Я долго думал, насколько причастна Юля к тому, что произошло, пытался разобраться в себе и случившемся, но все размышления заканчивались на том, что я вспоминал сестру, лежащую в больнице, и тогда я остановился на том, что у Юли не было другого выбора, кроме как отомстить всем, кто обидел ее подругу. У Юли не было другого выбора, так как ей никто его не дал, в первую очередь я. Я оставил ее одну в том аду, который сам устроил. Где-то в глубине души я всегда буду помнить: это я подставил Юльку, ей пришлось слишком рано повзрослеть, гораздо раньше, чем мне. Я дал себе слово, что не буду ее расспрашивать, потому что все уже произошло. Юльке пришлось гораздо труднее, чем мне. Еще меня мучил вопрос, почему я остался жив. Почему меня не убили. Я знал, что ответить может только один человек, встречи с которым я теперь боюсь больше всего на свете. А еще я чувствовал странную вибрацию где-то под кожей. Вибрация сводила пальцы так, что я переставал их чувствовать и требовалось много усилий, чтобы согнуть их в кулак. Я растирал ладонь, сжимал и разжимал пальцы, но вибрация никуда не уходила. Я испугался, что чем-то отравлен или болен после всего того, что случилось в том кабинете. Я помню глаза той женщины, как она курила крепкие сигареты и для меня стала воплощением возмездия за все то, что я натворил. Еще мне казалось, что меня оставили в живых для чего-то другого, что я куда-то попал, но узнаю про это только в будущем. Или меня просто пожалели, впервые в жизни. Я зажмурился и почувствовал, как на ладонь упали две слезинки, а когда снова открыл глаза, подумал, что линия жизни на правой ладони стала пунктирной — по крайней мере, такую иллюзию вызвали слезы, которые я не стал вытирать. Нас можно считать и слабыми, и нервными, и экзальтированными. Но нам просто нужно, чтобы кто-то говорил, что хорошо, а что плохо. Нам просто хочется, чтобы с нами кто-то говорил, а не оставлял одних.

Загрузка...