Лирика 30-х годов

Еще февраль, а сырость снега

уже зовет в далекий край,

где дым ойротского наслега,

где над водой грачиный грай,

где хвойных лиственниц отрада,

где гор глухое забытье,

где громогласных рек прохлада —

успокоение твое.

Желаньем радостным томимый,

ты устремляешься туда,

где дышит край, тобой любимый,

где в домнах плавится руда,

где из-под почвы черный уголь

взывает блеском слюдяным,

где по ночам седая вьюга

слепит дыханьем ледяным.

И снова — будто был и не был,

как в первый раз, все видишь ты, —

и степь,

и розовое небо,

и Салаирские хребты.

С низин подул осенний холодок…

Рассвет вставал медлительный и хмурый.

Ночных дождей еще сверкал поток.

На дальний плес, на отмелей песок

туман ложился.

Плыл рыбак понурый

с ночной рыбалки…

Вдоль по берегам

кусты толпились, налиты росою.

Но птицы не проснулись, птичий гам

еще дремал…

Над водной полосою —

в патронах нерастраченную дробь

мы Томью вниз несли, туда, где с нею

в один речной рукав сливалась Обь,

в местах слиянья густо зеленея.

Мы долго шли,

пока зеленый след

не затерялся в мутных обских водах,

пока на дальней пристани рассвет

не встречен был сигналом парохода.

На глинистых высоких берегах,

спадавших к водам, над волною низкой

он корпусом белел — такой, казалось,

близкий.

И флаг на нем, родной отчизны флаг,

алел, приподнят…

Солнце медным диском

из-за вершин кедровых поднялось,

и осветился лес, как подожженный…

На берег молча вышел сонный лось

и у воды склонился, отраженный

в ее прохладной медленной волне…

И вновь тогда я ощутил природу:

я услыхал,

как в этой тишине

сквозь губы цедит лось продрогший воду.