Четверг, 23 ноября 1978 года
Беатрис уже собиралась отправиться в закусочную Дорис, как вдруг в дверь постучали. Она так и застыла. Гости к ним еще ни разу не наведывались.
— Кто… Кто там? — спросила она и отпрянула. Взгляд ее заметался по квартире и остановился на кухонном ноже.
— Это Макс.
Беатрис бросилась к глазку. И вправду, на площадке, нетерпеливо постукивая ногой, стояла ее подруга.
— Макс! Что ты здесь делаешь? То есть, как ты меня нашла?
— Тебя найти проще простого, малышка. Давай открывай.
— Но… — Беатрис осеклась и нахмурилась. Макс ни разу ее не провожала, а на работе домашний адрес записан ложный. Беатрис отперла дверь.
— Бастинда-то дома? — Макс протолкнулась в квартиру.
— Нет, она на работе.
— Милое местечко.
— Спасибо. Здесь не очень-то просторно, но… — Беатрис оглядела крохотную двухкомнатную квартирку, которую называла домом, но так и не смогла перечислить ее достоинства.
— Эй, ты в этом и пойдешь, что ли? — вдруг возмутилась Макс.
Беатрис глянула на свои расклешенные джинсы и рубашку не по размеру, завязанную узлом на талии, и пожала плечами.
— А что не так?
— Ты вроде как собиралась на празднование Дня благодарения, забыла?
Беатрис посмотрела на часы. Времени было всего половина первого.
— А не слишком рано?
— В моей семье празднество начинается в час. Если не начнем пораньше, то никогда и не закончим, — рассмеялась Макс.
Беатрис поколебалась, помня о необходимости навестить Дорис. Вообще-то, она может заглянуть к ней и по пути домой.
— Ладно. И что же мне надеть?
Часом позже они уже подходили к дому Макдоннеллов в Лейквуде — рабочем пригороде к западу от Кливленда. К дому было пристроено огромное крыльцо, на одной стороне которого стояли качели, а на другой — два кресла-качалки. Каменные ступеньки основательно стерлись от бесконечного хождения по ним. Макс распахнула дверь, и крыльцо тут же огласилось гомоном толпы внутри. Домик до отказа наполняли люди, а также теплый аромат индюшачьего жира и печеной тыквы.
Макс потащила Беатрис в самую гущу гостей. Имена и лица так и замелькали — Рода, Рики, Мэри, Тимми, Шон, Патрик. Макс скороговоркой представляла гостей, и после первых десяти Беатрис уже и запоминать перестала. Каждое новое лицо просто возникало перед ней. Ей кивали и улыбались. Среди леса ног многочисленных гостей, заполнявших длинную и узкую гостиную, туда-сюда шныряли детишки. На коленях укачивали орущих младенцев. Макс вела Беатрис все глубже в дом, пока они не оказались на кухне.
Длинный кухонный стол из конца в конец был уставлен жаровнями и обернутыми в фольгу кастрюлями, возле раковины возвышалась полуметровая стопка бумажных тарелок. Над готовкой хлопотали две женщины.
— Для поваров мест больше нет! — не поднимая голову, весело пропела женщина постарше.
— Привет, мам. Хочу тебя кое с кем познакомить.
Мать Максин оторвалась от огромной кастрюли. Годы заметно отпечатались на ее худом и изможденном лице, однако голубые глаза поразительно напоминали глаза дочери. Седеющие волосы она собирала в пучок, как частенько делала и Макс. В фартуке и жемчужном ожерелье она словно бы сошла с обложки какого-нибудь журнала по домоводству пятидесятых годов.
— Ты, должно быть, Беатрис. Макс все уши о тебе прожужжала. Меня зовут Эвелин Макдоннелл.
— Рада познакомиться с вами, — застенчиво произнесла девушка, пожимая перепачканную мукой руку женщины.
— Привет, Беатрис! А я — Дарлин. — Рубашка навыпуск второй женщины была чем-то испачкана (пятна имели явно кулинарное происхождение), а рыжая шевелюра Дарлин, казалось, никогда не знала расчески.
— Привет! — Беатрис помахала в ответ и сказала, обращаясь к обеим женщинам: — Спасибо огромное за приглашение на обед.
— Всегда рады тебя видеть, дорогая! — просияла Эвелин.
Беатрис дивилась бесконечным рядам еды на столе и безмятежной улыбке матери Макс, неустанно то помешивавшей варево в кастрюлях, то достававшей противни из духовки.
