Мертвый ключ

ГЛАВА 22

Четверг, 14 декабря, 1978 года

Беатрис выскользнула из закусочной через черный вход и направилась по дорожке в сторону больницы. Впереди, на самой окраине Маленькой Италии, возвышалась старая католическая церковь, куда местные итальянцы ходили на мессы, а их дети — в воскресную школу. Неожиданно из нее донеслась тихая мелодия. Девушка шла и шла, и чарующие звуки становились все громче. Голоса поющих детей и пламя свечей, которое можно было разглядеть через распахнутую дверь задней части церкви Спасителя, так и манили зайти внутрь. Беатрис узнала песню — это был рождественский гимн, который в последний раз она слышала еще в детстве. И тогда ноги сами понесли ее по каменным ступенькам.

Оказалось, что хор репетировал, и в церкви находились только дети у алтаря, органист да регент. Высокие голоса маленьких певцов восходили к сводчатому потолку и оттуда, отражаясь, слетали прямо к месту, где стояла Беатрис, отчего ей казалось, будто к хору присоединились сами ангелы. Девушка села на скамью, потерла озябшие руки и стала разглядывать огромную деревянную скульптуру Христа на кресте, нависшую над детьми. Она грела руки и почему-то тянула время, перед тем как открыть сумочку, что передала ей Глэдис.

Сумочка ничем особым не отличалась, но, скорее всего, это была последняя вещь тетушки, что к ней попала. Беатрис положила ее на колени. Вряд ли что из содержимого будет стоить риска посещения реанимационного отделения. Беатрис помнила о предупреждающей надписи, которая смотрела на нее с зеркала, всего в трех кварталах отсюда. Возвращаться в больницу просто нельзя. Тяжело вздохнув, девушка открыла сумочку.

Там оказались сигареты, зажигалка, таблетки от простуды и маленькая косметичка. Беатрис гладила каждую вещицу, все еще хранившую запах Дорис, и глаза ее наполнялись слезами. В косметичке оказались использованная гигиеническая помада и зубная нить. Впрочем, под косметичкой и сигаретами виднелось кое-что еще.

Девушка пригляделась, пытаясь понять, что это за непонятная вещь поблескивает на дне сумки. Потом осторожно взяла ее пальцами и приподняла, стряхивая прилипшие табачные крошки. Это оказалось бриллиантовое ожерелье. «Что?!» — у Беатрис перехватило дыхание. Не веря своим глазам, она одно за другим вытащила ожерелье, кольцо с бриллиантом и сережки, тоже бриллиантовые. В полумраке, царившем между скамьями, они весело сверкали, словно украшения на рождественской елке. Пока она таращилась на драгоценности, хор завел следующий гимн.

Беатрис пошарила в сумочке, надеясь отыскать хоть какое-то объяснение, однако там ничего больше не нашлось. Вдруг она вспомнила о тетради, обнаруженной в депозитной ячейке тетушки, и быстро достала ее из своей сумки. На последней странице ей попалась запись:

Она еще раз перечитала запись, и журнал так и выпал у нее из рук на скамейку. Воображение ее живо нарисовало тетушку в неизменных ортопедических ботинках и сеточке для волос, каждую неделю болтающую с Ширли за стойкой обслуживания. Она наверняка жаловалась на свою работу в закусочной, а Ширли ей сочувственно улыбалась — как-никак они были подругами. Ширли сама так сказала. И еще она сетовала на нововведенные меры безопасности — охранника в хранилище и надзор за ключами. А когда-то этими ключами заведовала Ширли. А еще раньше — Дорис. Беатрис ошарашено уставилась на кучку бриллиантов на коленях.

