Я смотрел в окно иллюминатора на океан и думал, что было бы здорово упасть туда, только одному, не всем бортом. Чтобы пропасть навсегда, пусть меня больше никто не видит, не слышит, чтобы меня просто забыли. Рядом со мной сидел мужчина в сером костюме, который весь полет читал какую-то книгу, завернутую в обложку, и делал заметки на полях. Мы с ним разговорились, хоть я был совсем не в настроении с кем-то общаться, оказалось, что он психолог, живет в Штатах уже больше десяти лет, у него семья, дети, два автомобиля и квартира в центре Нью-Йорка. Он рассказал, что в Москву летает часто, там есть постоянные клиенты, которые нуждаются, чтобы с ними просто кто-то говорил — от этого у них появляются силы жить. Таких людей в Москве больше, чем где-либо, он мне так сказал. Потом мы выпили по коле с лимоном, и я рассказал, что сам давно живу в Штатах, что у меня там мама с сестрой, учеба, практика, девушка. Ни на один его уточняющий вопрос я внятно не ответил, я не мог сказать правду. Психолог, видимо, что-то понял и спросил, не пережил ли я недавно удар. Я сделал глоток ледяной колы с лимоном и сказал, что не люблю драться. После этого он мне протянул визитку, которую я положил во внутренний карман бомбера, и больше со мной не говорил.

Я не понимал, что буду делать в Штатах. Я вспоминал алгоритм, о котором мне рассказал отец, и мне казалось, это может завести куда-то не туда, но потом я вспомнил, как далеко я сам зашел, и, может, оно и лучше, когда есть хоть какой-то план. Мне пугала новая жизнь, и еще сильнее пугало, что будет в Москве. Как мама справится с тем, что отец ей изменил, как Юля будет без меня, как Катя, Алекс, Артем, Света, Ксюша будут обсуждать меня? И вообще, мне стало грустно, что ни с кем я не попрощался. Мне не дали.

Внезапно я подумал, что единственное верное решение, которое я могу принять и сделать, — пересобрать себя заново. Собрать новую жизнь, в которой я попытаюсь забыть ужасное. Я понимал, что это будет трудно, но другого выбора у меня не было. Я понял, что океан может быть и городом, в котором можно пропасть, и меня никто не увидит, не услышит, меня забудут. С такими мыслями я приближался к берегам новой жизни.

Когда загорелась лампочка «пристегните ремни», я закрыл глаза, глубоко вдохнул и почувствовал, как какая-то легкая дрожь пробежала по обшивке самолета и осталась где-то в хвосте.

Загрузка...