Майя

27. «И ветер холодит былую рану…»

Сразу исправим оговорку – разумеется, XVII век в Европе и России не был спокойным. Но тем более феномен необычной устойчивости власти в ведущей стране Европы нужно связать с основными процессами и общими установками элиты.

Мы уже выяснили, что одним из самых масштабных сообществ элиты, обеспечившим Подъем современной Науки, было глобальное сообщество торговли и финансов, центр которого в этот период перемещался из Италии в Нидерланды, а затем в Англию. В свою очередь, этот «торгово-финансовый интернационал» набирает обороты и влияние в противостоянии с другой, слабеющей глобальной силой в лице Церкви, католическая европейская ветвь которой получила финансовый и интеллектуальный импульс после формирования первых колониальных империй – прежде всего Испании.

Как это постоянно случается в истории, факторы усиления и возвышения великих империй, превращающие их в гегемонов исторического периода, эти же факторы становятся и причиной последующего упадка влияния и ухода из гегемонов во второразрядные, но уважаемые державы. Огромные объемы драгоценных металлов, полученные Испанией и Церковью, послужили не только установлению испанской гегемонии, но и самому глубокому кризису в экономике и идеологии европейской цивилизации. Эти не слишком праведные богатства не только гальванизировали авторитет Ватикана как политического центра, но и породили ту самую глобальную финансовую плутократию, которая спустя положенное законами истории время задвинет и Церковь, и Испанию в пятый угол европейской политики. Это случится уже после следующей смены гегемона в Европе – от Франции к Британской империи. А в обозреваемом XVII веке идет перемещение политического центра от Испании к Франции, а идеологии – от религиозных споров к национальным интересам в форме абсолютных монархий. Но Испания и Англия, католики и протестанты уже обозначены как полюса борьбы и в церковных вопросах, и в торгово-финансовых. Ватикан и католические банкиры становятся таким же центром одной из трех ветвей «торгфининтерна», как Лондон и антикатолические банкиры.

Франция и ее монархическая семья оказывается в этих условиях временного паритета арбитром и балансиром двухполюсной системы, то есть третьим полюсом. Можно увидеть эту триаду даже на уровне придворной интриги, разукрашенной талантом Дюма в его трилогии о мушкетерах. При парижском дворе неразрывно переплелись интересы знаменитого семейства Медичи с их вековым финансовым опытом, королевской династии, католических кардиналов. Однако все три крыла одинаково заинтересованы в централизации власти, финансов, идеологии.

Можем перепроверить наши рассуждения самым верным способом, обратившись к биографии Блеза Паскаля – великого предшественника Лейбница и Ньютона, основоположника матанализа, теории вероятностей, гидравлики. Паскаль происходит из семьи интенданта Нормандии и многие из его открытий, как первая в мире механическая счетная машина, были продиктованы потребностями таможенного и финансово учета. То есть этим очень важным примером наш вывод о сыновних отношениях Науки к торгово-финансовой сфере четко подтверждается.

С другой стороны французский интендант – это не банкир, а представитель государства. Однако не стоит отождествлять торгово-финансовую сферу только с торговыми компаниями и банками. В цене каждого товара есть три составляющие – себестоимость, налоги и прибыль. Поэтому и торгово-финансовое сообщество включает, кроме торговцев и банкиров, еще сбыт и финансы производителей, а также портовый (транзитный) контроль и государственные финансы. На первоначальных этапах развития глобального «торгфининтерна» роль крупного производителя была замещена крупным грабителем – колониальной испанской империей. Таким образом, Мадрид, Лондон (с Амстердамом) и Париж были центрами трех ветвей указанного глобального сообщества и развивали каждый свои институты, технологии и знания. Баланс противоречий и общих интересов между колониальным грабежом и торговлей, а также глобальный масштаб этого баланса выдвигает на повестку дня формирование сугубо централизованного государства, вокруг которого после Тридцатилетней войны и Вестфальского мира (1648) выстраивается целая система национальных государств.

Однако при этом в центре этих национальных государств остается необходимый для баланса рудимент феодализма – семья монарха и соответствующие традиции двора, которые расцветают пышным цветом, орошаемые финансами. Собственно, этот ключевой момент и соответствует характерным психологическим установкам знаков «природного» цикла от Мирового Дерева до Зерна, ориентированным на семейные ценности, традиции, воспитание и обучение. Обустройство огромных национальных государств как семейных доменов монархов – необходимый переходный этап между феодализмом и капитализмом.

Важно отметить, что католическая ветвь Церкви, став орудием одной из трех ветвей «торгфининтерна» делает ставку не только на финансы, но и на знания. Иезуиты действуют в странах Азии, Африки, Южной Америки, подкупая местную элиту прежде всего научными знаниями, в том числе унаследованными от алхимического сообщества. Конкуренция и полемика между научным сообществом в северных странах, включая Францию, с ученым сообществом под эгидой папы составляет одну из центральных линий эпохи. Например, тот же Паскаль завершает свои искания философскими трудами, направленными против иезуитов. То есть и в этом смысле тоже эпохи «природного» цикла являются переходными между феодализмом и капитализмом, алхимической и научной системами знаний. Иезуиты методично переводят «тайные знания» из закромов Церкви и алхимической формы в общедоступную форму, адепты рациональной науки критически воспринимают или отвергают это знание.