Дорис не могла просто так открывать чужие сейфы, поскольку для этого существует специальная процедура. Беатрис ведь сама прошла через нее, когда открывала ячейку 547. Однако, внимательно разглядывая драгоценности, она вспомнила и то, с какой легкостью Ширли обошла правила, стоило ей заслышать имя тетушки. Переливающиеся всеми цветами радуги, бриллианты говорили сами за себя. Каким-то образом Дорис удавалось добираться до ячеек. Каждую неделю она наведывалась в хранилище и открывала их. И все же это представлялось невозможным. Даже если Ширли отворачивалась или уходила на перерыв, а то и вовсе отдавала Дорис банковские ключи, как же тетя могла их открывать?

«О боже! Таинственный ключ Макс!» Кровь отхлынула от лица Беатрис. Она подняла свою сумку с пола и принялась копаться в ней, пока не нашла то, что искала. По словам Ширли, когда-то в банке имелся мастер-ключ, но потом его украли. И вот теперь он лежит у нее на ладони. Постепенно ей становился понятен и смысл уведомлений об изъятии ячеек, вместе со слащавыми любовными письмами Билла, хранившимися в комоде Дорис. Они рассылались клиентам, просрочившим оплату. Макс занялась их отслеживанием и выяснила, что ни одно из грозивших клиентам изъятий так и не было зарегистрировано властями штата. Билл даже и не думал передавать штату содержимое просроченных ячеек. И вывод из этого напрашивался только один.

Дорис все это и украла. Она и была тем самым наводчиком.

Ключ выпал из внезапно ослабших рук Беатрис на колени. Она с трудом удержалась, чтобы не заголосить. Бриллианты, наличные, сберегательные облигации — как ни ужасала ее правда, но записи не врали. Дорис годами крала ценности у совершенно незнакомых людей. Глаза девушки вновь наполнились слезами.

Она снова схватилась за журнал. Первая кража произошла более шестнадцати лет назад. «Ну почему именно Дорис?» Беатрис перелистывала страницу за страницей. «Наверняка все это почерк тетушки», — дошло до нее. Перед ней непрерывной чередой следовали записи краж, как вдруг в глаза бросилось имя Ронды Уитмор. Несчастная старушка заявилась в банк опротестовать изъятие своего имущества, и через несколько дней ее насмерть сбил автомобиль.

«Нет…» К горлу девушки подступил ком. В смерти Ронды тетушка замешана быть не могла. Дорис жила в паршивой квартирке в депрессионном гетто. Да у нее же за душой ни гроша не было! Беатрис покосилась на норковый мех, наброшенный на плечи. Шуба хранилась в чулане тетушки, верно, но она ведь не носила ее годами. А как же тогда Дорис поступала с награбленным? Кормил ли ее Билл по-прежнему обещаниями райской жизни в тропиках? Почему она так ничего и не потратила? Может, откладывала все до последнего на побег из города? Бриллианты на коленях вдруг показались Беатрис невыносимо тяжелыми. Дальше по Мэйфилд-роуд, на больничной койке, иссыхает Дорис. Сейчас они ей весьма помогли бы.

Трясущимися руками Беатрис сгребла служащие уликой драгоценности и сунула назад в сумочку на молнии. С горечью вытерла слезы. Дорис обкрадывала всех этих несчастных людей. Дорис — воровка и лгунья. А ведь еще много лет назад мать предупреждала ее не доверять тетке, но тогда она не смогла этому поверить. Да и сейчас не может. Дорис приняла ее. Дала ей кров. Помогла найти работу.

И снова мысли Беатрис зашли в тупик. Дорис ведь подослала ее в банк к Биллу. Надеялась ли она, что племянница каким-то образом примет участие в их грязной игре? И не подослала ли она ее заодно и к Макс? Ведь у той оказался мастер-ключ. Не означает ли это, что подруга с самого начала знала о кражах? Девушка вцепилась в сумочку тетушки так, что побелели костяшки.

Ее охватила тоска. В памяти снова всплыло послание Макс на зеркале: «Сматывайся!» Она вдруг стала обладательницей небольшого состояния. Бриллианты принесут ей, по меньшей мере, тысячу долларов, даже если их сбывать как краденые. Вполне хватит, чтобы убраться из города и начать жизнь заново.