— Максин, будь так добра, скажи всем, что через десять минут садимся за стол. И позови отца, чтоб нарезал птицу.
— Подожди здесь, — велела Макс подруге и исчезла в толпе.
Беатрис стояла в углу, не зная, куда деть руки. На маленькой квадратной кухне и сесть-то было негде. Эвелин меж тем извлекла из духовки нечто, смахивающее на доисторического пернатого хищника, и водрузила его на разделочный столик посреди кухни. Такой огромной индейки Беатрис в жизни не видывала, и ей даже показалось невероятным, что хрупкая женщина вообще смогла ее поднять.
— Может, вам чем-нибудь помочь? — спросила наконец она, смущаясь собственной бесполезности посреди кипучей деятельности.
— И думать не смей! Ты гостья в нашем доме. Просто я рада наконец-то познакомиться с подругой Максин.
— Ага, а то она обычно только и якшается что со стариками, — фыркнула сестра Макс.
Эвелин прищурилась.
— Дарлин, дорогуша, принеси-ка ты еще салфеток из погреба.
Та хотела было возразить, но передумала и с изяществом многотонного грузовика покинула кухню.
— Ты уж прости Дарлин, — махнула Эвелин прихваткой. — Она всегда немного завидовала сестре.
Беатрис лишь улыбнулась, не придав значения происшествию.
— Макс замечательная подруга. Она очень помогла мне освоиться в банке.
— Ну она там уже довольно долго работает, — кивнула Эвелин, накрывая гигантскую индейку фольгой. Затем женщина повернулась, чтобы достать из ящика разделочный набор. — Я лишь надеюсь, что со всеми этими обвинениями разберутся. Подумать только, такой скандал!
— Скандал?
Эвелин кивнула, принявшись затачивать разделочный нож.
— Ну что это за банк, который как следует не хранит документацию по депозитным ячейкам? Это же ненормально. Им еще здорово повезет, если не вмешается полиция.
При слове «полиция» Беатрис так и остолбенела.
— Тут кто-то меня поминает? — осведомился чей-то басок.
На кухню, приплясывая, вошел молодой человек.
— Ах, Энтони, ну что ты за ребенок, — добродушно проворчала Эвелин.
Вновь пришедший нагнулся и чмокнул женщину в макушку.
— Привет, мам! А кто твоя подружка? — Он повернулся к Беатрис. Широкие плечи, квадратная челюсть и густые нависающие брови Энтони сильно контрастировали с мальчишескими голубыми глазами и ямочками на щеках.
— Это Беатрис, — представила девушку Эвелин, вытирая тряпицей нож. — Она работает с Макс в банке. Мы как раз говорили о той бредовой каше, что они пытаются расхлебать.
— Тони, ты уже изводишь мою подругу? — набросилась на брата появившаяся на пороге Макс.
Тони расплылся в улыбке и обернулся.
— Для вас — детектив Энтони Макдоннелл!
— Не обращай на него внимания, Беатрис. Он стал совершенно невыносим, с тех пор как в прошлом году выслужился до детектива. Ма, папы нигде нет, но народ уже ропщет.
— Ах, наверняка ведь курит в гараже. Пойду приведу его. Энтони, начни-ка пока разделывать эту зверюгу.
Макс потащила Беатрис из кухни.
— Пойдем подышим воздухом.
Они пробились через толпу в гостиной и вышли на крыльцо. Где-то по пути Макс ухитрилась перехватить два коктейля. Она вручила один подруге, плюхнулась на качели и закурила сигарету.
— У тебя очень милая мама, — начала Беатрис.
— Да, она у меня потрясающая. Понятия не имею, как она со всем этим справляется. Вряд ли я бы так смогла. Черт, да у меня и желания-то такого нет.
— Ну да. — Беатрис повернулась к окну. Там какая-то зареванная маленькая девочка дергала свою мать за волосы. — Слушай, а что это за скандал в банке, про который говорила твоя мама?
Макс вынула сигарету изо рта и вскинула брови:
— Не поняла. А что она такого сказала?
Беатрис повторила слова Эвелин о депозитных ячейках и полиции, стараясь при этом не выглядеть так, будто мистер Халлоран поручил ей шпионить за подругой.
— О боже! — Макс рассерженно замотала головой. Потом осушила коктейль и снова закурила. — Ну что за идиотка моя мамаша! Нет никакого мошенничества и полицейского расследования. Просто банк потерял кое-какие записи, и я помогаю их восстанавливать.