Заметим, что громкая публикация критических «Писем к провинциалу» Паскаля (1756-57) совпадает со сменой «эпохи Ветра» на «эпоху Ночи». Произойдет это вскоре после смерти отца и ухода сестры в монастырь Природный дух (Ветер) семейной традиции сменится защитой духовной традиции и ее эмоциональной самозащитой (Ночь) от реальных или мнимых врагов. Однако обе установки образа действия – побудительная и критическая соединены общей мотивацией стремления к большему знанию (под знаком Орла).

В истории Франции «эпоха Ветра» (1637-57) совпадает с участием страны в Тридцатилетней войне при фактическом правителе Ришелье, плавно переходящей в войну гражданскую – Фронду (при первом министре Мазарини), формальным завершением которой стал Пиренейский мир 1659 года. Однако разница двух десятилетий лишь в границах и территориях, за которые происходит соперничество между королевскими и великокняжескими семьями. Природный дух семейной традиции вдохновляет и монархов, и мятежных принцев, но монархи опираются на глобальную тенденцию в политике.

«Эпоха Ночи» (1657-77) для Франции – это время финансиста Кольбера, время активной критики и борьбы с явными, тайными и мнимыми врагами короля, за счет которых закрыты бреши в бюджете и осуществляется политика протекционизма (то есть опять же борьба за свой интерес с чужаками). Не менее важно и покровительство государства наукам и искусствам, как продолжение линии Ришелье. В сфере науки – это время академических дискуссий под эгидой королевских академий, а также защита изобретений - усовершенствованных научных приборов (арифмометр Лейбница, телескоп-рефлектор Ньютона, часы с пружиной Гука)

Наконец, «эпоха Зерна» (1677-97) – время собирать плоды предшествующего развития. Для Франции – это период внешнеполитических успехов, завершившихся истощением ресурсов и переходом к удержанию статус-кво как раз в 1697 году.

Для созревшего сообщества Науки «эпоха Зерна» тоже славна целой серией блестящих достижений: дифференциальное исчисление Ньютона-Лейбница, основы математического анализа, комбинаторика и другие великие открытия Лейбница, теория всемирного тяготения и механика Ньютона, законы Гука и Бойля-Мариотта и многие другое.

Хотя эпохи Зерна и Змея очень похожи и взаимосвязаны посредством главных действующих лиц, институтов, процессов. Но есть одно важное отличие – в «эпоху Зерна» речь идет о представлении в зрелом и законченном виде предшествующего усвоенного опыта науки. В эпоху Змея речь идет о творческой работе, направленной в будущее/

Можно еще проследить параллели в системе отношений Польши-Швеции-России вокруг балтийской торговли, повторяющие отношения атлантических держав Испании-Англии-Франции. Зажатая между двумя державами без выхода к морю Россия все равно вынуждена повторять самодержавный образец Франции, несмотря на влияние знатных боярских родов и института Земских соборов. Даже внезапная опала патриарха Никона совпадает со сменой эпох и образа действия от духовного побуждения (Ветер) к возрождению традиций к опале, характерной для ревнивой эмоциональности «эпохи Ночи».

Соляной бунт (1648) против боярского влияния и Соборное уложение (1649) так же закрепили правовую основу сильной центральной власти, как и Вестфальский мир. Понятно, что тенденции и элитные установки Европы действуют в России с некоторой задержкой, и с точки зрения развития науки и образования она остается глубокой провинцией. Тем не менее, и в России «эпоха Зерна» принесет свои ученые плоды в виде Славяно-греко-латинской академии, прообраза будущего Московского университета.

Пожалуй, мы не будем вдаваться в детали событий в других странах, хотя гражданская война в королевстве Англии и Шотландии параллельна Фронде, а казнь Карла I в 1649 году не только укрепила позиции Франции, но и станет основой для будущего английского государства. Ветер вольнолюбивых баронских традиций в 1658 году со смертью Кромвеля сменится реставрацией монархии, а затем – в «эпоху Зерна» культурной «Славной» революцией.

Пожалуй, мы не будет дальше вдаваться в исторические детали, как минимум, не противоречащие основной характеристике трех эпох Ветра, Ночи и Зерна. Тем более что мы практически подошли к самой интересной для нас параллели между эпохой «Мирового Дерева в Орле» (1618-1637) и неведомой пока для нас эпохой «Мирового Дерева в Мировом Дереве», которая должна начаться в июле будущего, 2012 года. Стоит внимательно присмотреться к событиям в Париже, Мадриде и других столицах в самом начале XVII века. Тем более что главный герой этой славной эпохи – кардинал Ришельё нам хорошо знаком по «Трем мушкетерам».