Наша ретроспектива перемен в «духе времени» подошла к 60-летнему периоду, который для центрального сообщества Науки соответствует второй, «активной» четверти Надлома. Для сравнения – активная четверть Надлома российской истории длилась четверть века с 1918 по 1941 год. При этом, как мы предположили, психотипу Собаки соответствует 14-я стадия «гражданской войны» (1918-22), психотип Мастера востребован в период «нэпа», постреволюционной стабилизации (1923-1930), психотип Лестницы доминирует на 16-й стадии «культурной революции» (1931-38).
Заметим, что для нашего поколения, выросшего в конструктивное время третьей четверти достаточно легко уловить различия в «духе времени» между 17-й хрущевской и 18-й брежневско-горбачевской стадиями, которые для большинства внешних наблюдателей, включая новое постсоветское поколения слабо различимы по оттенку отношения именно к Науке и разным социально-психологическим стимулам. При том что разница такая же существенная, как между перестройкой и ельцинским периодом. В то же время мы уже с трудом различаем столь же существенные социально-психодогические различия между тремя стадиями активной четверти между двумя мировыми войнами. Даже для профессиональных «политологов» все что после Ленина – это сталинский режим.
Такая же и еще большая сложность с исследованием «духа времени» в период до Крымской войны, до Толстого и Достоевского. Классическая естественно-научная философия между Кантом и Марксом-Энгельсом для нас видится единым целым с легкими вариациями. Смелые научные гипотезы типа «флогистона» или «эфира» равным образом сложены и забыты в пыльных архивах истории науки. Собственно, по всем этим причинам нам придется рассматривать три знака майя и три эпохи вместе:
250 | Собака | 11.09.1795 – 29.05.1815 |
251 | Мастер | 30.05.1815 – 13.02.1835 |
252 | Лестница | 14.02.1835 – 31.10.1854 |
Сразу же можно уловить очевидную параллель между 14-й стадией гражданской войны в России и «эпохой Собаки», которой соответствуют наполеоновские войны – в масштабах европейской цивилизации их можно считать «гражданской войной». В этой связи возникает естественное сомнение: насколько верно мы определили центральное сообщество Науки, задающее общий ритм исторического развития? Потому как 14-я стадия для Науки явно совпадает с такой же 14-й стадией для политического класса Европы. Может быть, все гораздо проще, и европоцентризм получает надежный фундамент? Однако, не будем излишне переоценивать тот факт, что два сообщества – Науки и европейской элиты в какие-то периоды развиваются синхронно и территориально, что и обеспечивает центральное место Европы в глобальной политике. Уже во второй половине XIX века Наука выходит из сугубо европейских рамок на глобальный уровень, получает надежных и динамичных помощников в лице элиты североамериканской и российской цивилизаций. Сама же староевропейская надстройка цивилизации завершает активную четверть практически синхронно с Наукой, вместе с Крымской войной, но затем масштаб сообщества Науки резко вырастает, и европейская надстройка начинает эволюционировать быстрее, пройдя оставшиеся две стадии Надлома с большими узлами в период двух мировых войн. После второй мировой войны Европа получает новую надстройку с совсем иным политическим центром в лице СБ ООН, точнее кондоминиума внешнеполитических элит СССР и США (плюс неявно между ними Израиль) и их европейских союзников.
Таким образом, мы предварительно выявили факт синхронизации политических процессов европейской истории и истории современной Науки, что тоже подтверждает необходимость рассматривать эти три эпохи совместно.
Теперь, как и в предыдущей главе, попытаемся найти отражение трех эпох и перемен «духа времени» в классической литературе. Главным «властителем дум» для Европы и вестернизированных элит был Иоганн Вольфганг фон Гёте. И что не менее важно, главное творение Гёте и всей европейской литературы этого периода сфокусировано именно на судьбах Науки. Обоснование того, что две части «Фауста» являют собой притчу и пророчество о судьбах естественной Науки было представлено в одной из начальных главкниги «MMIX – Год Быка».
Следует добавить, что творчество Гете и написание «Фауста» имеют свое начало в «эпохе Воды» (1775-1795), которая соединяет и разделяет две первые четверти истории современной Науки. Поэтому мы будем сейчас отслеживать общие процессы, имеющие начало в эпоху Воды. Но в целом эта эпоха и ее главный герой Иммануил Кант заслуживает отдельной главы нашего философического квеста.
Нужно заметить, что для русской цивилизации властителем дум в этот же период стал Николай Михайлович Карамзин. Как и Гёте, открывший литературную «эпоху Воды» своим «Вертером», Карамзин начинает с сентиментального романа на исходе этой эпохи. Гёте вместе с другими авторами «эпохи Воды» готовит Европу к Великой революции и становится консерватором вследствие этих бурных событий. Карамзин своими записками из революционного Парижа приобретает литературную известность и звание первого российского консерватора.
