Майя

28. «Нужны Парижу деньги, се ля ви…»

Разумеется, самое любопытное будет обнаружить в начале XVII века какие-нибудь ясные параллели с нашей «эпохой Владыки в Восходе», чтобы хоть в чем-то предсказать предстоящую вскоре глобальную смену установок элиты. Уже поэтому стоит рассмотреть две эпохи вместе.

А кроме того, эти два знака действительно сильно взаимосвязаны. Прежде чем гармонизировать систему, выстраивая и настраивая тонкий баланс, нужно как-то упорядочить предшествующий хаос, пусть даже ценой резкого сдвига баланса в сторону одного из полюсов. Собственно, эта самая «однополярность» и есть характерный признак эпохи Владыки. Только в нашу эпоху речь идет о США как гегемоне с идеологическим центром в Вашингтоне, а в 1598-1618 годах таким политическим гегемоном была империя Габсбургов с идеологическим центром в Ватикане.

США и Испания как производители мировых денег доминировали на протяжении целого века, встречая определенное сопротивление европейских государств, разжигая противоречия и религиозные войны. При этом США в середине ХХ века перехватили у Европы идеи Прогресса так же, как Контрреформация XVI века (иезуиты, католические университеты и просвещенные католические монархи) перехватила у протестантов знамя Просвещения. Все-таки это был гегемон «большой эпохи Орла». Хотя, разумеется, в основе политического доминирования оставалась политика колониального грабежа, прикрываемого идеологией чистоты Знания (у США – идеологией Прогресса). Собственно, испанская инквизиция и была заново изобретена как механизм грабежа богатств иноверцев, даже если они не сопротивлялись окатоличиванию.

Поэтому нет ничего удивительного, что ярким символом начала «эпохи Владыки» становится сожжение инквизиторами Джордано Бруно в 1600 году. Заметим, что сожгли его вовсе не за научные труды, а за открытую проповедь герметической ереси. То есть это с обеих сторон было проявление открытого раскола между двумя интеллектуальными силами Средневековья – Церковью и Алхимией. Однако для дисциплины однополярного мира нужно было «бить своих», в том числе и чтобы «чужие» - представители новой науки боялись и работали на укрепление системы. Во всяком случае, император Рудольф II, известный нам по «Балу у Сатаны», не только покровительствовал наукам, но и активно загонял обратно в католичество своих подданных в Австрии, Венгрии и Чехии.

Казнь Бруно – это уже второй год «эпохи Владыки», а ее началом в политической жизни Европы можно считать Нантский эдикт Генриха IV и мир с Испанией (май 1958), завершивший долгий периоду религиозных войн во Франции. С внешней стороны, формально – это такой же успех в установлении однополярности, как и проамериканская позиция бывшего коммуниста Ельцина в 1992 году. Не только Париж стоит мессы, но и Кремль тоже. Однако, главное – это сохранение государства, армии и прагматической идеологии под ширмой католического, хотя и веротерпимого режима, инкорпорировавшего и протестантов тоже (как КПРФ). В этом смысле сохранение и укрепление умеренно протестантского режима в Англии и Шотландии при Якове I, сыне католички Марии Стюарт – похоже на сохранение коммунистического режима в лояльном однополярному геополитическому режиму Китае.

Разумеется, как и в нынешней либеральной России, формальная католическая лояльность Франции Генриха IV элиту гегемона устраивала лишь, как необходимый этап укрощения строптивых. Вторым шагом стал развод с Маргаритой Валуа и женитьба на Марии Медичи – представительнице княжеско-банкирского рода, тесно связанного с Ватиканом. То есть «ослу, груженому златом» крепость славного Анри сдалась без особого сопротивления. Наконец, когда для гарантии образовалось два наследника, Генриха IV убрали на следующий день после коронации Марии, 14 мая 1610 года. И уже завершающий штрих - брак Людовика XIII с испанской инфантой Анной Австрийской.