— Это и есть то спецзадание, над которым ты работаешь по поручению мистера Томпсона?
Макс помолчала, внимательно изучая лицо подруги.
— Ну да. Несколько лет назад я приняла звонок одной взбешенной клиентки. Дело обстояло так, будто банк потерял ее ячейку. Я рассказала мистеру Томпсону, и он велел мне заняться этой проблемой. Вся история держалась в секрете, потому что Билл не хотел всяких сплетен в офисе.
Беатрис кивнула, хотя история Макс и показалась ей полной бессмыслицей. Прежде всего, с чего это мистеру Халлорану беспокоиться о проверке депозитных ячеек? И почему матери Макс столько известно, коли дело секретное?
Макс заметила, что она хмурится, и вздохнула.
— Из-за того, что мне приходилось засиживаться в банке допоздна, мама перепугалась, будто у меня там с кем-то роман. Ну я и рассказала ей в общих чертах, чтобы она не упекла меня в монастырь. Так и убила бы ее за то, что не умеет держать язык за зубами. Ты-то умеешь хранить тайны? Билл уволит меня, если решит, что я треплюсь об этом на весь банк. А если я выполню это задание, то меня, может, даже и повысят.
— Конечно! — Беатрис не осмелилась взглянуть подруге в глаза.
Максин встала и швырнула окурок в кучу снега сбоку от крыльца. Взяла Беатрис под руку и сказала:
— Замечательно! А теперь пошли есть. Умираю с голоду!
Беатрис в жизни своей столько не ела. Три бокала вина и четыре смены блюд! Она всерьез начала опасаться, что у нее лопнет желудок. Под звон бокалов и серебряных приборов она узнала о розарии тети Мэй, повадках кошки сестры и — это за столом-то! — как племянник ходит на горшок. В конце концов у нее от улыбок заныли щеки, а от киваний — шея. Она шепнула Макс, что сейчас вернется, и выбралась из-за стола.
Чтобы достичь двери, ей пришлось пробраться мимо четырех забитых людьми столов. Холодный и безмолвный воздух на крыльце показался девушке сущим блаженством. Нужно как-то смотаться отсюда — естественно, с соблюдением приличий. Вся эта болтовня изрядно ее утомила. Да и Дорис наверняка уже скучает без нее в своей забегаловке. А ей о столь многом хотелось ее расспросить.
На качелях, сгорбившись, курил сигару брат Макс, Тони.
— Приятный вечерок.
— Да, приятный.
— Не желаете присесть?
— О, нет, спасибо. У меня такое ощущение, будто я просидела несколько часов.
— Как я вас понимаю, — ухмыльнулся он. — Впечатлен вашей храбростью — не каждый способен выстоять против целого клана Макдоннеллов. Ну и как вам?
— Да мне здесь очень нравится. — Беатрис через запотевшее окно поискала глазами Макс. Ее место пустовало.
— А знаете, Макси вас, похоже, очень любит. Обычно она не приводит друзей домой. — Тони затушил сигару о перила и поинтересовался: — У вас семья живет где-то неподалеку?
— Я живу с тетей в восточной части. И мне уже надо бы возвращаться. Тетя сегодня работает, и получится просто ужасно, если я не поздравлю ее с Днем благодарения.
— Хм, похоже, вы влипли. — У Тони снова прорезались ямочки на щеках. — Я хочу сказать, у мамы еще припасен десерт.
— О боже! Так не хочется показаться невежливой, — простонала Беатрис, впадая в отчаяние. Солнце уже садилось за домом.
— Не знаю, как вы, но в меня уже ни одного кусочка не влезет, — заявил Тони, похлопав себя по абсолютно плоскому животу. Он поднялся. — Как вам идея сбежать отсюда вместе?
— Что вы имеете в виду?
— Предоставьте это мне. — Он распахнул перед девушкой дверь и прошептал: — Говорить буду я.
Спустя пять минут Беатрис сидела в принадлежащем Тони «Форде ЛТД» без полицейских знаков и таращилась на тускло-красную лампочку аварийки на приборной панели. Макс было запротестовала против их ухода, но больше никто спорить с Тони не осмелился. Похоже, в семействе он обладал непререкаемым авторитетом. Беатрис отметила про себя, что хорошо бы извиниться перед Макс в понедельник.