Вдруг на плечо ей мягко легла рука. Беатрис вскрикнула.

Пение разом оборвалось.

— Ох, прошу прощения, мисс, я вас напугал, — рассмеялся у нее за спиной старый священник. Он махнул рукой регенту. Дети снова запели, и тогда священник склонился и тихо спросил: — У вас все в порядке?

Девушка вытерла размазанную по щекам тушь и кивнула.

— Для многих праздники превращаются в самое трудное время года, уж я-то знаю. — Он похлопал ее по плечу. — Но храм закрыт на репетицию. Приходите завтра вечером.

Беатрис выдавила жалкую улыбку.

— Простите, отец.

Она встала и проследовала за священником к заднему входу церкви. Ее переполнял стыд. Тетя обворовывала вдов и детей, и она только что замышляла то же самое. Если она продаст краденые бриллианты, чем же она будет отличаться от Дорис?

Возле двери Беатрис остановилась, заметив ящик с надписью «Пожертвования» на внушительных размеров столе, сплошь заставленном небольшими красными свечками.

— Скажите, отец…

— Да, дитя мое?

— Зачем здесь столько свечек? — Она указала на стол.

— В память об ушедших, о тех, за кого мы молимся. — Священник указал на небольшой алтарь в задней части церкви. Три больших подсвечника на нем были облеплены расплавленным воском, словно высохшими красными слезами. — Можете сделать пожертвование, не стесняйтесь, если хотите помянуть кого-либо в вечерней молитве.

С этими словами он оставил ее возле свечек и ящика для пожертвований. На крышке ящика висел старый разомкнутый замок, дужка которого словно бы принимала каждого, всем доверяя и никому не отказывая. Беатрис прикоснулась к замку. «Если бы так было везде», — подумала она. Девушка взяла свечку и оглянулась на алтарь и поющих детей. К свечке снизу был приклеен клочок бумаги. Это была молитва:

Беатрис молча созерцала короткую фразу. «Но как? — задумалась она, моргая от подступающих слез. — Как могут кроткие наследовать землю?» Воротилы повязаны с системой. Что бы она или Макс ни рассказали властям, им все равно не поверят, и убийство сойдет толстосумам с рук. Если Макс не скроется, обязательно окажется в тюрьме. Беатрис скоро покинет город. А Дорис умрет. Можно ли назвать их кроткими? Дарует ли им Бог спасение? Взгляд ее упал на сумочку тети. «Но заслуживаем ли мы спасения?»

Девушка открыла молнию.

— Простите, — прошептала она, непонятно к кому обращаясь, достала ожерелье и положила его в ящик для пожертвований. Затем — серьги. Когда же взялась за кольцо, рука у нее немного дрогнула. Это было обручальное кольцо. И когда-то оно воплощало чьи-то мечты о светлом будущем.

Беатрис занесла кольцо над открытым ящиком, однако отпустить его все не решалась.

— Простите меня…

Несколько мгновений спустя девушка уже спешила обратно в ночь. Она направилась на север, к Евклид-авеню, и остановилась лишь раз, чтобы оглянуться на мерцающие в окне три свечи.

Такси высадило Беатрис под большой синей вывеской «Мотель Лансер». Девушка потянула на себя дверь из матового стекла и зашла внутрь. Бар был забит до отказа. В уши тут же ударили раскатистые звуки рояля и гомон голосов, а легкие наполнились густым табачным дымом. Ей захотелось раствориться в море лиц, однако ее светлая кожа и волосы выглядели здесь чем-то вроде маяка во тьме. Опустив голову, она пробралась вдоль задней стенки к барной стойке.

— Вы Макс не видели? — сквозь шум прокричала Беатрис мужчине, орудовавшему за пивными кранами.