Однако славный король Анри успел подвести будущую мину под придворную интригу, когда уговорил папу Римского назначить епископом 22-летнего крестника двух славных маршалов Армана Жана де Ришельё, будущего духовника королевы Анны, кардинала и первого министра. Долгоиграющая интрига не учла почему-то неминуемых трений между свекровью и невесткой, которыми воспользовался более умный интриган. Оказывая услуги то королеве-матери, то королю, то королеве, умелый администратор посредник смог в решительный момент, в знаменитый «день одураченных» (11.11.1630) полностью обыграть происпанскую партию при французском дворе.

Наверняка, если бы кардинал захотел убрать королеву-мать раньше, то смог бы это сделать. Но для него важнее амбиций был внутренний и внешний баланс – сначала нужно было ослабить проанглийскую партию с базой в Ла-Рошели, прежде чем ослаблять партию происпанскую. Кроме того, государству требовалось набраться сил и выстроить надежную систему управления, а под эгидой Испании и Ватикана это было проще сделать, чем в конфликте с ними. В результате опустошительная Тридцатилетняя война затронула Францию в значительно меньшей степени. Вступление окрепшей Франции в войну против Испании на стороне ослабленных голландцев, шведов и прочих немцев обеспечило ей первенство в послевоенном Вестфальском мире.

Этот пример государственной мудрости, более чем необходимый для России, стоящей сейчас на пороге геополитического выбора, как и Франция перед Тридцатилетней войной (1619-48). Война Габсбургов против всего мира началась после очередной смены элитной установки, перехода от однополярной «эпохи Владыки» к творческой, а потому сумбурной «эпохе Мирового Дерева». Войне предшествовало тайное соглашение 1617 года между испанскими и австрийскими Габсбургами о снятии взаимных претензий и разделе сфер влияния. Нужно ли специально обращать внимания читателя на те кровавые плоды, что аналогичный альянс американской и английской ветви «фининтерна» уже дал в нынешней Ливии. Готовность ввергнуть Старый Свет в хаос большой войны диктуется таким же стремлением дряхлеющего гегемона удержать позиции, как и в самом начале XVII века.

С учетом этой достаточно ясной параллели, чего стоит критика российской власти за очевидные, но вынужденные уступки агрессорам, стремление отвести беду от своего народа? Хотя, разумеется, все это будет оправданным лишь при условии сохранения баланса и внутри страны, и во внешней политике. Держава, сумевшая выстроить баланс и гармонизировать на этой основе отношения элит внутри и вовне, будет ведущей после завершения острой стадии Великого Кризиса.

Разумеется, не менее важным для будущего Европы и мира, чем политика Ришельё, были научные открытия Галилея, Браге и Кеплера, философские системы Бэкона, Гоббса и Декарта. Их мы еще обсудим, но сейчас обратим внимание лишь на один факт – Рене Декарт и его труды подвергались преследованию и в католических державах, и в не менее нетерпимых протестантских странах. И только кардинал Ришелье, удерживая баланс в спокойном центре европейского урагана, дал добро на публикацию трудов Декарта. Так же как и его преемник, кардинал Мазарини позволит себе позлить иезуитов одобрением «Писем» Паскаля.

В завершении части обзора, посвященной кардиналу Ришельё, есть смысл напомнить образы и атмосферу времени, воссозданные Дюма в его бессмертном романе о мушкетерах. Разумеется, там много придумано и напутано. Женоподобный фаворит короля Якова герцог Бэкингем не мог влюбиться в Анну Австрийскую, хотя, наверняка, по ювелирным делам наверняка шашни были, как у любой королевы. Правдоподобен образ кардинала, контролирующего каждый шаг, но лояльного к порочным связям такого рода как инструменту баланса. Понятна и склонность Ришелье к смельчакам в духе короля Анри, способных составить славу державы. И кстати, участие молодого Декарта в осаде Ла Рошели тоже органично вписывается в общий сюжет эпохи, а значит все еще ждет своего романиста и интеллектуального читателя.