Сквозь хлопья снега они пересекли извилистую реку. Под восьмидорожечным магнитофоном тихонько шипел сканер служебной радиосвязи. Тони явно забавляла зачарованность Беатрис, с которой она разглядывала приборную панель.
— Прежде не доводилось сидеть в полицейской машине?
Девушка покачала головой.
— А я вот частенько в них оказывался до поступления в полицию. Не можешь победить — присоединяйся, так ведь? — Его манера посмеиваться очень напоминала Макс. — Кстати, надеюсь, сестренка не навлекла на вас особых неприятностей в банке.
— Неприятностей? — нахмурилась Беатрис. — О чем вы?
— А, вечно она сует свой нос в чужие дела. Если б я выжил из ума, пожалуй, и поверил бы, что ей следовало стать детективом.
— Вы имеете в виду пропавшие записи? — как можно небрежнее осведомилась девушка.
— Это и миллион прочих интрижек. Ее хлебом не корми, дай только придумать конспирологическую теорию насчет богатых семейств и их связей с банком. Ведь у Первого кливлендского банка клиентов больше, чем у любого другого на всем северо-востоке Огайо. Так что можете гордиться, что работаете в нем. — Он свернул с автострады и взял на юг в направлении Маленькой Италии. — Вы живете на Мэйфилд, верно?
Она удивленно моргнула, осознав, что не называла Тони своего адреса.
— Хм-м, да. Макс сказала вам, где я живу?
— Не совсем. Скажем так, ваше местожительство обсуждалось.
— Обсуждалось?
— Макси озаботилась путаницей насчет вашего адреса в банке. Кстати, вас это тоже может заинтересовать. По-видимому, в ваше досье вкралась ошибка. Судя по записям, вы живете в ресторане или каком-то подобном месте.
Беатрис потрясенно уставилась на него. Ее ложь в трудовой анкете обнаружилась, причем разоблачила ее Макс.
— Я же сказал, она любительница совать нос в чужие дела. Она даже заставила меня проверить, не числится ли за вами чего в полиции. — Тони успокаивающе улыбнулся девушке. — Не волнуйтесь. У нас на вас ничего нет.
— А это вообще законно? Зачем ей это? — Беатрис чуть ли не сорвалась на визг.
— Да это открытая информация. Мне проще ее проверить, вот и все. Ну что я могу сказать в свое оправдание? Для младшей сестренки я всего лишь простачок, которым не грех и воспользоваться.
Девушка вся кипела от негодования, однако так и не нашлась, что сказать. Во время остановки на красном Тони повернулся к ней:
— Да не переживайте. Макс вправду вас любит. Да и чего вам скрывать?
Он похлопал ее по коленке, словно бы закрывая вопрос.
Беатрис выдавила из себя улыбку.
— Не могли бы вы высадить меня вон у той закусочной? Там моя тетя и работает.
Машина замедлила ход, и девушка попыталась успокоиться. Пожалуй, разнюхивание Макс и вправду безобидно. В конце концов, она ведь пригласила ее на празднование Дня благодарения. Ну такая вот она хлопотунья. Беатрис решила сменить тему.
— Так вы говорите, наш банк обслуживает самые богатые семейства города?
— Ага, от Карнеги до Рокфеллеров как будто все предпочитают Первый кливлендский банк. А если серьезно, в его совете директоров представлена чуть ли не половина наших благородных семейств: Бродингеры, Свиды, Матиасы, Вакерли, Халлораны…
О Рокфеллерах Беатрис, конечно же, слышала, но прочие фамилии ничего ей не говорили, исключая разве что Халлоранов.
— Поговаривают, что и семья Ковелли имеет свою долю в банке.
— Кто?
— Вы живете в Маленькой Италии и не слышали о Ковелли? — Тони удивленно приподнял бровь.
Девушка никак не отреагировала.
— Это последнее семейство в городе, все еще поддерживающее связи с Сицилией. Во всяком случае, так мы полагаем.
Беатрис кивнула, хотя и это ей тоже мало что говорило. Тони остановился у обочины перед закусочной, где ее тетушка пахала двойную смену. Он вышел из машины и сопроводил девушку до двери.
— Рад был познакомиться с вами, Беатрис. Если вам когда-нибудь понадобится моя помощь, звоните. — С этими словами детектив достал из кармана шерстяного пальто визитку и вручил ей.
Девушка прочла на ней: «Детектив Энтони Макдоннелл, Управление полиции Кливленда». Она терялась в догадках, предлагает ли он ей полицейскую защиту, или же просто флиртует. Тем не менее застенчиво отозвалась:
— Спасибо, детектив.