— Кого? — проревел тот, сжимая меж зубов огрызок сигары.

— Максин Макдоннелл! Она здесь?

— Понятия не умею, о ком ты там толкуешь. Если хочешь здесь остаться, нужно что-нибудь заказать.

— Виски с содовой! — прокричала девушка и уселась на единственный свободный табурет.

К ней тут же повернулся какой-то тип в черной кожаной шляпе и расплылся в ухмылке. Его затуманенные глаза поблуждали по ее телу и остановились на норковой шубе тетушки.

— Ищешь кого, детка?

— Э-э, да. Макс. Максин Макдоннелл, — пропищала она.

— Да она вроде как срыла из города. — Он протянул руку и погладил мех. Беатрис отпрянула к стойке. — Откуда знаешь Макси?

— Она моя подруга. — Девушка встала, не собираясь больше здесь задерживаться, однако тип схватил ее за шубу.

— Ты чего такая стремительная? Мы еще не закончили.

— Оставь ее, Сэм, она со мной, — раздался вдруг у нее за спиной хриплый голос.

Это оказался Рамон. Беатрис ахнула от изумления и облегчения одновременно. Вовремя же подоспел охранник.

— Так-так, Рей-Рей. А ты, я гляжу, делаешь карьеру. — Тип в шляпе подался к Беатрис, потом выпустил дым прямо в лицо Рамону и, оскалившись, продемонстрировал золотой зуб.

Охранник расправил плечи и протянул девушке руку, она ухватилась за его лапищу и слезла с табурета. Обладатель шляпы уставился на Рамона безжизненным взглядом, но в конце концов отцепился от шубы.

Рамон вывел Беатрис из бара в пустынный переулок, сердито отбросил ее руку и схватил девушку за плечи.

— Какого черта ты сюда приперлась? Ты знаешь, с кем сейчас разговаривала? Да ты знаешь, что была в шаге от освоения новой профессии?

Она прислонилась спиной к кирпичной стене и медленно покачала головой.

— Ма… Макс оставила мне записку.

— Вот как? — Рамон отпустил ее. — И что она сказала? Она в порядке?

— Не знаю. Я нашла ее записку в квартире своей тети. В ней говорилось, чтобы я смывалась и еще что-то про «Лансер»… — Она осеклась, все еще в ужасе от мысли, что могло бы случиться, не подоспей вовремя Рамон.

— Девка совсем спятила! — возопил охранник к темному небу без единой звездочки. — Чем она, черт побери, думала? Все это дерьмо зашло слишком далеко!

— Что зашло слишком далеко? Чем она занималась? — закричала Беатрис в ответ. — В банке говорят, будто она вламывалась в здание и спала там. Наверное, нашли мои вещи, не знаю, правда, как. И еще говорят, что она воровала. На нее натравили ФБР! А ее брат говорит, что ничем помочь ей не может и что никто ей не поверит!

Рамон лишь молча глазел на нее, и это распалило девушку еще больше.

— Я-то думала, мы с ней подруги, а она взяла и послала меня сюда, чтобы ко мне приставали всякие… Сутенеры? Ведь тот мужик в шляпе и был сутенером, да? А откуда он знает Макс? А тебя, кстати, откуда? Ты тоже типа сутенера, что ли? — Беатрис совершенно не волновало, заденут ее слова Рамона или нет. То обстоятельство, что он вдруг появился невесть откуда, внезапно показалось ей слишком уж удачным, чтобы быть простым совпадением.

— Слушай-ка, да ты же ничего не знаешь, так ведь? Наверное, потому-то она тебя и выбрала.

Девушка так и раскрыла рот. И тут же закрыла, прежде чем из него хлынул поток вопросов. Она сунула продрогшие руки в карманы и сжала в кулачке мастер-ключ от хранилища. Макс велела ей не искать ответов. И сказала, что сама придет за ключом, когда все закончится. А потом взяла и отправила ее в «Лансер» этим лихорадочным посланием на зеркале. Либо что-то пошло не так, либо Макс не считала ее такой дурой.

