За Геворкяна всерьез взялась подагра, и ему нравилось сидеть дома и греть, хотя это и противоречит всем медицинским предписаниям, кости у камина. Вика, не переносящая затворничества, поворчала, поворчала, но потом нашла выход.
— Я решила заняться собой, — сказала она, оглаживая бедра пополневшими руками, — я начинаю терять форму.
— Напротив! Ты ее обретаешь! Кавказ в лице одного из лучших своих представителей смотрит на тебя во все глаза и восхищается! — вскричал Геворкян, приложив руку к своей груди. — Наконец-то ты станешь похожа на настоящую женщину!
— Нет-нет, мне необходимо сбавить вес.
— Для этого ты завела себе тренера по теннису? Как же это бездарно, дорогуша, — укорил ее Генрих Наркисович. — Ах, милый мой Сапега, — он повернулся ко мне, — не питайте иллюзий! Женщины, все до единой, — создания низменные, своекорыстные, лживые. Умные люди им не верят. Женщина, — сделал он открытие, — женщина — это ухудшенный, по сравнению с мужчиной, вариант гомо сапиенс.
— Поэты слагают оды в честь женщин! — загорячилась Авдеева.
— Это лишь доказывает, что среди поэтов полно дураков, — безмятежно заметил Геворкян. — Поэты слагали и слагают в честь дам восторженные вирши, славя вымышленные женские добродетели и вознося до небес их несуществующие моральные достоинства. А на самом деле в каждой бабенции от дьявола стократ больше, чем от бога. Ах, эти женщины… Мужчины! не верьте им, они в одном ряду с аллигаторами, пауками, крысами и жабами. Вы скажете, а как же секс? Я отвечу словами лорда Честерфилда: удовольствие это быстротечное, поза нелепая, а расход окаянный.
— Циник! — выкрикнула Авдеева.
Геворкян, словно бодаясь, замотал головой и продолжил:
— Человек состоит из пороков и добродетелей. Это известно всем. Но в мужчине все это перемешано примерно поровну, так сказать, гармонично, женщина же целиком состоит из пороков. Всецело и всеобъемлюще! И главный порок, которым они завлекает нас, доверчивых и влюбчивых мужчин, это непредсказуемость. Никогда не знаешь, какой номер эта чертовка выкинет через мгновение.
— Прекрати, Генрих! Ты плохо знаешь женщин! — одернула его Авдеева. Лейбгусаров с одобрением посмотрел на жену.
— Если бы я плохо знал вашего брата, то не разводился бы семь раз, — пробурчал Геворкян.
— Потому и разводился, что плохо знал…
— Черт с тобой, может, ты и права, — неожиданно согласился он. — Наверно, я действительно плохо знаю женщин. Но что я усвоил хорошо, так это то, что все вы — смесь из великого и мелкого, из добродетелей и пороков, из благородства и низости. Самое характерное в женщинах — это непоследовательность.
«Эге-ге, — подумал я, — да этот мерзавец не так-то прост: цитирует Сомерсета Моэма!»
Геворкян вдруг повернулся к жене и стал в упор ее разглядывать.
— Он что, хорош собой, это твой тренер? — спросил он.
— Чудо мое! Тренера зовут Наташей! — смеясь, ответствовала Вика.
— Доиграешься, голуба, — пригрозил он, — возьму вот и поеду в свадебное путешествие один! Или с Цинкельштейном!
И тут Геворкян резко переменил тему разговора:
— Приснился мне тут сон. Будто мне двадцать лет. Моя родная Сретенка. Мама стоит на балконе второго этажа. Я бегу по двору, за мной гонится страшный мужик с топором. «Мама, не жди меня к обеду!» — успеваю я крикнуть. Мама спокойно отвечает: «Я все-таки подожду».
— Он тебя догнал? — с надеждой спросила Вика.
— Титаническим усилием воли я заставил себя проснуться. Если бы не это, ты была бы вдовой.
Что-то темное, мрачное мелькнуло в глазах Вики. Но заметил это только я. В хорошую же компанию я попал!