Он потрепал ее по подбородку.
— С Днем благодарения, Беатрис.
Полицейская машина без опознавательных знаков укатила прочь, оставляя колеи на заснеженной дороге, а Беатрис все смотрела ей вслед, сжимая в руке визитку детектива.
Окунувшись в провонявшую маслом разгоряченную атмосферу забегаловки, Беатрис огляделась в поисках Дорис. Из-за яркого освещения обстановка здесь казалась даже еще более обветшалой, чем была на самом деле. Там и сям за столиками сидели случайные посетители, в основном старики, поглощенные своим кофе с пирогом. Судя по всему, владелец свел обслуживающий персонал закусочной к минимуму. В задней части заведения возился лишь один повар, а по залу ковыляла с кофейником единственная официантка.
Беатрис помахала ей рукой.
— Привет, Глэдис. С Днем благодарения! А Дорис где?
— Ох, дорогая! — Пожилая женщина водрузила основательно почерневший кофейник на прилавок для завтраков. — Беатрис…
Улыбку с лица девушки как рукой сняло.
Глэдис взяла ее за руку и отвела в сторонку.
— Я все не могла с тобой связаться. Мне так жаль, но Дорис в больнице.
— Что? Что произошло? — Беатрис побледнела как полотно.
— Ах, милая. — Глэдис не переставая поглаживала девушку по руке. — Да никто толком и не понял, что произошло. Она была в полном порядке, а потом вдруг раз — и лежит на полу. «Скорая» увезла ее в Университетскую больницу. С ней сейчас Мик. Это случилось два часа назад.
Окончание скорбного рассказа Глэдис звучало для Беатрис уже словно бы откуда-то издалека. Она так и рухнула на табурет за прилавком для обедов.
— Давай-ка я вызову тебе такси до больницы, — все утешала ее старая официантка.
Должно быть, девушка кивнула, хотя сама она не стала бы за это ручаться. И она понятия не имела, сколько просидела, безучастно уставившись в пол, пока Глэдис не отвела ее к такси, заплатив водителю за дорогу до больницы. От ледяного воздуха за дверями закусочной у Беатрис защипало в глазах.
Она повернулась к Глэдис и насилу выдавила:
— Спасибо.
В отделении скорой помощи царил сущий бедлам. Свободных мест не было, и многие посетители просто ждали, прислонившись к стенкам. Где-то заходился криком младенец. Какая-то женщина придерживала обмотанное вокруг руки окровавленное полотенце, другой мужчина сидел, опустив голову меж колен. Чуть поодаль у стойки регистрации стояла очередь человек в пять. Беатрис ожидала разговора с медсестрой, совершенно не в силах смотреть по сторонам.
Когда она наконец оказалась у стойки, сестра что-то деловито записывала в планшете.
— Э-э, простите, я ищу Дорис Дэвис. Ее должны были привезти сюда на скорой.
— Ее госпитализировали? — спросила медсестра, не отрываясь от записей.
— Не знаю. Мне только и сказали, что ее повезли в отделение скорой помощи.
— Вам необходимо выяснить насчет госпитализации. За теми дверями, через два корпуса, — объяснила сестра, указав карандашом. — Следующий!
Беатрис хотела возмутиться, но ее вдруг начали душить слезы. Она отступила от стойки и бросилась прочь из приемной. На улице девушка прислонилась к фонарному столбу и дала волю рыданиям.
— Вы в порядке, мисс? — раздался чей-то голос.
Она даже не стала смотреть на участливого прохожего, просто отмахнулась и побрела по тротуару, утирая лицо трясущимися руками.
Дорис поместили в отделение реанимации. Женщина за стойкой направила Беатрис к лифтам. Она поднялась на пятый этаж и подошла к очередной стойке.
— М-мою тетю доставили к вам сегодня вечером на скорой помощи. Ей стало плохо на работе.
Ночная дежурная взглянула на покрасневшие глаза и расплывшуюся тушь Беатрис, и выражение ее лица чуть смягчилось.
— Как ее зовут?
— Дорис Дэвис.
— Одну минуту, я проверю. — Сестра ушла, оставив Беатрис одну в фойе отделения реанимации.