— А ты сам-то что здесь делаешь? — требовательно вопросила Беатрис.

Рамон закурил сигарету и кивнул на бар.

— Когда-то мы здесь встречались. И если дела у нее складывались хреново, она меня здесь и находила. Вообще-то Макс вечно влипала в какие-нибудь неприятности. Наверное, как раз потому, что сует свой нос в места вроде этого. Но я все надеюсь, что она снова сюда заглянет.

— И что?

— Да пока ничего. Но она зачем-то прислала сюда тебя. Может, считает, что нам следует поговорить. Знаешь, ты похожа на нее даже больше, чем я себе представлял. Кроме нее да тебя, здесь в одиночку не появлялась ни одна другая белая девушка.

Беатрис оставалось только теряться в догадках, оскорбление это или же комплимент.

— И о чем, по-твоему, нам следует поговорить?

Рамон уставился на торец заброшенного здания, нависшего над переулком, и затянулся.

— Хотел бы я знать. Она перестала обсуждать со мной все эти дела и исчезла. Только и велела, что держать ухо востро. Ну я и наблюдал, черт, и все равно мало что понимаю. Взять хотя бы все эти усиленные меры безопасности. Охрана-то удвоена, но по ночам там больше никто не дежурит. Установили всякие мудреные камеры, вот только половину времени они отключены! А хранилище и вовсе то и дело оставляют открытым. Да они чуть ли не умоляют, чтобы их ограбили!

— И как, ограбили? Макс возвращалась в банк?

— Пока поджидаю. Если девка мне попадется, буду трясти ее, пока руки не отвалятся. Сбежала и теперь вот по уши в дерьме. А я ведь предупреждал ее, да разве она станет слушать. — Охранник раздраженно отбросил окурок. — Может, поэтому-то она и не хочет со мной встречаться…

Значит, Макс избегает Тони и Рамона. Не хочет втягивать их в эту историю. Беатрис сглотнула ком в горле. Вот только для нее — после ключа, разгрома квартиры тетушки, слежки за больницей и следствия ФБР — уже слишком поздно пытаться остаться в стороне.

— А как они нашли мой чемодан? — Ведь она всегда запирала его и другие свои вещи в кладовке на одиннадцатом этаже.

— Да вряд ли его нашли.

— Но мне сказали, что обнаружены улики.

— Улика может много чего означать, особенно у белого. Я-то все наблюдаю за ними, и, кажется, они на грани отчаяния.

И за ней Рамон тоже наблюдал, осознала Беатрис. Может, он следил за ней до Маленькой Италии. А потом до «Лансера». Может, просто надеялся, что она выведет его на Макс. В конце концов, что ей вообще известно о Рамоне, помимо его связей с гангстерами и сутенерами и работы охранником в банке? Доверять ему или Макс больше нельзя. Хватит!

— Мне надо идти. Спасибо, Рамон, что выручил меня в баре. Если встретишь когда-нибудь Макс… попрощайся с ней за меня.

— Эй, и куда это ты собралась? Слушай, отсюда нельзя просто так пойти домой. Ты хоть понимаешь, где находишься?

Девушка закусила губу.

— Да тут наверняка поблизости автобусная остановка.

— Черта едва! Давай вызову тебе такси. — Охранник схватил ее под руку и повел назад в бар.

— Я больше не пойду туда! — Беатрис вырвалась и оглядела пустую улицу.

— Ты же со мной.

— Нет! Я останусь здесь. Спрячусь в переулке, обещаю.

Рамон покачал головой и направился ко входу, бросив на ходу:

— Околеешь ведь здесь.

Девушка дождалась, когда он исчезнет за углом, потом развернулась и с готовым выпрыгнуть из груди сердцем рванула в темень переулка, прочь от Рамона и проклятого «Лансера».

