Майя

30. «В пять минут решают люди, иногда…»

Мы добрались до предыдущей большой развилки Истории, и перед нами, как водится, три пути. Можно оседлать испытанный метод, и искать новые параллели между одноименными двадцатилетиями двух больших эпох. Одну из таких параллелей уже видно и сейчас: «эпоха Грозы в Восходе» (1973-1992) начиналась с «Dark Side of the Moon» - качественно нового уровня шоу-бизнеса. Соответственно, «эпоха Грозы в Орле» (1578-1598) начинается вместе с первыми лондонскими театрами. Это эпоха «елизаветинской драмы», породившая Марло и Шекспира. Так что это многообещающее направление, но ценой отказа, пусть и временного, от главной идеи – поиска работающих ключей к будущему, а не только к прошлому.

Можно посчитать испытание майянской модели успешно завершенным, поскольку характерные для майянских «катунов» установки элит действительно соответствуют ранее описанным психотипам. Тот факт, что видимая погрешность в плюс-минус полгода для рубежей смены эпох не увеличилась за четыреста лет обзора, подтверждает размер «катуна» как 20 «тунов» по 360 дней. Разница в 5-6 дней с солнечным годом дала бы за 4 века сдвиг на 6-7 лет, и даже плюс-минус один день превратился бы в год. На этом можно было бы оставить испытанный метод, сохранить голову для новых философических поисков. Есть ведь и другие древние цивилизации со своими тайными знаниями, как индийская или египетская. Хотя не исключено, что проследить и расчистить от наслоений истоки герметической традиции будет проще, анализируя с помощью двух методов (майянского и русского) события предшествующих четырех веков алхимического цикла.

Между тем главным интересом для нас остается вовсе не «алхимическая свадьба» Меркурия с Филологией, воспетая еще Марцианом Капеллой. Интересует нас нынешнее повторение сюжета глобальной политики четырехвековой давности. И в этом авантюрном сюжете самого начала XVII века есть такой эпизод, как развод Генриха IV с Маргаритой Валуа и его женитьба на Марии Медичи. Итак, чтобы двигаться вперед в нашем понимании исторических процессов, нам вовсе не обязательно покидать «эпоху Владыки в Орле». Узнать больше мы сможем, применив еще один из методов «русской модели», а именно – «шестой ключ» из девяти, описанных в «MMIX» в главе «О вреде субъективности». Этот будет еще один шаг к интеграции майянских и «булгаковских» методов, а значит движение в правильном направлении.

Речь идет об учете в анализе исторических процессов обязательного «разделения властей» на три ветви. Для политической философии и философии права – это классика со времен Монтескьё. Единственная проблема, что с тех же времен гуманитарные науки так и не научились практически различать сферу политики, опирающуюся на государство, от политического центра самого государства. Различить действительно нелегко, поскольку обе сферы в Новое время и до сих пор тесно сопряжены через одну и ту же политическую и государственную элиту. Эта аберрация зрения, не различающая две разные функции большей части элиты экстраполируется и на предшествующие большие эпохи, включая феодальную. Между тем в феодальную эпоху Европы (как ив России) государство, как система контроля, учета и арбитража, вовсе не было доминирующим субъектом, а скорее - подсобным. Вместо государства объединяющим политическим субъектом служила большая разветвленная семья или родовое сообщество высшей феодальной знати, занятая двуединым процессом защиты и приобретения новых доменов путем сочетания войн и династических браков.

Соответственно, вместо трех ветвей государства в классической политической системе средневекового королевства или княжества действовали три субъекта – двор короля (прямое управление), двор королевы (обратная связь) и двор епископа (арбитраж). Представительная (женская) ветвь зачастую бывала «многопартийной», ибо королева-мать, королева-жена и королевская фаворитка объединяли вокруг себя разные партии.

Век XVI-й – это долгий переходный период от преимущественно феодальной политики войны всех против всех, смягченной брачными союзами и обычаями старины, к централизованной монархии. Одним из признаков этого перехода было формирование прототипов исполнительной власти, будущих «кабинетов министров» - влиятельных «тайных советов» и прочих «избранных дум» при государе, вершащих дела управления в повседневном режиме.