Откуда-то из-за стойки регистрации до девушки доносился приглушенный гул и пиканье аппаратов. В воздухе пахло чем-то вроде промышленного пылесоса и мочи. При мысли, что Дорис придется провести здесь всю ночь, ее замутило, и она рухнула в кресло и принялась раскачиваться вперед-назад. Потом стала тихонько напевать песенку: «Баю-бай… Засыпай… И не плачь, моя малютка… По утру к тебе придут… Расчудесные лошадки».
Это была колыбельная ее детства. Она не помнила, чтобы ей пели эту песенку, но иначе ведь и быть не могло. И она не помнила, во сколько лет она взяла в привычку напевать ее себе самой.
Наконец медсестра вернулась. Она что-то принесла — как оказалось, сумочку Дорис. Женщина положила ее на стойку и села на свое место. У Беатрис перехватило дыхание. Господи, Дорис умерла.
— У вашей тети инсульт.
Сумочка на стерильной стойке внезапно оказалась словно бы в другом конце туннеля, и девушка уносилась от него все дальше.
— Сейчас она в коме, — продолжала меж тем медсестра. — Доктор Маккаферти уже ушел домой, но завтра вы сможете с ним поговорить.
Кома… До Беатрис медленно дошел смысл слова. Она судорожно вздохнула. Значит, Дорис жива!
— Могу я увидеть ее?
Медсестра повела девушку по узкому коридору со стеклянными дверями по сторонам и приоткрыла последнюю справа. В палате на ослепительно белой простыне неподвижно лежала женщина. К ее ноздрям и вене на правой руке вели какие-то трубки. Беатрис с трудом узнала тело на каталке, но это определенно была Дорис. Она отшатнулась от двери и нетвердо двинулась назад в фойе, прикрывая рот рукой. Уже у самого лифта ее окликнула медсестра:
— Подождите! Сумочку не забудьте. — Женщина протянула Беатрис коричневую сумку. — Мы не рекомендуем оставлять подобные личные вещи в больнице. Мы не несем ответственности за их сохранность.
Сжимая сумочку, девушка в одиночестве побрела прочь. От больницы до дома было с километр пути, и от холодного пронизывающего ветра на холме не спасало даже пальто, но она едва ли что ощущала. Наконец Беатрис оказалась в квартире, где тут же рухнула на диван. Сумочка Дорис из мягкой потертой кожи так и оставалась у нее в руках.
Девушка обвела взглядом комнату. И что теперь? Что ей теперь делать? Она бросила сумочку на журнальный столик перед собой, но неудачно, и та упала на пол, рассыпав по полу содержимое — семь долларов, щетку для волос, всю в седых волосах, да помятую полупустую пачку ментоловых сигарет. Беатрис поднесла ее к носу и вдохнула аромат. Глаза у нее вновь наполнились слезами.
Она бережно взяла связку ключей тетушки и стала баюкать ее на ладони, словно это была рука Дорис. В больнице-то она к ней так и не прикоснулась. Просто взяла и удрала.
Беатрис до боли стиснула связку в руке. Потом принялась механически перебирать ключи. Вот ключ от квартиры, а вот от прачечной в подвале. Еще один, должно быть, от закусочной. Но вот последний ключ показался ей необычным. Он был значительно меньше и позамысловатей остальных. Вдобавок выглядел гораздо старее. Девушка перевернула его и увидела на нем номер — 547. Беатрис созерцала его, пока у нее не сомкнулись распухшие веки и она не погрузилась в сон.
В понедельник Беатрис явилась в бюро, по-прежнему пребывая в ступоре. Доктор что-то долго ей объяснял, упоминая лопнувшие кровеносные сосуды, курение и просто невезение, но из всего этого она только и уяснила, что Дорис может так и не выйти из комы.
— Ну и видок у тебя! — притворно набросилась на нее Макс. — Небось напилась вчера вечером, а?
Беатрис же боялась даже слово произнести. Ее душили слезы, но плакать здесь, в секретарском бюро банка, было нельзя. Она не могла позволить себе потерять работу, особенно сейчас. Теперь по всем счетам, за аренду и еду платить придется ей самой. Одной. По щеке у нее все-таки пробежала слезинка.
— Так, жди меня в туалете. Давай, пошла, — скомандовала Макс.
Беатрис безропотно подчинилась. Она кое-как добралась до кабинки и уселась на унитаз. Она даже не помнила, когда в последний раз ела.
В уборную ворвалась Макс.
— Эй, ну так что с тобой стряслось?
— Тетя в больнице. У нее инсульт. Я… Я не хочу говорить об этом.
— Когда это произошло?
— В День благодарения. Я узнала об этом, после того как меня увез твой брат.