Через одиннадцать кварталов Беатрис позволила себе остановиться и перевести дыхание. Она оказалась на Честер-авеню, в двадцати пяти кварталах к востоку от банка. Морозный воздух обжигал ей легкие и щипал руки и ноги. Такси, как на зло, не было видно. Девушка укрылась в тени между двумя фонарями и оглядела улицу в надежде увидеть фары автобуса, такси, да чего угодно. Рамон или кто другой ее не преследовал.

Так ничего и не дождавшись, она подняла чемоданчик и двинулась дальше. Вдоль тротуара выстроились заброшенные здания вперемешку с сеточными заборами. Мимо разбитой витрины универсама она на всякий случай пробежала. Пол внутри пустующего магазина усеивали осколки стекла. В этой части города работающие магазины или рестораны вообще не встречались, даже машин не было, лишь один за другим тянулись заколоченные досками дома. Беатрис снова остановилась передохнуть перед вереницей словно бы переживших бомбежку одноквартирных домов и затряслась от холода.

Ближе к Паблик-сквер шансы поймать такси или отыскать какое-нибудь теплое место, чтобы отогреться, представлялись более реалистичными, и она уже стала мечтать о фойе «Гостиницы Стоуффера», о широкой и мягкой кровати в номере с видом на унылый проулок. И вдруг до Беатрис дошло: у нее же практически ни на что нет денег. После ночевки в гостинице у нее осталось всего пять долларов наличными, а все остальные средства хранились на банковском счете. Удирая в панике с работы, она совершенно позабыла снять деньги. Ну как можно быть такой дурой?

Разгулявшийся по пустынной улице холодный ветер пробирал даже через шубу. Стуча по теряющим чувствительность ногам чемоданчиком, девушка направилась по Честер-авеню в сторону высоток.

Через двадцать кварталов ей уже казалось, что ее кожа на окоченевших руках содрана дисковой пилой. Пальцы на ногах совсем онемели, и она едва могла идти. Какое-то время она еще удерживала чемоданчик горящими ладонями, но в конце концов выронила его на тротуар. Девушка скрючилась, пытаясь хоть как-то согреться. Это кара Божья! Не надо было ей убегать. Теперь она чуть ли не надеялась увидеть за спиной Рамона, потрясающего кулаком, вот только она уже слишком удалилась оттуда, да к тому же забрала на север. Ему ни за что не отыскать ее. И по-прежнему ни одной машины в поле видимости.

Беатрис обвела взглядом улицу. Казалось, даже глаза постепенно превращались в ледышки. Здания вокруг, однако, уже заметно выросли. Первый кливлендский банк находился всего в шести кварталах. Хоть это и было последнее место, куда ей хотелось идти, но выбора у нее не оставалось. Тут девушка заметила над головой незажженную вывеску. Погасшие лампочки складывались в название «Театр штата», и она вспомнила, что табличка с таким названием попадалась ей на стене туннеля.

Слева от входа темнел проулок. Беатрис поволокла чемоданчик в узкий проход между домами, отчаянно высматривая дверь, крышку люка — все что угодно, лишь бы добраться до тепла. Стуча зубами, проковыляла мимо заснеженных мусорных баков, и уже всерьез подумывала, не укрыться ли в одном из них от ветра, как вдруг заметила что-то в конце проулка. За водозаборной колонкой притаился сарайчик с дверью, очень походивший на вход в подземелье за «Гостиницей Стоуффера». Девушка достала из сумки ключи Макс, но ее онемевшие пальцы не удержали ледяной металл, и связка упала в снег.

Беатрис присела на корточки и принялась нашаривать ключи среди лезвий льда. Вдруг краем глаза она заметила какое-то движение. На тротуаре шагах в пятидесяти от нее остановилась какая-то пошатывающаяся крупная фигура в куртке с капюшоном и затем двинулась в ее сторону! Беатрис охнула — и связка наконец-то отыскалась в сугробе. Пока она пыталась засунуть ключ в замок, остальные громко звенели в непослушных пальцах. Ключ не подошел. Девушка взялась за следующий, но замерзший металл прилип к намокшей коже, и ей даже не удавалось отделить ключ от других. Фигура, меж тем, продолжала двигаться на нее.