Однако, что характерно, по завершении переходного периода в Испании и прочих католических королевствах такие «кабинеты» оказались в подчинении самих монархов. В Англии «тайный совет» возглавляла королева, а позже – «жена короля» Бэкингем. А во Франции исполнительная власть оказалась в подчинении епископа, то есть кардинала. Эта проекция феодальной системы политики на новорожденные государства отражает такие же политические роли Испании, Англии и Франции в европейской политике. Испания – прямое действие, Англия оппонирует ей как оплот протестантов и убежище банкиров – обратная связь, а Франция – удерживает баланс и осуществляет арбитраж.

Теперь можно спуститься уровнем ниже и рассмотреть с точки зрения феодальных политических традиций изменения в политической системе Франции в 1599-1601 годах. Развод Генриха с Маргаритой и женитьба на Марии Медичи – это по своей сути переворот в представительной ветви власти. То есть аналог событий 1992-93 года в Российской Федерации, где президент сначала развелся с Верховным Советом, унаследованным от прежней эпохи, а затем на деньги банкиров «обручился» с Федеральным собранием.

Полнота аналогии заключается и во внешнем вмешательстве в политические процессы со стороны мирового гегемона, и в отказе от прежних принципов формирования политической элиты. Семейство Медичи – не просто «кошелек Ватикана», но и символ приобретения высшего политического статуса за большие деньги, а не за личные заслуги. В политические функции «двора королевы» всегда входили не только связи с ювелирами (будущими банкирами), но и поддержание рыцарских традиций, в том числе менестрелей и прочих поэтов, воспевающих подвиги дворян. Поэтому «свадебный переворот» в Париже 1599-1600– это не просто смена женского «караула», а изменение принципов оценки, влияющих на формирование и деятельность дворянской элиты.

И действительно, если мы вспомним классический роман Дюма, то честнейший Атос, рыцарь без упрека и потомок древнейшего рода, пользуется общим уважением, но не влиянием. Более того, его репутация подорвана браком с алчной авантюристкой. Портос пытается приобрести влияние через женитьбу на «денежном мешке». Арамис через связи при дворе королевы делает карьеру в католической партии. И только д’Артаньян находит продолжение рыцарских традиций в верном служении королю и в его лице новому государству.

Маргарита Валуа формально и по видимости добровольно уходит из «большой политики», сохранив тем не менее статус наперсницы молодой королевы и наставницы юного короля Людовика. При этом ее королевский статус и связь с традицией прежних времен только усиливают ее популярность в столице и в народе, тем более что ее новый «двор» состоит из поэтов и ученых.

Вопрос на аналитическую внимательность – можно ли обнаружить в нашем времени, в российской элите такой же «двор», аналогичный культурному кругу Маргариты де Валуа во времена регентства Марии Медичи? Только нужно сделать поправку на воплощение власти не в династиях, а в институтах власти.

Вообще-то в политике, тем более столь высокого уровня, просто так никто дружить не будет, а только для укрепления своих позиций. Лучше иметь в подругах законную королеву Франции, а не в оппозиции для королевы не вполне королевских кровей, да еще подозреваемой в устранении популярного в народе супруга. Для самой же Маргариты – такая «дружба» - форма самозащиты и возможность оставаться в центре светской жизни.

Если с этой точки зрения посмотреть на президентскую власть в РФ, растерявшую популярность и легитимность к концу 1990-х, то не так уж трудно обнаружить ведущий институт из прошлой советской эпохи, который послужил отдушиной для народа и опорой, если не наставников для преемника. Речь, разумеется, идет о «Первом канале» ТВ с его «старыми песнями о главном» для народа, а также о телеканале «Культура» для культурной элиты.

Маргарита де Валуа умерла в 1615 году, незадолго до скончания «эпохи Владыки». Далее для легитимации власти юному королю пришлось в самом конце эпохи «развестись» с королевой-матерью и убить ее фаворита, олицетворявшего по нашим меркам компрадорскую олигархическую ветвь элиты.

Запас «старых песен» на постсоветском телевидении иссяк тоже где-то к 2008 году. Примерно за год до окончания «эпохи Владыки» также начались поиски новой опоры для легитимности власти, попытки дистанцироваться от ведущей парламентской партии. Прежние либеральные советники, монополизировавшие было право толковать позицию власти, оказались вроде бы не при делах. Так что параллели достаточно глубокие.