— Ах, боже ж ты мой! Мне так жаль. Я могу тебе чем-нибудь помочь?
Лицо Макс выражало искреннее участие, и одного этого оказалось достаточно, чтобы Беатрис разразилась рыданиями. С того момента, как она узнала о несчастье с тетушкой, ее подруга была первой, кто предложил ей помощь. От медсестер так и веяло холодом. Доктор говорил о Дорис, словно о разбитом автомобиле. Она спрятала лицо в ладонях.
Макс сунула ей обрывок туалетной бумаги вытереть слезы.
— Надо вытащить тебя отсюда. Спускайся пока в фойе. Я буду там через пять минут.
— А как же…
— Каннингем я беру на себя. В таком виде она тебя видеть не должна. Давай, иди.
Беатрис кивнула. Она нетвердо поднялась и мельком увидела в зеркале свою красную распухшую физиономию. Макс права. Возвращаться в бюро ей нельзя.
Пять минут спустя ее подруга с ухмылкой вышла из лифта.
— Манданингем сегодня само великодушие. Мы обе получили выходной, чтобы помочь тебе совладать с семейной трагедией. Черт, она сама чуть не расплакалась. Как насчет выпить? Тебе явно не помешало бы.
Беатрис было совершенно все равно, куда идти — главное, она больше не одна. Вместе подруги отправились в бар.
Кармайкл возился за стойкой, готовясь к новому рабочему дню, когда Макс забарабанила в стеклянную дверь. Та была заперта, поскольку официально «Театральный гриль» открывался только в одиннадцать.
— Красавицы! — пропел бармен из-за двери. — Чем могу помочь?
— Кармайкл, давай открывай! У нас экстренный случай! — завопила Макс.
— Но ты же знаешь, что я не могу обслужить вас до открытия. Иначе полиция устроит мне развеселую жизнь.
— Мои брат и отец настаивают, — Макс оттолкнула Кармайкла и ворвалась внутрь. — Принеси-ка нам два джина с лимоном!
Приведенный аргумент заставил Кармайкла задуматься, и в итоге он сдался, отправившись готовить выпивку. Макс усадила Беатрис в кабинке.
— Ну рассказывай все по порядку.
Тут подоспел и бармен с заказом, и Макс подвинула коктейль подруге. Беатрис не заставила себя упрашивать и принялась жадно втягивать напиток. Джин ожег ей глотку, и она судорожно схватила ртом воздух, но затем глотнула еще. А потом принялась изливать свою незатейливую печальную историю, начиная с поездки с Тони и заканчивая пикающими аппаратами в больнице. Макс внимательно слушала, время от времени протягивая ей салфетки.
— После этого мне велели забрать сумочку тети, потому что оставлять ее в больнице небезопасно. За сумочку, значит, они не отвечают, а я ведь там человека оставляла. Сумочку разве можно сравнивать с… человеком. — Беатрис зашмыгала носом, и из глаз у нее вновь хлынули слезы.
— Ну конечно нельзя. — Макс погладила ее по руке. Она допила коктейль и махнула Кармайклу повторить. — И как, нашлось там что-нибудь интересное?
— Где?
— Да в сумочке, — ухмыльнулась Макс.
Беатрис недоверчиво уставилась на нее. Вопрос показался ей совершенно неуместным и даже издевательским, но, похоже, именно такой реакции от нее и добивалась подруга. После целого часа беспрестанных рыданий она наконец-то слабо улыбнулась.
— А знаешь, я ведь и вправду нашла там кое-что интересное. — Девушка выложила на стол связку ключей Дорис. — Вот этот ключ какой-то странный.
— Так это ключ от депозитной ячейки.
— Откуда ты знаешь? — Беатрис снова принялась рассматривать находку.
— На нем указан номер ячейки, причем из нашего же банка. Видишь, тут написано: «Первый кливлендский банк».
— Интересно, зачем тете Дорис понадобилась депозитная ячейка? — Беатрис прищурилась и перечитала крошечную выгравированную надпись. На самом деле, больше ее интересовало, связан ли как-то этот ключ с загадочными письмами, что она обнаружила в нижнем ящике комода тетушки.
— О, ты не поверишь, что только люди в них не хранят. Деньги, драгоценности, документы, да все что угодно.
— А какие документы? — Беатрис представлялось невероятным, чтобы у тетушки имелись деньги или драгоценности.