Беатрис сдавленно вскрикнула и обеими саднящими руками все-таки всунула ключ в замок. Дверь милосердно распахнулась, и девушка бросилась внутрь.

В помещении было темно, хоть глаз выколи. Она захлопнула за собой дверь и привалилась к ней спиной. В тепле отмороженные пальцы рук и ног заболели еще больше, в них словно впились миллионы крохотных кинжалов. Беатрис стала дышать на руки. Внезапно дверь сотряс оглушительный удар. С визгом девушка отскочила от нее и свалилась на что-то большое и железное, выронив сумку. Загремела дверная ручка.

— Убирайся, — прохныкала Беатрис.

Бах! Бах! И затем шум прекратился.

Затаив дыхание, она прислушивалась, пока не убедилась, что тип в капюшоне сдался и ушел. Медленно поднялась с железного ящика, на который упала, и пошарила вокруг по влажной земле в поисках сумки. И только тогда до нее дошло, что чемоданчик остался в сугробе за дверью.

— О нет! — всхлипнула Беатрис, обернувшись к двери. Вот только она ни за что на свете не откроет ее снова. Да и все равно тот бродяга наверняка уволок ее пожитки с собой.

Из-под двери пробивалась узкая полоска света. Когда глаза немного привыкли к темноте, девушка разглядела на полу что-то громоздкое. Люк. Она нагнулась и нащупала ручку. Потом откинула крышку, уже зная наверняка, что найдет под ней. И там действительно оказалась лестница.

Беатрис вслепую нашаривала путь по туннелю. Тьма поглотила ее целиком. Сюда не проникал даже тусклый свет из-под двери. И у нее не оказалось при себе ни фонарика, ни спичек — совсем ничего. Но это не имело значения. Здесь было тепло, и она наконец-то укрылась от мира наверху. И ей вдруг так захотелось прилечь, что даже совершенно не заботило, что придется довольствоваться бетонным ложем. Девушка присела и ощупала пол, оказавшийся очень сырым. Где-то впереди упала капля воды. Потом еще одна. Она неспешно двинулась на звук, выставив вперед руки.

Беатрис осторожно продвигалась по туннелю, и постепенно боль в пальцах утихла. После пяти минут путешествия в кромешной тьме она даже не осознавала, открыты или закрыты у нее глаза. В бесконечной черноте собственное дыхание звучало все громче и громче, пока не стало совсем оглушительным. Тем временем звук капель вывел ее к развилке. Девушка взяла вправо и снова продолжила путь по узкому проходу, то и дело ощупывая пол в надежде отыскать сухое местечко для ночлега. В конце концов она совершенно перестала понимать, как далеко забралась.

Ее начала охватывать паника. Она не знала, где находится, ничего не видела. В конце концов она просто заблудится в лабиринте тьмы и уже никогда не выберется наружу. Кровь оглушительно застучала в ушах, от учащенного дыхания горло сдавили спазмы. Беатрис неистово втянула в себя воздух и подавила готовый вырваться вопль. Она тонула в море черноты. Она погребена заживо! Девушка двинулась вперед, уже и не думая прикрывать лицо руками. Наружу! Надо выбраться наружу!

Она уже почти сорвалась на бег, как вдруг обо что-то споткнулась и с криком приземлилась на колени. Чулки тут же намокли в зловонной воде. В нос ей ударила вонь гниющей листвы в застоявшемся воздухе. Беатрис принялась шарить по бетонному полу в поисках оброненной сумки. Пальцы ощущали холод и сырость, как вдруг наткнулись на что-то теплое и мягкое. Это была рука.