При этом многие современники и потомки, имеющие склонность прикрывать внешним радикализмом отсутствие талантов, всячески пытались и до сих пор пытаются приравнять понятия «консерватор» и «реакционер». Этой прижизненной и посмертной участи не избежал и Гёте. Хотя для разумного человека достаточно вблизи посмотреть на разрушительные плоды деятельности радикалов, прикрывающихся романтикой прогресса, чтобы возжелать движения к прогрессу без радикализма.
Карамзин в своем творчестве и, прежде всего, в многотомной «Истории государства российского» заложил фундамент «нерукотворного памятника», завершенного Пушкиным и Гоголем – литературного русского языка, а заодно и исторического самосознания русской цивилизации и будущей российской нации. Что касается Гёте, то воздвигнутый им «нерукотворный памятник» сложнее. Речь не о языке немецкой литературы, а об общеевропейском языке символов и понятий, а также вовлечении в современную литературу широчайшего исторического диапазона жанровых форм.
Если же рассматривать «Фауста» как стихотворную «Историю Науки европейской», то параллели и единство «духа времени» между европейской и российской цивилизациями в рассматриваемые эпохи вполне просматриваются. Вместе с различиями – Европа сосредоточена на материальных, естественнонаучных аспектах бытия, Россия – на гуманитарных, исторических, социально-психологических что проявится позже и в творчестве русских классиках, и в рождении русского аналога и продолжения «Фауста» - булгаковского Романа о Воланде.
Рассмотрев влияние европейской цивилизации на Россию, мы не можем не принимать во внимание параллельные события на северо-западных берегах Атлантики. Здесь взаимосвязь творчества И.В.Гёте с политической культурой САСШ прослеживается через масонство. В целом североамериканские штаты и до сих пор остаются далеки от европейских сантиментов и символов, но намного более конкретны и прагматичны в претворении идеалов в политическую практику. Кроме того, общее культурное пространство с метрополией избавляло бывшие колонии от творческих мук и хлопот по переводу европейских ценностей на заокеанскую почву. Дж.Байрон, В.Скотт, Ч.Диккенс – достаточно велики как властители дум. Однако, смею предположить, что масонские речи Гёте оказывали большее влияние на отцов-основателей США. К тому же английская литература со времен Шекспира стоит особняком, перерабатывая европейские тренды в сатирически-фантастические сюжеты, например, превращая Фауста в Франкенштейна.
Кроме политических сюжетов и классической литературы в нашем распоряжении есть также труды европейской классической философии: немецкой естественнонаучной и французской социальной, английской политэкономической, а также оригинальной американской и российской политической мысли. Так что материалов для исследования вполне достаточно.
А вот чего нам недостает, так это понимания психологии элит столь отдаленной и сложной для восприятия эпохи. Поэтому нам придется настраивать, глубже фокусировать «оптику» различения психотипов и соответствующих исторических эпох. Поэтому эту главу мы завершим не детальным сопоставлением событий и артефактов трех эпох, а общим углублением представлений о трех востребованных в эти эпохи психотипах.
Итак, обрисуем небольшой этюд в области аналитической психологии, позволяющий развить понятия интровертности-экстраверности в конкретной взаимосвязи с основными психологическими функциями по Юнгу – интуицией, ощущением, чувством и мышлением. При этом внутренняя конфигурация психотипов полагается не абстрактно и произвольно, как в той же соционике, а в привязке к конкретным стадиям эволюции социальных процессов. Для наглядности привяжем конкретные примеры к хорошо знакомым нам 14-16 стадиям Надлома российской истории (гражданская война, нэп, культурная революция).
Покажем, как по мере движения к Дну Надлома во второй, «активной» четверти востребованные психотипы постепенно переходят от амбавертности психотипов Воды и Собаки (баланса интровертных и экстравертных функций) к сугубой интровертности Лестницы и Тростника.
После революционной смены центра в конце 13-й стадии (Вода) социальная система частично разрушается, поэтому противостоящим в гражданском конфликте силам (движениям) приходится действовать в сложных внешних условиях полураспада привычных связей и условий. В этом разреженном и опасном социальном пространстве перестает быть ценным опыт продвижения прогрессивных идей в устойчивой среде «старого режима». Это означает, что исключается экстравертный вариант «ощущающей» функции как носительницы того или иного профессионального опыта (системы представлений). Наоборот, востребованы личности ощущающего типа, способные к мобилизации коллективного опыта действий в подобных «постреволюционных» условиях прежних поколений. Такой опыт и соответствующие системы представлений хранится в глубинах подсознания, но может быть мобилизован лишь, когда вовне сложится такая же «оперативная обстановка» как во времена приобретения исторического опыта.
