Глубокой ночью я вышел из дому. Моя цель — Млечный Путь. Я спустился к морю. На пляже ни души. Море манило к себе. У меня словно за спиной выросли крылья. Легкий ветер овевал лицо. Не раздеваясь, я вошел в воду.
Опять надо мной чернело чистое ночное небо. Мириады сверкающих, перемигивающихся звезд и звездочек. Луна вся в тусклом серебре, покойная и печальная.
Ночной отлив все дальше уносил меня в море. К утру вольюсь в мировой океан. Вольюсь и растворюсь. Жизнь обретала смысл. Жизнь переливалась в смерть. Смерть — в бессмертие.
Необходимые бумаги я подготовил. По достижении зрелости Илюша станет богат как Крёз. Впрочем, сейчас мне не до финансовых тонкостей: у меня на уме была моя жизнь, моя смерть и мое бессмертие. А Илюша преспокойно обойдется без своего безалаберного, эгоистичного и легкомысленного отца. Вряд ли он станет допытываться, откуда у его покойного папаши было столько денег. Уже через неделю я улетучусь из его памяти навсегда. Дети забывчивы. Они не помнят и не почитают своих отцов. По себе знаю.
Я чувствовал себя частью чего-то огромного, непостижимого, вечного. Я почти не прилагал никаких усилий, море работало за меня, волны подхватывали и уносили меня все дальше и дальше от берега. Я перевернулся и лег на спину. Увидел над верхушкой волны, как мелькнул и погас последний огонек на берегу, на верхнем этаже отеля, я остался наедине с самим собой и с чем-то, что неудержимо входило в меня.
В эти мгновения я любил все, что меня окружало. Звезды, небо, луну. Я почувствовал себя неизбывной частью вселенной. Я был морем. Я был небом. Я был соленым ветром, я растворялся в вечности, как когда-то во Флоренции, где много лет назад я едва не влюбился в девушку, дарившую мне за деньги свою любовь. Скоро я стану мерцающей звездочкой и закреплюсь на небосводе в виде нового космического объекта. Через год меня откроет очкастый астрофизик из Пулковской обсерватории и даст мне какое-то имя. Поскольку мне посчастливилось родиться под знаком Девы, скорее всего, мне просто присвоят номер.
Море было теплым, приветливым, обманчивым, опасным и ласковым. Хорошо в такой воде вены резать. Умирать будет легко и приятно. Но у меня с собой не было ни одного остро режущего предмета.
Одежда, намокнув, сковывала движения. Надо освободиться от нее. Не то пойду ко дну до того, как успею всласть напитаться радостями общения с вечностью. Снять рубашку было легко, труднее было с носками, и я едва не захлебнулся. Туфли я снял раньше, еще на берегу. Начал стягивать брюки, и тут что-то острое впилось мне в ладонь, я увидел в лунном свете, как вода вокруг меня окрасилась темным. Кровь. Прорвав мягкую и тонкую брючную ткань, из кармана на свет божий вылез подарок Илюши. Я ухватился зубами за край треугольного камня, поранил уголок губы, но не выпустил камня изо рта. Освободившимися руками стащил с себя брюки. Держаться на воде стало легче. Кровь из пораненной ладони продолжала сочиться. Боли я не чувствовал, но неожиданно появился страх, я знаю, что акулы чуют кровь в воде за много миль.
Отдышавшись, я вынул камень изо рта и принялся его рассматривать. Плоский, с острыми краями. Словно его заточило не время и приливы, а моя шершавая совесть. Теперь есть чем вены полосовать. Я еще раз посмотрел на камень. Загадочный глаз в центре. И тут глаз, отражая свет луны и звезд, узнаваемо блеснул.
Со стороны берега до меня долетел чей-то крик.
…Занимающаяся заря и гаснущие звезды, наверно, видели меня — человека с окровавленным ртом, который усиленно греб к берегу на крик и на свет, появившийся в верхних этажах отеля.
Я был уже метрах в двухстах от пляжа. Боковым зрением я увидел, как черная тень стремительно набежала, прорезала гребень волны и скользнула ко мне. Мне показалось, что я вижу два страшных спинных плавника. Обычно акулы-людоеды за риф, на мелководье, не заплывают. Но эта подлая тварь, видно, решила заплыть. Я бешено заработал руками и ногами. Но что-то надломилось во мне, и моя способность не срабатывала, я не ускорялся! Чудовище неторопливо подплывало ко мне, вот оно уже почти рядом, все ближе, ближе, ближе! Примеривается! Вот оно совсем близко! За что она возьмется в первую очередь? Откусит голову? Или ногу? От страха я закрыл глаза. Когда я все-таки решился их открыть, чтобы понять, на каком я свете, то увидел прямо перед собой, буквально в сантиметре от лица, добродушное рыло дельфина. Некоторое время мы рассматривали друг друга. Наконец дельфину это надоело, он громко фыркнул и, обдав меня облаком водяной пыли, пропал, ухнул в пучину.
Быстро светало. Небо, без единого облачка, золотилось на востоке, где медленно всходило солнце. Звезд становилось все меньше. Остались только те, что повисли в непроницаемой синеве над горизонтом, они мерцали, как далекие болотные огоньки, мерцали и одна за другой гасли.
Все бы хорошо, но силы покидали меня. Сердце билось из последних сил. Сердце мое, сердце мое, жизнь моя, сердце мое, не умирай, не умирай! Я перекрестил левую сторону груди.
На берегу стоял мальчик и, сложив ручки рупором, кричал, кричал, кричал… Слов не разобрать, но я знал, что он зовет меня. Рядом с ним я заметил двух женщин, одну полную и другую, похожую на ожившую статую, и чуть дальше мужчину, который стоял по грудь в воде и размахивал пузатой бутылкой.
Злобная, ревнивая мысль о том, что из этой бутылки будет пить кто-то другой, добавила мне решимости бороться. Глазастый камень, страх быть сожранным акулой, Библия, мысли о вечности, Млечный Путь, бездонное небо над головой, звезды… И бутылка. Все бросилось меня спасать. У меня хватило сил громко рассмеяться. Я сорвал с шеи цепочку с ключиком. Разжал ладонь…
Я опять перевернулся на спину. Луна меркла, истончалась, становясь серебристо-голубой и прозрачной. Небосклон бледнел, звезды тускнели и как бы тонули в густой синеве. Скоро их совсем не будет видно, их слизнет неумолимо надвигающийся день. Но ночью они опять воссияют на небосклоне. Небо от края до края заполнится хрустальным светом. Потом ночь сменится днем. Потом опять придет звездная ночь. И так будет всегда.