— Ну не знаю. Завещания, свидетельства о рождении, договоры, истории болезней и тому подобное. — Макс пожала плечами. — Со всем этим я и возилась по заданию Билла, ты же знаешь.
Но Беатрис лишь покачала головой. На самом-то деле знала она так мало.
Макс закурила очередную сигарету.
— Ох уж эти депозитные ячейки. Владельцы перестают за них платить. Просто забывают о них, или заболевают, а то и вовсе умирают, а банку одни проблемы от их добра.
— И как тогда банк поступает?
— Ну, согласно закону, он обязан обслуживать ячейки еще пять лет, и если после этого никто на содержимое не претендует, его необходимо передать властям штата.
— А власти что делают с этими вещами?
— Да продают и оставляют себе деньги. Они тоже должны вести учет на случай, если вдруг объявится какая родня, но вряд ли от них стоит этого ожидать. По сути, они занимаются грабежом!
— Но это же ужасно! — Беатрис вытерла нос салфеткой. — А если до людей дойдет, что случилось, и они захотят получить свои вещи обратно?
— Именно это и произошло несколько лет назад! — возмущенно подхватила Макс. — Года четыре, наверное. Мне на линию позвонила та старушка. Хотела знать, что стряслось с детскими ботиночками ее сына и кучей прочего барахла. Я целую вечность вытягивала из Билла ответ. И когда я в конце концов объяснила этой леди, что ее имущество штат наверняка выбросил на помойку, она совсем слетела с катушек. Через несколько недель приперлась в банк и стала угрожать, что закроет нас. Утверждала, мол, власти штата Огайо и слыхом не слыхивали о ее ячейке. Хотела натравить на нас газеты. Это надо было видеть! Как она заходилась в кабинете Билла, было слышно даже в нашем бюро!
— И чем все закончилось?
— А ничем, — ответила Макс, помешивая коктейль красной соломинкой. — Старушка больше не возвращалась. Ну а мне стало любопытно, и я решила ее разыскать.
Беатрис ожидала продолжения, но подруга все молчала, так что ей пришлось спросить самой:
— И как, нашла?
— Она погибла. Ее сбила машина. — Макс выпустила дым. — И знаешь, в этой истории что-то было не так. Несчастный случай произошел чуть ли не через два дня после ее визита в банк. В общем, как-то странно это выглядело. Я рассказала обо всем Тони и попыталась заставить его начать расследование. Какое там! Я ведь для него всегда только и была, что чокнутой. Впрочем, он все равно тогда еще не получил детектива.
— Что? Ты думаешь, будто банк как-то причастен к ее смерти? — Беатрис понизила голос почти до шепота, хотя в баре никого и не было. Макс пожала плечами и задумчиво покрутила прядь волос.
— Когда эта леди ушла, весь этаж словно вымер, так тихо стало. Потом засуетились, стали всякие совещания устраивать. В кабинете Билла заместители директора банка проторчали аж несколько часов. К концу дня он как будто на несколько лет постарел. А Тони считает, будто у меня разыгралось воображение.
— А Биллу ты о своих подозрениях рассказывала?
— Господи, нет, конечно же! Но вот кучу вопросов задавала. Он заявил, мол, я показала себя «инициативной». И на следующий день решил поставить меня на новый проект. С тех пор я и провожу ревизию индивидуальных банковских ячеек. — В ответ на непонимающий взгляд Беатрис Макс пояснила: — Ну обзваниваю владельцев, проверяю записи и всякое такое.
— Зачем же делать из этого тайну? По мне, так обычная работа.
— Билл говорит, будто секретность необходима, чтобы депозитный отдел не пронюхал о проверке. — Тут Макс помолчала и затем потише добавила: — Кроме того, время от времени я сталкиваюсь с пропажей тех или иных записей.
Беатрис кивнула. На День благодарения мать Максин упоминала о пропавшей документации. Ей было не избавиться от ощущения, что во всем этом как-то замешана Дорис. В первом найденном ею письме как раз и говорилось о депозитной ячейке. Потом ей вспомнились слова Тони о сестре: «Ей следовало стать детективом».
— А можно мне как-то узнать, что хранится в ячейке моей тети? — Девушка осознала, как прозвучали ее слова, и поспешила пояснить: — Я бы ничего оттуда не взяла, но вдруг там завещание… или что-нибудь ей необходимое.
— Нет. Законно никак нельзя. Пока она жива. — Макс помолчала и растянулась в ухмылке. — Но правила для того и правила, чтобы их нарушать.