При этом для трансляции данного коллективного опыта в реальные действия нужен психотип с интровертной (направленной на образы коллективного бессознательного) функцией ощущения. Однако и это не последнее условие. Выжить и организовать вокруг себя других в условиях полураспада социума и гражданского конфликта могут только лидеры со строго экстравертной функцией мышления, направленной на приведение в соответствие с мобилизованным опытом реалий внешнего мира, а не мира внутренних идей. При этом взаимодействие такого лидера с ведомым сообществом, зависящим от действенного в сложных условиях опыта, осуществляется на основе формирования «шкалы оценок» тех или иных действий, ресурсов, обстановки.
Сам интровертно-ощущающий тип, если бы действовал в одиночку, то пользовался бы интровертной шкалой, прилагаемой к коллективному опыту, но не к экстравертным реалиям. Социальная роль лидера и неизбежная взаимозависимость от окружения заставляет его через такое взаимодействие переводить внутренние, интравертные оценки в систему оценок, понятных для всех. Точнее, преимущественно экстравертное окружение воспринимает и запоминает определенные внутренним опытом оценки лидера в тех или иных ситуациях.
Четвертая психологическая функция отвечает за мобилизацию понятий, в соответствии с которыми строится опыт как система представлений, а также за внешние символы, соответствующие внутренним понятиям. Само проявление лидерства и мобилизация опыта поколений, скрытого в коллективном бессознательном, было бы невозможно, если бы на предыдущей 13-й стадии творческий «психотип Воды» не перевел бы в зримые внешние символы интровертные глубинные образы подсознания.
Таким образом, мы имеем следующую табличку для функций психотипа под майянским знаком Собаки (он же Путь):
1) интуиция – амбавертная (восприятие внешней символики как ключа к содержимому глубинного опыта в коллективном бессознательном);
2) ощущение – интровертная (подсознательная система представлений);
3) чувство – амбавертная (трансляция внутренней шкалы оценок для окружения)
4) мышление – экстравертная (внешнее действие под влиянием проявленной вовне внутренней оценки в некотором смысле «мастерство» как исполнительная ипостась такой личности также относится к внешнему окружению).
Аналогичным образом можно составить табличку функций для психотипа под знаком Мастера, востребованного в период революционной стабилизации:
1) интуиция – интровертная, поскольку внешние формы «нэпа» резко противоречат символике революции и прогресса, движущей красноречивыми лидерами этой эпохи;
2) ощущение – интровертная, по той же причине, что и в случае Собаки, опыт совмещения революционных понятий с «реакционной» действительностью требует создания параллельной реальности, что и выражается в авангардном искусстве эпохи;
3) чувство – интровертная, поскольку для ипостаси мастерства и для социального окружения мобилизуется внутренняя, глубинная шкала оценок;
4) мышление – амбавертная, поскольку для ведущей чувствующей функции нужен материал для оценки. Таким материалом может быть художественная идея, внутренний замысел, если такой Мастер предоставлен сам себе. Однако суровая действительность и голодный желудок заставляет его стать субъективным лидером для некоторого социального окружения, действия которого также вызывают оценки Мастера, тем самым формируя авангардную шкалу оценок для эпохи.
Наконец, для 16-й стадии Надлома (культурная революция) и психотипа под знаком Лестницы таблица психотипов будет практически полностью интровертнойвключая интуицию, которая будет переключена в амбавертный режим лишь в конце 16 стадии, в узле под знаком Тростника.
На этом этапе постреволюционная стабилизация достигает своих целей, сообщество в целом достигает единства на основе революционной, прогрессивной символики нового искусства. При этом нелидирующие экстравертные слои в целом восстановили экономическую и бытовую основу накопили ресурсы, которые могут быть мобилизованы для прогресса. Проблема заключается в том, что лидеры эпохи Лестницы мыслят в отрыве от реальности, утопическим идеями, а не практическими шагами. Точнее утопическое, интравертное мышление станет основой для очередного социального заказа на творчество, поиск в глубинах подсознательного и перевод в зримые символы образов и понятий, которые потребуются на следующих стадиях развития. Однако на основной дистанции 16 стадии продуктом развития являются сами авангардные идеи, такие как блестящая «бумажная архитектура» 1930-х. Достаточно напомнить о советском проекте Дворца советов, чтобы уяснить тождество майянского символа Лестницы и библейского символа Башни (вавилонской).
Пожалуй теперь, после уточнения значения майянских символов и разъяснения структуры стоящих за ними психотипов, мы лучше готовы к сравнительному анализу трех эпох Собаки, Мастера и Лестницы. Чем и займемся в следующей главе.