

Как ходили на зажинки

Девки, бабы через луг.

Вот и вздрогнула ты, гостья,

Вижу, песню узнаешь…

Над межой висят колосья,

Тихо в поле ходит рожь.

В знойном поле сиротливо

День ты кланяешься, мать.

Нужно всю по горстке ниву,

По былинке перебрать.

Бабья песня. Бабье дело.

Тяжелеет серп в руке.

И ребенка плач несмелый

Еле слышен вдалеке.

Ты присела, молодая,

Под горячею копной.

Ты забылась, напевая

Эту песню надо мной.

В поле глухо, сонно, жарко,

Рожь стоит, — не перестой.

…Что ж ты плачешь? Песни ль жалко

Или горькой жизни той?

Или выросшего сына,

Что нельзя к груди прижать?..

На столе поет машина,

И молчит старуха мать.

Кружились белые березки,

Платки, гармонь и огоньки.

И пели девочки-подростки

На берегу своей реки.

И только я здесь был не дома,

Я песню узнавал едва.

Звучали как-то по-иному

Совсем знакомые слова.

Гармонь играла с перебором,

Ходил по кругу хоровод,

А по реке в огнях, как город,

Бежал красавец пароход.

Веселый и разнообразный,

По всей реке, по всей стране

Один большой справлялся праздник,

И петь о нем хотелось мне.

Петь, что от края и до края,

Во все концы, во все края,

Ты вся моя и вся родная,

Большая родина моя.

В долинах уснувшие села

Осыпаны липовым цветом.

Иду по дороге веселой,

Шагаю по белому свету.

Шагаю по белому свету,

О жизни пою человечьей,

Встречаемый всюду приветом

На всех языках и наречьях.

На всех языках и наречьях,

В родимой стране без изъятья,

Понятны любовь и сердечность,

Как доброе рукопожатие.

Везде я и гость и хозяин,

Любые откроются двери,

И где я умру, я не знаю,

Но места искать не намерен.

Под кустиком первым, под камнем

Копайте, друзья, мне могилу.

Где лягу, там будет легка мне

Земля моей родины милой.

Шумит, пробираясь кустами,

Усталое, сытое стадо.

Пастух повстречался нестарый

С насмешливо-ласковым взглядом.

Табак предлагает отменный,

Радушною радует речью.

Спасибо, товарищ почтенный,

За добрую встречу.

Парнишка идет босоногий,

Он вежлив, серьезен и важен.

Приметы вернейшей дороги

С готовностью тотчас укажет.

И следует дальше, влекомый

Своею особой задачей.

Спасибо, дружок незнакомый,

Желаю удачи!

Девчонка стоит у колодца,

Она обернется, я знаю,

И через плечо улыбнется,

Гребенку слегка поправляя.

Другая мне девушка снится,

Но я не боюсь порицанья:

Спасибо и вам, озорница,

За ваше вниманье.

За недолгий жизни срок,

Человек бывалый,

По стране своей дорог

Сделал я не мало.

Под ее шатром большим,

Под широким небом

Ни один мне край чужим

И немилым не был.

Но случилося весной

Мне проехать мимо

Маленькой моей, глухой

Станции родимой.

И успел услышать я

В тишине минутной

Ровный посвист соловья

За оградкой смутной.

Он пропел мне свой привет

Ради встречи редкой,

Будто здесь шестнадцать лет

Ждал меня на ветке.

Счастлив я.

Отрадно мне

С мыслью жить любимой,

Что в родной моей стране

Есть мой край родимый.

И еще доволен я, —

Пусть смешна причина, —

Что на свете есть моя

Станция Починок,

И глубоко сознаю,

Радуюсь открыто,

Что ничье в родном краю

Имя не забыто.

И хочу трудиться так,

Жизнью жить такою,

Чтоб далекий мой земляк

Мог гордиться мною.

И встречала бы меня,

Как родного сына,

Отдаленная моя

Станция Починок.

За распахнутым окном,

На просторе луга

Лошадь сытая в ночном

Отряхнулась глухо.

Чуял запах я воды

И остывшей пыли.

Видел — белые сады

В темноте светили.

Слышал, как едва-едва

Прошумела липа,

Как внизу росла трава

Из земли со скрипом.

Не стареет твоя красота,

Разгорается только сильней.

Пролетают неслышно над ней,

Словно легкие птицы, лета.

Не стареет твоя красота,

А росла ты на жесткой земле,

У людей, не в родимой семье,

На хлебах, на тычках, сирота.

Не стареет твоя красота,

И глаза не померкли от слез.

И копна темно-русых волос

У тебя тяжела и густа.