Но самое главный вывод для нашего времени заключается в осознании роли культурного сообщества столицы для сохранения не только независимости, но и шансов на политическое возрождение. Бездетная Маргарита де Валуа именно потому и оказалась вне политики, но зато над нею – в сфере культуры. Именно поэтому Булгаков выбрал ее одним из прототипов своей Маргариты.

Однако примерно в то же время и недалеко от Парижа, в Лондоне правила еще одна формально бездетная королева – Елизавета. На ней так же закончилась династия Тюдоров, как и на Маргарите – династия Валуа. Относительно количества и имен тайных сыновей королевы от графа Роберта Дадли существуют разные версии. Но в конце концов это не суть важно – состоял ли самый близкий круг Елизаветы из родных сыновей или из усыновленных поэтов. Важно, что значительная часть высокой энергии и амбиций этого круга выплеснулась именно в сферу культуры, породив феномен Шекспира.

Это феномен всплеска культурного развития вслед за уходом с политической сцены целых сословий хорошо известен, если даже не осознан нами. «Война и мир» Толстого – после ухода с исторической сцены прежнего дворянства. «Тихий Дон» Шолохова после расказачивания бывшего привилегированного сословия. Эта же самая закономерность породила и Шекспира, и французскую литературу XVII века.

Влияние культурного импульса было столь велико, что вынужденный стать священником дворянин, более того – кардинал Католической церкви, не только сохранил рыцарские идеалы служения Франции в лице короля, но и фактически поставил церковь и финансовые круги на службу государству. Аналогичным образом культурный образец елизаветинской, шекспировской Англии оказался намного более высокой и прочной защитой от католического вторжения, чем береговые форты Генриха VIII. Несмотря на сложную интригу с возвратом к власти ветви Стюартов, гегемон «однополярной системы» не мог конкурировать с культурной элитой Англии. Наоборот, это Марло, Шекспир, Бэкон и Гоббс оказывали влияние на европейскую элиту.

По всей видимости, именно в этом и состоит главный урок истории – «культурная революция» может быть самым эффективным и единственно возможным противоядием против разлагающего влияния глобальной финансовой олигархии. При этом от столичной элиты в полном смысле этого слова вовсе не требуется активного участия на стороне, а тем более – против власти. Требуется всего лишь повседневная работа на ниве культуры – в том числе в журналистике, в философии и литературе, на телевидении, в социальных сетях. Критерий, отличающий культурную элиту от политизированной околокультурной тусовки – это неучастие в интригах и в поиске врагов. Например, не нужно бороться с так называемой «актуальщиной» политическими методами, а тем более – цензурой. Нужно всего лишь назвать явление его подлинным именем – «карикатура».

Кроме того, нужно понимать, что вовлеченность культурной элиты в политику, авторитетное слово, сказанное в оправдание разрушения культуры, типа «если враг не сдается» - это самый прямой путь к торжеству бесовщины на улицах сначала столицы, а потом и всей страны. Как только деятель культуры запел про «врагов» - все, нет его, одна пустая коробочка из-под былого таланта.

Настоящим мастерам культуры не стоит поддаваться на провокационные вопросы типа «С кем Вы?». Ни с кем, а значит – со всеми, с народом. Все равно, кто возглавит тот или иной институт власти. Важно, не кто, а как! Политическая культура, формирующая легитимность власти и силу государства, - вот единственная забота и объект защиты для культурной элиты. Жестко реагировать - выставлять на посмешище каждого, кто покушается на культуру вообще и политическую культуру. Для этого вполне достаточно силы слова, подкрепленного Интернетом.

P.S. Пользуюсь случаем, чтобы поздравить всех читателей блога с наступившим сегодня Новым годом по майянскому календарю. Это последний «цолькин» не только в «эпохе Владыки» и «большой эпохе Восхода», но и в пятой пятитысячелетней эре майя.

На мой взгляд, очень хорошим знаком в «новогодний сочельник» стало открытие после реставрации Большого театра России.

С Новым, 5200-м цолькином, дорогие друзья!