Все ты горькие муки прошла,

Все ты вынесла беды свои.

И живешь, и поешь, весела

От большой, от хорошей любви.

На своих ты посмотришь ребят,

Радость матери нежной проста:

Все в тебя, все красавцы стоят,

Как один, как орехи с куста.

Честь великая рядом с тобой

В поле девушке стать молодой.

Всюду славят тебя неспроста —

Не стареет твоя красота.

Ты идешь по земле молодой —

Зеленеет трава за тобой.

По полям, по дорогам идешь —

Расступается, кланяясь, рожь.

Молодая береза в лесу

Поднялась и ровна и бела.

На твою она глядя красу,

Горделиво и вольно росла.

Не стареет твоя красота.

Слышно ль, женщины в поле поют, —

Голое памятный все узнают —

Без него будто песня не та.

Окна все пооткроют дома,

Стихнет листьев шумливая дрожь,

Ты поешь! Потому так поешь,

Что ты песня сама.

И первый шум листвы еще неполной,

И след зеленый по росе зернистой,

И одинокий стук валька на речке,

И грустный запах молодого сена,

И отголосок поздней бабьей песни,

И просто небо, голубое небо —

Мне всякий раз тебя напоминают.

Молодой, веселый, важный

За рулем шофер сидит,

И, кого не встретит, каждый

Обернется, поглядит.

Едет парень, припорошен

Пылью многих деревень.

Путь далекий, день хороший.

По садам цветет сирень.

В русской вышитой рубашке

Проезжает он селом.

У него сирень в кармашке,

А еще и на фуражке,

А еще и за стеклом.

И девчонка у колодца

Скромный делает кивок.

Журавель скрипит и гнется,

Вода льется на песок.

Парень плавно, осторожно

Развернулся у плетня.

— Разрешите, если можно,

Напоить у вас коня.

Та краснеет и смеется,

Наклонилась над ведром:

— Почему ж? Вода найдётся,

С вас и денег не возьмем:

Где-то виделись, сдается?..

А вода опять же льется,

Рассыпаясь серебром.

Весь — картина,

Молодчина

От рубашки до сапог.

Он, уже садясь в кабину,

Вдруг берет под козырек.

На околице воротца

Открывает сивый дед,

А девчонка у колодца

Остается,

Смотрит вслед:

Обернется или нет?..

Вдоль дороги, широкой и гладкой,

Протянувшейся вдаль без конца,

Молодые, весенней посадки,

Шелестят на ветру деревца.

А дорога, сверкая, струится

Меж столбов, прорываясь вперед,

От великой советской столицы

И до самой границы ведет.

Тени косо бегут за столбами,

И столбы пропадают вдали.

Еду вровень с густыми хлебами

Серединой родимой земли.

Ветер, пой, ветер, вой на просторе!

Я дорогою сказочной мчусь.

Всю от моря тебя и до моря

Вижу я, узнаю тебя, Русь!

Русь! Леса твои, степи и воды

На моем развернулись пути.

Города, рудники и заводы

И селенья — рукой обвести.

Замелькал перелесок знакомый,

Где-то здесь, где-то здесь в стороне

Я бы крышу родимого дома

Увидал. Или кажется мне?

Где-то близко у этой дороги —

Только не было вовсе дорог —

Я таскался за стадом убогим,

Босоногий, худой паренек.

Детство бедное. Хутор далекий.

Ястреб медленно в небе кружит.

Где-то здесь, на горе невысокой,

Дед Гордей под сосенкой лежит…

Рвется ветер, стекло прогибая,

Чуть столбы поспевают за мной.

Паровоз через мост пробегает

Высоко над моей головой.

По дороге, зеркально блестящей,

Мимо отчего еду крыльца.

Сквозь тоннель пролетаю гудящий,

Освещенный, как зала дворца.

И пройдут еще годы и годы,

Будет также он ровно гудеть.

Мой потомок на эти же своды

С уважением будет глядеть.

И дорога, что смело и прямо

Пролегла в героический срок,

Так и будет одною из самых

На земле величайших дорог.

Все, что мы возведем, что проложим, —

Все столетиям славу несет…

Дед, совсем ты немного не дожил,

Чтоб века пережить наперед.

Косые тени от столбов

Ложатся край дороги.

Повеет запахом хлебов —

И вечер на пороге.

И близок, будто на воде,

В полях негромкий говор.

И радио, не видно где,

Поет в тиши садовой.

А под горой течет река,

Чуть шевеля осокой,

Издалека-издалека

В другой конец далекий.

По окнам, вспыхивает свет.

Час мирный. Славный вечер.

Но многих нынче дома нет,

Они живут далече.

Кто вышел в море с кораблем,

Кто реет в небе птицей,

Кто инженер, кто агроном,

Кто воин на границе.

По всем путям своей страны,

Вдоль городов и пашен,

Идут крестьянские сыны,

Идут ребята наши.

А в их родном поселке — тишь

И ровный свет из окон.

И ты одна в саду сидишь,

Задумалась глубоко.

Быть может, не привез письма

Грузовичок почтовый.

А может, ты уже сама

В далекий путь готова.

И смотришь ты на дом, на свет,

На тени у колодца —

На все, что, может, много лет

Видать во сне придется…

Три года парень к ней ходил,

Три года был влюблен,

Из-за нее гармонь купил,

Стал гармонистом он.

Он гармонистом славным был,

И то всего чудней,

Что он три года к ней ходил,

Женился ж я на ней.

Как долг велит, с округи всей

К торжественному дню

Созвал я всех своих друзей

И всю свою родню.

Все пьют за нас, за молодых,

Гулянью нет конца.

Две легковых, три грузовых

Машины у крыльца.

Но вот прервался шум и звон,

Мелькнула тень в окне,

Открылась дверь — и входит он.

С гармонью на ремне.

Гармонь поставил у окна,

За стол с гостями сел,

И налил я ему вина

И разом налил всем.

И, подняв чарку, он сказал,

Совсем смутив иных:

— Я поднимаю свой бокал

За наших молодых…

И снова все пошло смелей,

Но я за ним смотрю.

Он говорит: — Еще налей.

— Не стоит, — говорю, —

Спешить не надо. Будешь пьян

И весь испортишь бал.

А лучше взял бы свой баян

Да что-нибудь сыграл.

Он заиграл. И ноги вдруг

Заныли у гостей.

И все, чтоб шире сделать круг,

Посдвинулись тесней.

Забыто все, что есть в дому,

Что было на столе,

И обернулись все к нему,

Невеста в том числе.

Кидает пальцы сверху вниз

С небрежностью лихой.

Смотрите, дескать, гармонист

Я все же неплохой…

Пустует круг. Стоит народ.

Поют, зовут меха.

Стоит народ. Чего-то ждет,

Глядит на жениха.

Стоят, глядят мои друзья,

Невеста, теща, мать.

И вижу я, что мне нельзя

Не выйти, не сплясать.

В чем дело, — думаю. Иду, —

Не гордый человек.

Поправил пояс на ходу

И дробью взял разбег.

И завязался добрый спор,

Сразились наравне:

Он гармонист, а я танцор, —

И свадьба в стороне.

— Давай бодрей, бодрей, — кричу,

Стучу ногами в такт.

А сам как будто я шучу,

Как будто только так.

А сам, хотя навеселе,

Веду свой строгий счет,

Звенит посуда на столе,

Народ в ладони бьет.

Кругом народ. Кругом родня —

Стоят, не сводят глаз.

Кто за него, кто за меня,

А в общем — все за нас.

И все один — и те, и те —

Выносят приговор,

Что гармонист на высоте,

На уровне танцор.

И, утирая честный пот,

Я на кругу стою,

И он мне руку подает,

А я ему свою.

И нет претензий никаких

У нас ни у кого.

Невеста потчует двоих,

А любит одного.

Умер Ивушка-печник,

Крепкий был еще старик…

Вечно трубочкой дымил он,

Говорун и весельчак.

Пить и есть не так любил он,

Как любил курить табак.

И махоркою добротной

Угощал меня охотно.

— На-ко, — просит, — удружи,

Закури, не откажи.

Закури-ка моего,

Мой не хуже твоего.

При каждом угощенье

Мог любому подарить

Столько ласки и почтенья,

Что нельзя не закурить.

Умер Ива, балагур,

Знаменитый табакур.

Правда ль, нет — слова такие

Перед смертью говорил:

Мол, прощайте, дорогие,

Дескать, хватит, покурил…

Будто тем одним и славен,

Будто, прожив столько лет,

По себе печник оставил

Только трубку да кисет.

Нет, недаром прожил Ива,

И не все курил табак,

Только скромно, не хвастливо

Жил печник и помер так.

Золотые были руки,

Мастер честью дорожил.

Сколько есть печей в округе —

Это Ивушка сложил.

И с ухваткою привычной,

Затопив на пробу печь,

Он к хозяевам обычно

Обращал

Такую речь:

— Ну, топите, хлеб пеките,

Дружно, весело живите.

А за печку мой ответ:

Без ремонта двадцать лет.

На полях трудитесь честно,

За столом садитесь тесно.

А за печку мой ответ:

Без ремонта двадцать лет.

Жизнью полной, доброй славой

Славьтесь вы на всю державу.

А за печку мой ответ:

Без ремонта двадцать лет.

И на каждой печке новой,

Ровно выложив чело,

Выводил старик бедовый

Год и месяц, и число.

И никто не ждал, не думал…

Взял старик да вдруг и умер,

Умер Ива, балагур,

Знаменитый табакур.

Умер скромно, торопливо.

Так и кажется теперь,

Что, как был, остался Ива,

Только вышел он за дверь.

Люди Иву поминают,

Люди часто повторяют:

Закури-ка моего,

Мой не хуже твоего.

А морозными утрами

Над веселыми дворами

Дым за дымом тянет ввысь.

Снег блестит все злей и ярче,

Печки топятся пожарче,

И идет как надо жизнь.

Звон из кузницы несется,

Звон по улице идет.

Отдается у колодца,

У заборов, у ворот.

Дружный, утренний, здоровый

звон по улице идет.

Звонко стукнула подкова,

Под подковой хрустнул лед;

Подо льдом ручей забулькал,

Зазвенело все кругом;

Тонко дзинькнула сосулька,

Разбиваясь под окном.

Молоко звонит в посуду,

Бьет рогами в стену скот, —

Звон несется отовсюду —

Наковальня тон дает.

За тысячу верст

От родимого дома

Вдруг ветер повеет

Знакомо-знакомо…

За тысячу верст

От родного порога

Проселочной, белой

Запахнет дорогой;

Ольховой, лозовой

Листвой запыленной,

Запаханным паром,

Отавой зеленой;

Картофельным цветом,

Желтеющим льном

И теплым зерном

На току земляном;

И сеном, и старою

Крышей сарая…

За тысячу верст

От отцовского края…

За тысячу верст

В стороне приднепровской —

Нежаркое солнце

Поры августовской.

Плывут паутины

Над сонным жнивьем,

Краснеют рябины

Под каждым окном

Хрипят по утрам

Петушки молодые,

Дожди налегке

Выпадают грибные.

Поют трактористы,

На зябь выезжая,

Готовятся свадьбы

Ко Дню урожая.

Страда отошла,

И земля поостыла.

И веники вяжет

Мой старый Данила.

Он прутик до прутика

Ровно кладет:

Полдня провозиться,

А париться — год!

Привет мой сыновний

Далекому краю.

Поклон мой, Данила,

Тебе посылаю.

И всем старикам

Богатырской породы

Поклон-пожеланье

На долгие годы.

Живите, красуйтесь,

И будьте здоровы —

От веников новых

До веников новых.

Поклон чудакам,

Балагурам непраздным,

Любителям песен

Старинных и разных.

Любителям выпить

С охоты — не с горя,

Рассказчикам всяческих

Славных историй…

Поклон землякам —

Мастерам, мастерицам,

Чья слава большая

Дошла до столицы.

Поклон одногодкам,

С кем бегал когда-то:

Девчонкам, ребятам —

Замужним, женатым.

Поклон мой лесам,

И долинам, и водам,

Местам незабвенным,

Откуда я родом,

Где жизнь начиналась,

Береза цвела,

Где самая первая

Юность прошла…

Родная страна!

Признаю, понимаю:

Есть много других,

Кроме этого края.

И он для меня

На равнине твоей

Не хуже, не лучше,

А только милей.

И шумы лесные,

И говоры птичьи,

И бедной природы

Простое обличье;

И стежки, где в поле

Босой я ходил

С пастушеским ветром

Один на один;

И песни, и сказки,

Что слышал от деда,

И все, что я видел,

Что рано изведал, —

Я в памяти все

Берегу, не теряя,

За тысячу верст

От родимого края.

За тысячу верст

От любимого края

Я все мои думы

Ему поверяю.

Я шлю ему свой

Благодарный привет,

Загорьевский парень,

Советский поэт.

Рожь, рожь… Дорога полевая

Ведет неведомо куда.

Над полем низко провисая,

Лениво стонут провода.

Рожь, рожь — до свода голубого,

Чуть видишь где-нибудь вдали,

Ныряет шапка верхового,

Грузовичок плывет в пыли.

Рожь уходилась. Близки сроки,

Отяжелела и на край

Всем полем подалась к дороге,

Нависнула — хоть подпирай.

Знать, колос, туго начиненный,

Четырехгранный, золотой,

Устал держать пуды, вагоны,

Составы хлеба над землей.